Анита знала, что от половины точно надо избавиться, но вместо этого в первую очередь купила мебель в комнату Лукаса, он ведь все свое имущество забрал с собой, когда поселился вместе с отцом у Хайди. В остальном вдохновения Аните хватило лишь на пару кухонных шкафов и новую кофеварку.

В спальне в ящике ночного столика Анита год назад, после развода, припасла три презерватива, так они и лежали там нетронутыми. Анита взяла новый номер журнала «Скорая помощь» и положила сверху на презервативы, а потом энергичным движением задвинула ящик. Готово. В комнате сына, в отличие от гостиной, совсем нечего было убирать. Лукас сам задвинул свой крутящийся стул под стол, компьютерная мышь лежала ровно посередине своего коврика с портретом Барта Симпсона, рядом с клавиатурой. Даже кровать была убрана, на ночном столике лежала стопка карточек с английскими словами. Анита покачала головой. В комнате Лукаса такой неестественный порядок, что мать обрадовалась бы даже полупустой бутылке яблочной газировки, закатившейся под кровать, иначе эта комната совсем не походила на детскую, а, скорее, на какой-то офис, которым ее четырнадцатилетний сын пользовался три дня в неделю, когда не проживал с отцом и его подругой.

После развода, пусть даже мирного, когда бывшие супруги не забрасывают друг друга грязью, неминуемо две новые квартиры соревнуются между собой – где лучше жить ребенку. И то, что Лукасу понравилась его новая комната, для Аниты означало, что ее новая жизнь удалась. Конечно, новый компьютер был мощнее, с большей памятью, и монитор на несколько дюймов шире, но уют детской комнаты, со всеми вещами, накопленными за годы, от первого плюшевого медвежонка до плаката с Гарри Поттером, – его Анита создать не могла. Тем не менее ее старания не прошли даром: Лукас бывал здесь охотно. Да, Анита и Адриан уладили свой развод достойно, не придерешься.

Анита поглядела в окно: Лукас должен был прийти из школы уже минут пятнадцать назад. Поправила подушки на кровати, опять посмотрела в окно и на часы. Она всегда с нетерпением ждала сына и радовалась и ему самому, и тому, что с сыном на несколько дней она опять ощущала себя как в прежней жизни – семейной женщиной, а в жизни семейной женщины она разбиралась лучше, чем в своей новой холостяцкой.

Наконец Анита открыла дверь сыну. У Лукаса была новая прическа: выбритые виски и длинные вихры на макушке, разделенные косым пробором. У того паренька в разбитой машине минувшей ночью такая же. Первый раз стрижку для сына выбрала не мать, это его первая самостоятельная стрижка. Анита прижала сына к себе изо всех сил.

– Привет, мама, – задушенно прохрипел Лукас.

Анита отступила на шаг.

– Классная прическа.

– Сверху должно быть подлиннее. Вот так должно лежать.

Лукас поставил рюкзак на пол в коридоре и провел рукой по волосам. Опустился на колено, чтобы снять обувь. На новых кроссовках обнаружил маленькое пятнышко, стал оттирать.

– Кроссовки тоже новые, да?

– В субботу купили. Я хотел обязательно белые с оранжевой стрелкой. Долго же мы с Хайди искали!

– Пойдем и мы как-нибудь вместе за покупками, – предложила Анита.

– Ну, ясное дело, – согласился Лукас, – я думал, ты не любишь ходить по магазинам.

– Ну, как это не люблю. Люблю. С чего ты взял? Просто времени мало. Но я теперь два дня свободна.

– Как прошла ночная смена?

– Дико. Выкраивали одного юного гонщика из «БМВ», впечатался в опору метромоста на Силезских воротах.

– Выкраивали?

– Машину пришлось резать.

– Круто!

Лукас последовал за матерью на кухню. Сел за стол напротив нее, мать подтолкнула к нему бутылку яблочной газировки. Сын улыбнулся.

– Сначала вырезали дверь со стороны пассажирского сиденья, потом хотели срезать крышу, чтобы осторожно вытащить пострадавшего, но тут у него обнаружилось сильное интраабдоминальное кровотечение! Тогда мы его просто вытащили из салона через пассажирское кресло и помчались как сумасшедшие в клинику «Скорой помощи» в Марцане.

