- Я ни для кого не опасен. Клянусь.

- Тебе же лучше, если это так, - слова Квинта пропитаны смертоносным ядом. – Мы наблюдаем за тобой. За каждым твоим шагом. За каждым твоим разговором с хозяином.

- Какие бы дела ни связывали тебя с Друсом, - подхватывает Квинт, - ты можешь обсуждать их во дворе.

- А если он зовет меня к себе? - спрашиваю я, вздрогнув, когда колено парфянина упирается мне в спину.

- Если он зовет тебя к себе, что ж, это его право, - отвечает Луций. - Но если ты сам побежишь к нему, то пожалеешь, что мы не свернули тебе шею сегодня.

- И запомни, - заканчивает Сикандар, - если ты дашь нам хотя бы повод подумать, что ты предал нас, и из-за этого кто-то из нас окажется в опасности, мы обеспечим тебе случайное падение с лестницы.

Он сильнее вжимает колено мне в спину.

- Понял?

Я морщусь от боли и с трудом выдыхаю:

- Понял.

Колено исчезает. Нога едва задевает меня. Дверь закрывается. Коридор пустеет.

А я не могу сомкнуть глаз до утра.

***

Они следят за мной, как и обещали. Стоит мне уйти или вернуться, стоит сделать хоть взгляд в сторону комнаты Друса. Я почти не сплю, вскакивая с лежанки при каждом звуке, что могли бы издать люди, пришедшие напомнить мне о своих угрозах или исполнить их.

Семь дней, предоставленных мне Друсом, на исходе. У меня осталось время до заката, и мне нечего предъявить ему. Сомневаюсь, что он выпустит меня снова, не сейчас, когда приближаются Римские игры.

Прячась в тени неподалеку от задних ворот лудуса, я не могу найти себе место. Шрамы под туникой, на щеке и подбородке беспрестанно пульсируют, напоминая, что даже если Друс и дал мне еще немного времени, угрозы других гладиаторов по-прежнему реальны. Этим утром Фортуна впервые на моей стороне: Друс покидает лудус. Один. Я следую за ним по улице, мимо Форума, через рынок к какому-то зданию, затерянному на шумной, узкой улочке, кишащей людьми.

Как я и подозревал, я не единственный, кто интересуется тайными любовниками.

На расстоянии следует еще один мужчина, его лицо скрыто капюшоном. Когда Друс исчезает внутри дома, незнакомец остается ждать снаружи, расслабленно и небрежно подпирая стену, если не обращать внимания на руку, лежащую на рукояти на поясе.

Наблюдая за закрытой дверью, он внимательно разглядывает толпу. Поворачивается налево, проверяет дверь, поворачивается направо, проверяет дверь. Он настороже, как бродячий кот, пальцы сжимаются и разжимаются на едва заметной рукояти.

Мне не видно его лица, но, похоже, меня он не заметил. Когда я медленно приближаюсь к нему справа, его поза не меняется. Солнце еще не высоко, повсюду лежат глубокие тени, не говоря о стремительно густеющей толпе, так что мне легко затеряться. Просто и потерять его из вида, и сердце у меня екает из-за каждой телеги, проезжающей между нами, или человека, загораживающего мне обзор.

Госпожа Верина появляется на пороге, и он приходит в движение.

Как и я.

Он приближается к ней, а я следую за ним, считая шаги и подстраиваясь под его темп. Ему остается примерно десять шагов до Верины, когда я заступаю ему путь, и, как я и рассчитывал, мы налетаем друг на друга. Изображая попытку удержаться на ногах, я заезжаю локтем ему в грудь.

Он отшатывается, но тут же выпрямляется.

- Эй! – хватаю я его за руку. – Смотри куда идешь!

- С дороги! – вырывая руку, рычит он и снова устремляется за Вериной.

- С дороги? – я хватаю его снова и дергаю на себя. – Ты ударил меня, гражданин!

Он выкручивает руку, пытаясь вырваться, и я бью его в лицо кулаком. Он уворачивается, резко разворачивается и наносит удар мне в живот, заставляя согнуться пополам. Солнце блестит на металле, и я слышу чей-то крик, когда лезвие рассекает воздух. Я блокирую его запястье ладонью. Кинжал с лязгом падает на землю, и я хватаю его второй рукой.

Он пытается отстраниться.

- Эй, да что тебе… - и тут капюшон соскальзывает с его головы.

Наши глаза встречаются.

