– Стоп!

Прожектора освещали место аварии, будто это было футбольное поле. Анита зажмурилась, стукнулась своей каской о крышу машины, спотыкаясь, выбралась из автомобиля и отпихнула в сторону спасателей, которые только что принялись перепиливать стойку со стороны пассажирского сиденья. Начальник бригады поглядел на доктора так, как если бы она неудачно пошутила.

– Он отключился. Надо его вытащить. Срочно!

– Нам надо еще несколько минут!

– Нет у нас никаких минут! У него кровотечение.

Спасатели и их начальник одновременно уставились на пострадавшего. Крови нигде видно не было. Но Анита была уверена: где-то внутри мальчик ранен, может быть, разорвался сосуд. Удар был слишком силен, точно где-то внутри повреждение.

– Но он же говорил, что ног не чувствует, – произнес в недоумении начальник, – у него же что-то с позвоночником.

– Сейчас плевать на позвоночник! Лучше оказаться в инвалидной коляске, чем в могиле! Вынимайте его!

– Вам виднее. Вы ученая.

На мгновение все застыли. Анита точно знала: с каждым ударом сердца мальчик теряет очередную порцию крови. Пожарные снова врубили гидравлические ножницы. Анита опять забралась в автомобиль. Встала на колени на пассажирском сиденье и обхватила парня руками. С большим трудом протиснула руку между его спиной и спинкой сиденья, на другой стороне сиденья нащупала рычаг, потянула за ручку, и спинка кресла откинулась назад. И хотя она держала пациента изо всех сил, его туловище плюхнулось, как мешок, на опустившуюся спинку. Она повернула его, подвинула так, чтобы он оказался у нее на руках, обхватила его живот, его правую руку положила ему на живот так, чтобы защитить печень. Потом через пассажирское сиденье стала его тянуть, тащить, толкать, вперед, назад, туда, сюда, но он плотно застрял. Другой рукой Анита дернула его за ноги, раз, другой, схватила педаль газа и отогнула ее в сторону. Как же долго! Ноги пострадавшего были свободны. Она перетащила его побелевшее тело через ручной тормоз и коробку переключения передач, одной ногой встала на землю, другой – уперлась в искореженный автомобиль, наполовину вытянула бесчувственного паренька из салона, подхватила его на руки. Пожарные в ужасе уставились на нее. До сих пор они боялись лишний раз пошевелить машину, чтобы не потревожить пострадавшего, а тут такое. На другой стороне Скалицерштрассе заволновалась толпа зевак. Но Анита была уверена: сейчас главное только одно – время!

Уже теперь никто не сомневался: фрау доктор не шутит.

– Грузите его! – скомандовала Анита. – И поехали!

Начальник бригады пришел ей на помощь: подхватил парня под мышки и вместе с Анитой вытащил его совсем из автомобиля. Двое спасателей погрузили его на носилки. В шоковом положении, с поднятыми ногами, его уложили в реанимобиль, тут же сделали интубацию и увезли.

Пока один из спасателей задним ходом выводил реанимобиль из толпы, Анита еще раз взглянула на искореженный «БМВ». Подпертый грубыми деревянными балками, с наполовину отпиленной крышей, «БМВ» напоминал старомодный объект искусства, критикующий общество потребления, символ капиталистического благополучия, превратившийся в хлам. Анита видела нечто подобное как-то раз на задних дворах старых домов в берлинском Митте[5].

Заиграла сирена реанимобиля, пострадавшего увезли мимо Силезских ворот, по Варшавскому мосту, к Франкфуртским воротам в направлении клиники «Скорой помощи» в Марцане.

Анита сделала мальчику внутривенное вливание. Если кровь в его венах убывает, то пусть ее хотя бы замещает физраствор. Когда она просматривала бумажник подростка в поисках его имени, наткнулась на фотографию пары, на вид не старше, чем сама Анита и ее бывший муж Адриан. Она не стала долго останавливаться на этом снимке, объявила в диспетчерскую, что поступит пострадавший с многочисленными травмами, так что к ее приезду в клинике уже было готово все, что только может предложить ночная смена в отделении травматологии: анестезия, рентген, хирургия, нейрохирургия, заботливый медицинский и технический персонал, ассистенты. Целая дюжина человек в пестрых рентгенозащитных фартуках, как будто они участвуют в представлении.

