Усадив Люсинду в кресло, он опустился перед ней на колени, снял с узких ступней бархатные туфли.

— Лулу, милая, давно бы сказала, что тебе больно, — покачал головой Джек, аккуратно массируя икры и голени супруги.

— Ты же не жалуешься, когда приходишь в синяках после тренировочных боев, — заметила Люсинда. — А такие балы, да и вообще все светские обязанности — это мои бои, мой дорогой.

Она наклонилась и поцеловала Джека.

— Всё так, но сейчас у тебя самый важный бой на другом поле. — Джек ласково коснулся пока ещё плоского живота Люсинды, скрытого несколькими слоями ткани. — Балы ещё будут, но нет ничего важнее вашего здоровья.

— Джек, я отлично себя чувствую. Просто устала. Непростой был день.

Она позвонила в серебряный колокольчик, вызывая горничную. Та немедленно явилась.

— Раздень меня, — велела Люсинда. — Потом принеси легкий ужин на двоих и пригласи баронессу Баккер. Ваше Величество, идите и вы отдыхать.

Поцеловав Люсинду в висок, Джек поднялся.

Вино всё ещё бродило в его крови, хоть и выпил он совсем немного, лишь пару бокалов, но яркое, словно огоньки фейерверков, веселье искрилось, щекоткой пробегая по телу. Войдя к себе, Джек не раздеваясь плюхнулся на постель, раскинув руки.

— Последний мой свободный день подошёл к концу!

— Разве он был таким уж свободным? — спросил Баки, садясь на кровать рядом и гладя Джека по животу. — Брок сейчас проверит караулы и подойдет. Зачем ты пожаловал нам баронский титул? Обошлись бы простым дворянством.

— Мне так спокойнее, — отмахнулся Джек. — Мало ли что. И да, любовь моя, свободный. Поверь на слово, едва завтра рассветёт, как у дверей моего кабинета выстроятся просители лучшей доли, Совет будет возмущаться, министры рвать на части… тягомотина! Да и у вас дел прибавится. Напомни, за каким Рогатым мы всё это затеяли?

— Восстановили справедливость? — с очень задумчивым и серьёзным видом спросил Баки. — Облагодетельствовали своих людей? Вернули тебе то, что причитается по праву? Не знаю, Джек. — Он начал расстегивать на Джеке колет. — Так должно было случиться.

— Знаю, — протянул Джек, нисколько не помогая, скорее наоборот, всячески мешая, поймал живое запястье любовника, поднёс к губам, поцеловав тыльную сторону ладони. — Могу я хоть сегодня побыть занудой?

— Как пожелает Ваше величество, — ответил Баки, целуя Джека в шею. — Сколько угодно.

В комнату бесшумно вошел Брок.

— Без меня начали, — проворчал он.

— Не начали, а только распаковываем, — усмехнулся Джек, поднимаясь на локтях.

Сегодняшний день выжал Джека почти досуха, оставив после себя лишь оболочку. Больше всего ему сейчас хотелось ополоснуться, залечь между любовниками и не двигаться никуда несколько суток — хотя бы до утра, но от одного взгляда на Брока с Баки в его груди вспыхивал тёмный голод.

Брок устроился рядом с Баки, поцеловал его, и они вместе сноровисто и быстро раздели Джека.

— Я распорядился, чтобы подготовили купальню, — сообщил Брок. — До чего же смешные эти бальные туфли! Скользкие, тонкие… вон подошва почти протерлась уже.

— А всё почему? — Джек поднял вверх указательный палец, сам не двигаясь с места. — Потому что монарх не имеет право на балах быть в одном и том же. Смысл делать на века, если завтра выкинут? Вот начнутся осенние балы, я ещё вспомню про удобство армейской обуви.

— А ты придумай закон, по которому король может танцевать только с королевой, — предложил Брок. — Осенью королева уже не будет танцевать, и ты не будешь.

Баки рассмеялся.

— Да, Люсинде рожать в конце января. Так что никаких осенних балов.

— Балы будут, — сокрушённо покачал головой Джек, помогая Баки раздевать Брока. — На весенних балах обычно представляют ко двору вошедших в пору невест, на осенних заключаются договорённости о свадьбах. Дворяне поймут отсутствие королевы, а вот отсутствие праздников вряд ли. Они проходили, даже когда Гильбоа активно воевала с Гефом.