Сын все понимает, все медицинские термины, Анита это знала. Он с детства слушал разговоры родителей за столом, и термины вроде «интраабдоминальный» были родными. Лукас всегда обожал эти истории, и мать радовалась всякий раз, когда ее медицинские рассказы вызывали у сына это детское восхищение.

– Ну, мам, не томи, говори уже – спасли парня? Он выжил?

– Да, – отвечала мать и протянула сыну правую ладонь.

Лукас секунду колебался, потом хлопнул своей ладонью по ее, как это делают спортсмены, когда команда забивает гол.

– Гениально!

– Что будем есть? – спросила мать.

Не надо менять обычный ход событий. Пусть все идет как в последние месяцы. Она даст Лукасу свой мобильный, там сохранены телефоны всех лучших служб доставки еды, а номера своих любимых блюд Лукас уже выучил наизусть. Она накроет на стол, а когда придет курьер с заказом, даст сыну свой кошелек, и Лукас пойдет открывать дверь и оплачивать заказ, десять процентов отдаст на чай, с одобрения матери, а мать между тем достанет соевый соус или нож для пиццы, смотря что доставят. После обеда Лукас сядет за пианино, потом включит компьютер, сделает уроки, поболтает в чате с друзьями. Она зайдет к нему в комнату с куском пирога, они поговорят.

Вот пусть так все и будет. По плану.

– Пицца? Вьетнамцы? Стейк?

– Можно мне к Маттеусу? – спросил Лукас.

Анита в растерянности взглянула на мобильный в руке.

– Мы договорились с ним, – продолжал Лукас, – ему купили новый компьютер. Надо установить пару программ.

– Может, поешь сначала?

– Мы донер закажем.

Анита убрала телефон в карман. Конечно, можно, пусть Лукас идет к другу. Анита знает родителей Маттеуса: мать работает в Министерстве финансов, отец – в Министерстве экономического сотрудничества и развития Германии. Скучные люди, но это не причина, чтобы запрещать Лукасу дружить с их сыном.

– Я тогда останусь у Маттеуса на ночь, ладно? Он просил. Кроме того, его мать разбирается в математике, поможет нам подготовиться к контрольной в пятницу.

Анита хотела было напомнить, что и она хороша в математике, но сдержалась и вместо того поинтересовалась:

– А его родители не против?

– Нет, – заверил Лукас таким тоном, чтобы матери вроде как было не обидно, но чтобы и никаких вопросов уже не оставалось.

– Разумеется, оставайся ночевать. Я не против, – отвечала Анита и с чувством разочарования проводила сына до двери.

На лестнице он обернулся, через перила крикнул «спасибо!», улыбнулся, и досада ее улетучилась, как всегда в таких случаях. Улыбка была одной из первых его реакций после появления на свет, и мать первой увидела ее. Этой улыбкой он ей сообщил: «Я твой сын».

Анита постояла в дверях. Шаги Лукаса затихли внизу.

– Веселого вечера! – крикнула Анита вниз как ни в чем не бывало. Да так оно и было.

Анита растерянно и бессмысленно прошлась по квартире, только что убранной вообще-то специально к приходу сына. Что теперь? С тех пор как две ее лучшие подруги еще со студенческих времен завели частную практику и борются с ожирением и целлюлитом в Гамбурге и Дюссельдорфе, Анита общалась почти только с друзьями Лукаса. И еще с несколькими друзьями семьи. Ей теперь казалось, как будто она ждала свидания, а его отменили. Обычно она так не переживала. И не хотела переживать. Сын, конечно, вырос, в целом она готова была с этим смириться. Но после прошедшей ночи она рассчитывала провести свой выходной по-другому.

Пожалуй, можно снова лечь поспать. В спальне всегда был полумрак: Анита заклеила стекла фольгой. И эта мрачная комната, и два будильника, и самодельные розовые беруши – от всего этого Аните стало тоскливо и потянуло прочь из этой комнаты. Уход Лукаса выбил ее из колеи, как детскую деревянную тележку, которая вхолостую крутит колеса, но не может двинуться с места. Анита достала из ящика ночной тумбочки журнал «Скорая помощь», которым от взгляда сына были прикрыты ее запасы презервативов, и вышла на улицу.