========== Глава 16. ==========
— Мамочка, ты не плачь, мне там хорошо, — он произнёс это громко и чётко, но глаз так и не открыл.
Мать вздрогнула, заметалась, не зная, что делать. Аппарат в изголовье кровати издал ровный писк и отключился. Свет погас разом во всей больнице, не смотря на аварийные генераторы и прочую безопасность. В тёмные окна вошёл, сверкая огнями, равнодушный ночной город.
***
Путник умирал. Пот крупными каплями выступал на бледном холодном лбу. Дыхание было прерывистым и сухим. Хильге ругалась шепотом, она знала, что уже ничего не поможет. Антер оправдывалась, вчера он не выглядел таким уж больным. Путник открыл глаза и тихо проговорил:
— И здесь то же самое. Антер, дай руку мне. Не ругайтесь. Хорошо, что я вчера поехал с вами. Хоть мир ваш ещё посмотрел.
— Да, уж. Концерт ты вчера посмотрел, в трёх действиях, с антрактом и музыкальной паузой, — пробурчала Хильге. — Надо оставить с ним кого-нибудь. Только не говори ничего Дине, она и так еле жива от переживаний. Никогда не понимала, почему свадьба вызывает столько лишних эмоций. Я уже рада, что церемонию организовали с повозкой. Ещё не хватало, чтобы невеста брякнулась без чувств со спины жениха прямо в дорожную пыль.
К крыльцу подкатили украшенную цветами и лентами повозку, в которой должны ехать Рыцарь и Хильге. Традиционные свадьбы в Королевстве обходятся без подобных ухищрений. Может впервые за долгую историю существования Западных Врат невесту к алтарю поведёт человек. Клан жриц высказал недовольство (и чуть не удавился с досады), но отказать невесте не посмел, ведь Рыцарь вырастил Дину, как родную дочь. Молодежь же была только рада подразнить надменных храмовниц. Неунывающий Таландре потребовал, чтобы его тоже украсили цветами и бантами, и впрягся в повозку. Глядя на то, как невесту бьёт нервная дрожь, Хильге решила:
— Помирать, так с музыкой! В повозке с Рыцарем поедешь ты, а я прокачусь на спине твоего жениха, молодого и красивого, — она подмигнула Дине и потрепала её крылья, чтобы девушка хоть немного расслабилась. — Ты красавица! Всё будет хорошо, лишь бы Таландре от усердия не вывалил вас на дорогу.
Озили проводила процессию до самого выхода из поместья и вернулась. Путник полулежал на подушках, от отваров и притираний ему стало немного лучше, он видел в окно, как собирался в путь свадебный кортеж. Ему было неловко, что Озили из-за него не полетела со всеми. Ему тоже хотелось туда, на воздух, на простор. Он тихонько плакал, так, чтобы не услышала его сиделка. Смерть не обманешь. Кто сказал, что её нет? От неё не спасёшься даже в другой реальности. Так даже хуже. Это надругательство над надеждой.
— Ну, уж нет! Я не сдамся так просто! Я ещё поборюсь. Кто сказал, что я и здесь должен умереть? Мне помогут жрицы. Мне поможет сам Давр, это ведь он меня сюда вытащил. Я ему так и скажу — я не хочу, не хочу умирать!
Озили слышала из-за двери, как решительно кричит их странный гость «Не хочу! Не хочу». Она задрожала от страха и напряжения. Теперь ей нужно сделать всё в точности так, как наказывал Давр.
Нарядная кавалькада с шумом и песнями продвигалась по дороге обратно в усадьбу. Венчальная ночь пролетела быстро, но праздник продолжается! Впереди всех следовали счастливые новобрачные. Вокруг них отплясывал взлохмаченный Таландре. Повозку теперь тащил другой кентавр. Он то и дело останавливался и с громогласным воплем «За здоровье молодых» прикладывался к увесистому бурдюку. Пассажиры его мало обращали внимания на происходящее. Между ними шёл вовсе невесёлый разговор.
— Я решил: я уйду сегодня же. Дина счастлива, пока она поёт и танцует, пока не видит никого, кроме Холо, мне самое время исчезнуть.
— Сердце не хочет отпускать тебя, но я знаю, что ты прав. Так дальше продолжаться не может. В конце концов мы натворим глупостей. Мы и так слишком многое себе позволили, хотя с самого начала оба знали, что я себе не принадлежу.
— Неужели ты веришь в предсказание старого кентавра?
— Ни секунды. По-моему, Давр просто выжил из ума. Оставим этот разговор, давай проведём наш последний день так, будто…
Хильге не успела договорить, раздался крик летящей высоко над процессией Антер. — Ворон! К вашей усадьбе летит Ворон!