Как только парня привезли в реанимацию, хирург-травматолог провозгласил:

– Тихо все! Врач «Скорой помощи», докладывайте!

И Анита доложила.

Дальнейшее напоминало по своей драматургии и хореографии спектакль, который Анита наблюдала уже сотни раз, и всякий раз с восхищением. Пациента с носилок перенесли на хирургический стол, врач-узист уже стоял рядом с прибором ультразвука. Датчик уже был покрыт гелем, и врач прижал его к животу пострадавшего, чтобы выяснить, где повреждения и кровотечение. Медсестра разрезала одежду, санитар ввел катетер в мочевой пузырь. Уже были готовы рентгеновские снимки. Вся толпа медиков набросилась разом на пациента, как стайка пираний. А Анита теперь могла отдохнуть, она свою работу выполнила.

Она села за стол в стороне, заполнила положенный протокол оказания скорой помощи, а между тем краем уха слышала, что ультразвук подтвердил ее опасения. Разрыв аорты. Незначительный разрыв из-за высокого давления растянулся, и кровотечение так усилилось, что стало давить на позвоночник. Скорее всего, из-за этого пациент не чувствовал ног.

– Диагноз по факсу пришлете? – напомнила Анита уже на выходе.

– Разумеется, как всегда, – отвечал хирург, – спасибо вам большое. До следующего раза.

Анита вышла из приемного покоя, Маик ждал в машине. По дороге на подстанцию они нажали на информационном пульте на единицу, это означало, что бригада снова свободна и готова к новому выезду. Однако остаток ночи прошел без происшествий. Все было спокойно. Никаких вызовов, так что Анита и правда смогла поспать, проснулась перед самым концом ее смены и получила факс от хирурга из приемного покоя в Марцане: мальчика срочно прооперировали, пациент стабилен, позвоночник не поврежден. В начале девятого утра Анита покинула клинику «Урбан» в наилучшем настроении.

Ночью прохладнее не стало. Как только встало солнце, опять стало припекать. Наступило утро. Анита Корнелиус возвращалась домой мимо Suffmanufaktur, круглосуточной пивной. С годами все больше стекол в окнах этого заведения заменялись фанерой, но Анита без труда заметила, что пивная переполнена до отказа. Входная дверь распахнулась, и два молодых человека в узких джинсах, бейсболках и облегающих майках вывалились наружу, и один сказал другому:

– And now, let’s get drunk[6].

Анита прошла мимо. Каждое утро она шла домой этой дорогой и всякий раз после ночной смены любовалась на подобное шоу. С этого начинался день в пивной с фанерами вместо стекол, так что Анита уже чувствовала себя удивительным образом связанной с этими людьми: у них тоже была своя бессонная ночь, своя вахта, как и у нее. Для Аниты ночь заканчивалась в тот момент, когда пивная Suffmanufaktur оставалась у нее за спиной. Тогда и для нее наступал рассвет, вставало солнце, звонко начинали трещать черные стрижи, взмывая из-под крыш домов в небо, поворачивающееся лицом к солнцу.

Она проспала до полудня. Встала и принялась за уборку. Сегодня придет сын, Аните не хотелось принимать его в неопрятной квартире. В гостиной она подняла с пола две упаковки из-под мороженого, выпитую винную бутылку и почти пустой пакет с арахисом и выбросила все это в мешок китайской забегаловки «Счастье», в котором она вчера принесла домой «Номер 47 с рисом».

И спустя год после развода гостиная Аниты походила на мебельный склад. Когда они разъезжались из общей квартиры, Адриан почти ничего из мебели с собой не взял: у его новой подруги Хайди идеально обставленная и оборудованная квартира, лишнего им не надо. Адриан забрал только кофеварку и постер Майлса Девиса в рамке. Вся мебель досталась Аните, но в ее новой квартире гостиная была невелика, так что туда теперь было не протиснуться между двумя диванами, тремя креслами и целой коллекцией картин, которые висели прежде в их общей квартире, а здесь стояли на полу, прислоненные к стене.