— Да балы-то будут, — согласился Брок, — а вот вы с Люсиндой танцевать не будете, если закон издашь. Делов-то.

После посещения купален, когда Брок и Баки уже вовсю целовались на широкой королевской постели, Джек встал, отошёл к трюмо, где стояли разнообразные шкатулки, открыл самую неприметную, доставая оттуда те самые кольца белого золота, что покупал втайне, долго хранил у сердца — и вот сейчас пришла их пора.

Джек сел напротив целующихся любовников, тепло улыбнулся, вспоминая их первую встречу, пропитанную страхом и недоверием, первые искры интереса, нетерпеливое узнавание, притяжение, страх быть отвергнутым и принятие, такое светлое и искреннее, что Джек потерялся, готовый раствориться в них обоих. Не дали, помогли собраться, найти себя, своё место и свой собственный путь.

— Почему правильные слова так сложно говорить? — усмехнулся Джек. — Вы знаете, что я к вам обоим чувствую, но всё равно всё как в первый раз. Я люблю вас, очень сильно люблю и… прошу разделить эту жизнь со мной.

На раскрытой ладони Джека в свете свечей поблёскивали три совершенно обычных витых кольца из белого золота, неприметных, но будто сплетённых каждое из трёх потоньше.

Баки наклонился к Джеку, целуя ему кончики пальцев. Брок поцеловал запястье. Потом Баки взял одно из колец и надел Джеку на палец.

— Наш, — сказал он.

— Ваш, — ответил Джек, не узнавая собственного голоса, дрожащими от волнения руками надевая кольца сначала Броку, а потом Баки. — А вы мои! Всецело и навсегда!

Он потянулся к губам Баки, поцеловал так, будто бы подписывал сам на себя контракт, один и на всю оставшуюся жизнь, а потом поцеловал Брока, скрепляя сделку.

Кто-то когда-то сказал маленькому Джеку и попросил его запомнить, что у тех, кто воюет за деньги, нет ни совести, ни чести, что они те же бандиты и не стоит ждать от них правильных поступков, не стоит им верить и доверять свою жизнь. Когда-то Джек доверился собственному сердцу, не слушая чужие голоса в голове, и не прогадал, и дело тут вовсе не в короне, не в королевстве, а в том, что его сердце билось в чужих заботливых руках, и он нисколько не сомневался — эти «бесчестные наёмники» никогда не позволят ему разбиться.

Баки повертел стальной рукой, любуясь тем, как ладно кольцо пришлось на безымянный палец. Провел над ним живой ладонью — под ней полыхнуло, припаивая золото к стали.

— Вот так, — сказал он. — Вместе до конца.

Брок тоже полюбовался кольцом.

— Слухи пойдут, — сказал он. — А впрочем, похуй. И так уже слухи.

— Какие? — сделал невинное лицо Баки.

— Будто ты не знаешь? Что Джек заставляет нас ебаться и смотрит, а потом идет к королеве, и она еле живая из-под него выползает.

Баки расхохотался.

— Человеческая фантазия… — простонал он.

Брок усадил Джека к себе на колени.

— Это хорошие слухи, — сказал он. — Про деспотичного ебливого короля. Чтобы подданные страх имели.

— Какой я, оказывается, затейник, — расхохотался Джек, притираясь к груди Брока. — Хотя мне действительно нравится за вами наблюдать.

Поцеловав Брока, Джек соскользнул с его коленей, падая в подушки, вытянул гудящие ноги и похлопал с двух сторон от себя.

— Давайте уже спать, жертвы королевской ебливости. Нас завтра ждут великие дела!

========== 18. ==========

Хелен Пардис выплакала все глаза за последний месяц. Она любила Сайласа не как короля — как мужчину. Она знала, каков он, не обманывала себя: Сайлас был капризным, привередливым, вздорным порой, зачастую сварливым. Но еще он был страстным любовником, заботливым отцом, благодарным мужем.

Хелен отчаянно скучала по нему.

Она знала слухи, которые ходили по городу о смерти Сайласа: что его хватил удар, как только он увидел восставшего из мертвых старшего сына; что его покарала Богиня за пренебрежение родительским долгом; что едва колдун принца Джека глянул на короля, как тот упал замертво. Про колдуна с железной рукой тоже говорили много, но Хелен было неинтересно.