Хильге стрелой взмыла в небо. Ворон охотится за Путником, он верит в предсказания и жаждет занять его место. Ну, нет уж, голубь сизокрылый! Вся кавалькада ринулась следом, но молоденьким жрицам с их ещё не оперившимися как следует крыльями невозможно угнаться за Хильге. Запряжённый кентавр тоже рванул вперёд, забыв, что за ним тащится повозка, тут же опрокинул её и сам повалился меж оглоблями страшно ругаясь и размахивая пустым бурдюком. Рыцарь успел спрыгнуть, но бежать пешим за кентаврами было
более чем нелепо.
— Не понимаю, — ворчал кентавр, выпутываясь из упряжи, — почему столько суеты из-за какого-то хворого оборванца?
— Это всё Давр! Пусть бы Ворон был воплощением Бога, раз ему так хочется. И она не помчалась бы сражаться за нелепую идею проклятого слепого старика. Господи! У неё даже оружия с собой нет.
Хильге неслась за врагом совершенно забыв о том, что у неё с собой лишь лёгкий церемониальный меч. Она бросилась на Ворона. Они бились высоко в небе над горами. Ворону было заметно тяжелее — перерубленное крыло не давало свободы манёвра. Хильге была молода, вынослива имела солидный размах крыльев, но её коротенький меч — всё равно что шпажонка школьника против кинжала опытного головореза. Внизу выли и бесновались от невозможности помочь кентавры. Антер была уже совсем близко. С одержимым негодяем — без церемоний! Вдвоём они быстро уладят его безо всякого оружия.
Антер не успела. Тяжёлый меч обрушился на жрицу и разрубил бы её пополам, если бы в этот момент она уже не падала вниз. Страшно, отчаянно закричала Антер. Ей не по силам оказалось подхватить тело подруги, чтобы оно не разбилось в лепёшку упав на скалы. Скалы? Хильге падала прямо на изваяние Бога на горе. Вот она задела крылом каменное крыло, рухнула на спину кентавра и мешком скатилась к его ногам, чудом не соскользнув с уступа дальше вниз. Каменная холка окрасилась в алый цвет, кровью забрызгались крылья и торс юноши. Проклятый Давр! Неужели так должно сбыться твоё пророчество? Ворон, не задерживаясь ни секунды, повернул к усадьбе. Его мало волновали преследовавшие его молодые жрицы.
Утреннее солнце, вынырнув из-за гряды, позолотило каменные крылья статуи, ринулось в глаза, ослепило, зажглось безудержным сиянием. Из этого сияния вылетела огромная, точно боевое копьё, стрела. Она пронзила чёрное крылатое тело, как булавка пронзает трепещущее тельце уродливой ночной бабочки. Крылатый юноша-кентавр опустил лук и осторожно попятился, боясь столкнуть с уступа изуродованное тело солнечнокрылой жрицы. Он нагнулся и, подняв её на руки, перебрался на тропу. Белокурые волосы лёгкими прядями спадали на лоб, огромные голубые глаза смотрели удивлённо и нежно, как у оленёнка. Он дохнул Хильге в лицо и осторожно поставил её на ноги. Она, кажется, вздохнула. Юноша провёл рукой по её золотистым волосам, по лицу стирая кровь, и Хильге открыла глаза.
В доме у Рыцаря умер Путник. Он сделал свой последний вдох с восходом солнца — Озили выполнила поручение. Она накрыла тело и вышла из комнаты. Всего на минуту, чтобы ополоснуть лицо от навернувшихся слёз. Когда она вернулась, в комнате остались лишь примятые простыни да недопитый стакан со странным пахучим отваром, которым снабдил её Давр.
***
Вернулся! Вернулся! Рэй вернулся! Сложилось так, что я не встретила его на вокзале — слишком поздно узнала, когда прибывает поезд. Чёрт бы побрал эту секретность. Муж почти вбежал в квартиру, занёс огромную сумку прямо в комнату и тогда только поднял на меня глаза. Я бросилась его обнимать. Он будто бы оттаивал, постепенно осознавая, что он наконец-то дома. Сын с визгом носился вокруг нас, то подбегал, норовя своими маленькими ручонками обнять нас обоих, то схватывал в охапку все свои обновы и требовал, чтобы отец немедленно всё посмотрел. И отец, конечно, смотрел. Смотрел на всё сразу и ровным счётом ничего не видел. С лица его никак не сходила маска напряжённого ожидания. Руки будто сами по себе хватали сынишку и прижимали к груди, и малыш сам прижимался к небритой щеке, но через секунду вырывался, чтобы вновь промчаться с воплями по квартире, потому что такая неуёмная радость требует какого-то ощутимого выхода. Я тоже металась как очумелая, то начинала вынимать вещи из сумки, то бежала в кухню помешивать греющуюся на плите еду. На самом деле мне хотелось так же как сыну прыгать и визжать от счастья, и залезть к мужу на ручки, и желательно с ногами, так, чтобы прижаться к нему каждой частичкой своего тела. Мы оба не могли дождаться, когда сынишку сморит сон, но он всё хихикал, выскакивал из кровати, норовя залезть к отцу на руки, нещадно топча его и пихая локтями. Его загоняли в постель, но он вылезал опять…