Я срываю капюшон и ошарашено замираю.

- Иовита?

- Будь ты проклят, идиот, - рычит он, – из-за тебя нас обоих убьют.

- Не я хожу по улицам с ножом.

Он пристально смотрит на меня.

- Отпусти меня, гладиатор. Это не твое дело.

- Правда? – завожусь я. – Тогда что аукторат делает на рынке с ножом за поясом?

- Защищает свою шкуру, - он безуспешно пытается оттолкнуть меня, - от грязных плебеев, которым везде мерещится опасность.

- Ну конечно. Единственная опасность здесь – это ауктораты, рыскающие по улицам с оружием, – с усмешкой отвечаю я.

Он хмурится, затем бросает взгляд мне через плечо и грязно ругается. Я сильнее сжимаю его запястье и оглядываюсь как раз вовремя, чтобы увидеть выходящего из здания Друса.

Иовита хватает меня за одежду и затаскивает в ближайший переулок, где нас не увидят люди с улицы, включая нашего ланисту. Он вдавливает меня в стену и приставляет к шее другой нож.

- Я же сказал, это не твое дело. Возвращайся в лудус, приступай к тренировке и забудь о том, что видел, иначе я перережу тебе глотку во сне.

Я сглатываю, и кадык задевает лезвие.

- Почему ты преследуешь его?

- Друса? – смеется Иовита. – Думаешь, я приперся сюда, чтобы следить за ним?

- Тогда женщину.

Иовита сразу прекращает смеяться, и кинжал сильнее впивается в горло.

- Это твой последний шанс, Севий. Убирайся. Немедленно.

- Скажи мне вот что… - я не договариваю и отбрасывая его руку с ножом. Клинок падает на землю, и я со всей силы заезжаю Иовите в челюсть. Он быстро выпрямляется и снова впечатывает меня в стену. А потом бьет меня в солнечное сплетение. Снова.

Он подается назад, но я заезжаю коленом ему между ног, и он хрипит от боли. Я замахиваюсь на него, и когда я едва не теряю равновесие, он пихает меня локтем в грудь, и мы оба валимся на мощеную мостовую.

Кулаки, ноги, локти, колени, в ход идет все, чем можно нанести удар. В какой-то момент Иовита протягивает руку к оброненному оружию. Я осознаю это за мгновение до того, как лезвие успевает вспороть мое бедро. Я пригвождаю его руку к земле и трижды жестоко и быстро бью его в лицо. Пока он оглушен, хватаю его за другое запястье, но он намертво вцепился в нож.

Он пытается ударить меня головой, поэтому я вскакиваю и вынуждаю его перевернуться на живот. Завожу руку ему за спину, он продолжает пытаться достать меня, но когда я начинаю выкручивать руку, он издает рев боли, и нож выпадает из ослабевших пальцев.

- Ты покойник, Севий, - рычит он, и пытается высвободить руку. Пробует подняться, но я снова фиксирую его, в этот раз обхватив шею.

- Не думаю, - отвечаю я, пока он все еще пытается вырваться. Я усиливаю захват на его горле. Иовита задыхается и брызжет слюной, трепыхаясь подо мной.

Ему удается освободить одну руку и перекатиться на бок, и я слишком поздно понимаю, что он снова завладел ножом. Он замахивается, лезвие сверкает в опасной близости от моего локтя.

Я спешно хватаю его за голову и дергаю ее вбок. Слышится тошнотворный хруст, Иовита замирает и обмякает.

Тяжело дыша, с отчаянно колотящимся сердцем, я выкарабкиваюсь из-под него. Вокруг никого, кто мог бы что-то слышать или видеть, поэтому я убираюсь как можно дальше, поспешно покидаю переулок и кружу по улицам, пока не оказываюсь на безопасном расстоянии от тела Иовиты, где-то среди полуразвалившихся лачуг.

Удостоверившись, что я один, наконец-то останавливаюсь и перевожу дыхание.

Что собирался сделать Иовита? Убить Верину? Убить их обоих, и Верину, и Друса? Действительно ли Кальв послал его? Зачем, кто еще работает на него, и только ли мне дано задание собрать сведения? Кто еще получил приказ убить? И почему я не получил такой приказ? Или возможно, все еще впереди? Меня передергивает, когда я задаюсь вопросом, как скоро до Кальва дойдет весть о смерти его человека в лудусе - если Иовита действительно был его человеком? И что тогда?

Что случится с Вериной? С Друсом? Со мной?