— Да ты же не помнишь о том времени почти ничего, — заметил Брок, притираясь к Джеку с другого бока.
— Как колдовать я помню. Вот как учился — не помню. Кто я, откуда — не помню тоже. Да разве это важно?
— Важно лишь то, что мы сейчас здесь и вместе, — подтвердил Джек, обнимая своих мужчин, целуя сначала одного во влажную макушку, а потом и другого, но уже в губы.
Если уж быть совсем честным, ещё какой-то год назад Джек и не надеялся на такой исход. Думал, вот сейчас женится на Марии — и всё, ни шага в сторону, ни взгляда ни на кого чужого, секс по пятницам, семейные поездки к «папа» и ежедневная рутина. Так что Джек был даже благодарен Сайласу за заказ самым лучшим наёмникам. И пусть король неверно сформулировал его, пусть оказался скуп на оплату — Джек получил от всего этого самое лучшее, что может быть у человека. Он получил семью: двоих самых любимых мужчин на свете, супругу, которая не была ярмом на шее, шебутную воинственную сестру Мэй и целый выводок братцев и дядюшек, готовых за Джека рвать глотки и в огонь прыгать. А разве можно ещё более удачно вляпаться в покушение на самого себя?
========== 17. ==========
Принцесса Люсинда и принц Джонатан в горностаевых накидках медленно шли через тронный зал к вдовствующей королеве. Именно она должна была их короновать.
Люсинда знала, что свекровь ее не любит. Ей было жарко в мехах — уже наступил май. В тронном зале было душно из-за множества людей.
Но за два месяца брака Люсинда с удивлением выяснила, что муж поддерживает ее практически во всем, в том числе вставая на ее сторону, когда королева Роза начинала что-то требовать от невестки. Это было так странно и неожиданно: Люсинда не ждала от своего брака чего-то большего, чем избавления от нищеты. Это была сделка, но Джек внезапно оказался хорошим другом и настоящим защитником.
Правда, он категорически запретил Люсинде верховые прогулки и вообще прогулки в одиночестве. Но Люсинда не протестовала: она уже знала, что носит под сердцем его ребенка.
Да, в мехах было жарко, но церемониал есть церемониал. Зато за спиной Люсинды была Мэй. Да, людей в зале было множество, но все это — поданные Люсинды, с каждым из которых она может сделать что пожелает. Да, вдовствующая королева не любит жену сына, но после коронации Роза уедет в родовой замок Кроссов и будет жить там.
Королева не сводила с сына тревожного взгляда, Джек его чувствовал, ощущал кончиками подрагивающих пальцев. Роза пыталась влиять на сына, пыталась давить на невестку, устраивать скандалы, тихие истерики один на один, но Джек будто не замечал её потуг, будто и правда был бесповоротно влюблён в эту нахалку, как Роза однажды назвала Люсинду — и тут же получила практически приказ быть сдержаннее с высказываниями в адрес будущей королевы. Нет, Джек не издевался над матерью, он принимал любые решения, взвесив все «за» и «против», но так уж ложилась карта, что здравый смысл был на стороне его супруги, о чём он не уставал напоминать вдовствующей королеве.
Джек крепко держал ладонь Люсинды. Всего пара шагов, пара мгновений, пара движений — и они обернутся лицом к народу, сядут на предназначенные для короля и королевы места, и время снова понесётся вскачь, хотя сейчас оно тянулось невероятно медленно, увязая и утягивая за собой.
Опустившись на одно колено перед Розой, Джек и Люсинда почтительно склонили головы.
Роза, преисполненная чувства собственной значимости, возложила корону на голову Джека, произнеся положенные слова. Затем, чуть поджав губы, сделала то же самое для Люсинды. Ох как Розе не хотелось отдавать невестке собственную корону — по закону и обычаю Гильбоа, старшая королевская чета после женитьбы наследника отказывалась от трона. Но Роза все же сделала что должно, хотя и постаралась посильнее надавить короной на голову Люсинды. Женская мелочность, недостойная вдовствующей королевы.
Люсинда даже не охнула. Она поднялась, опираясь о руку Джека, и повернулась к своим подданным под приветственные возгласы и крики.
Джек не готовил речи к народу, не думал над тем, что скажет или пообещает — он знал, что слова найдутся сами, стоит только поднять руку, призывая к молчанию. Он говорил долго, рассказывал о том, что и как происходит в стране, что он считает важным и правильным не только для остальных, но и для самого себя — и ни слова о бабочках, так любимых отцом, собственной исключительности, избранности Богиней, хотя именно такие слухи и ходили среди простого народа.
— Да славится и процветает Гильбоа!
Толпа подхватила единым порывом, взревела, скандируя последние слова их короля, а Джек развернулся к Люсинде, поднёс её ладонь к губам и поцеловал, чтобы ни у кого не оставалось сомнений — их брак счастливый.
Дворяне начали подходить к присяге королю и королеве. Клялись в верности и преданности. Люсинда благосклонно смотрела на них краем глаза, то и дело поглядывая на Мэй — свою личную телохранительницу, получившую дворянство сразу за Баки и Броком.
Те тоже были здесь. Баки смотрел сурово и грозно. Его боялись во дворце, и боялись не зря. Впрочем, всю команду, которую Джек привел с собой, здесь боялись. Мрачные, в черной коже, всегда вооруженные, они были, казалось, в любом месте, где могли находиться Люсинда или Джек. Среди прислуги ходили слухи, что принц Джек подчинил себе отряд демонов и превратил их в людей. Дворяне просто сторонились всецело преданных Джеку выскочек.
Джек слушал внимательно, смотрел в глаза, запоминая лица, мелькающие на них эмоции. Если молодое дворянство почти боготворило Джека, считая правильным его решение разогнать старый Совет, распустить раскормленную до безобразия личную гвардию короля, заменив своими людьми, то дворяне в возрасте, если бы не боялись личных цепных псов Его величества, подняли бы бунт ещё до коронации. Но Брок и Баки были настороже, даже Фио, развернувший свою агентурную сеть по всему Шайло, прислушивался, принюхивался, пробовал на язык любого, кто имел неосторожность ляпнуть что-то против Джека, и составил полное досье на всех недовольных. Баки даже советовал Джеку поставить Фио во главе личной разведки короля.
Брок, Баки и остальная команда подошли к присяге последними. Но именно их клятва была самой искренней. Не потому, что Баки и Брок уже получили от Джека баронские грамоты, земли, замки. Не потому, что с этого дня получали дворянские звания и все остальные. Баронесса Мэй визжала и прыгала, как девчонка, увидев свою дворянскую грамоту. Просто они действительно любили Джека, верили в него и от всего сердца хотели ему служить.
Стоило отзвучать последним словам присяги, как за окнами в вечернем небе вспыхнули диковинные цветы фейерверка, взрываясь, осыпая сад и высыпавших на улицу гостей золотистыми искорками. Зазвучала музыка, вспыхнули сотни свечей, освещая площадки, приготовленные для бала.
Джек и Люсинда вышли вперёд. Король поклонился своей королеве, подхватил её за тонкую талию и повёл в неспешном танце под вздохи придворных дам и одобрительные хлопки кавалеров. Они кружились, не отрывая друг от друга взгляда, будто бы разговаривали, безмолвно делились впечатлениями прошедшего дня.
Бал продолжался до полуночи. Играла музыка, слуги разносили вино, кружились разряженные пары, с потолка сыпались цветочные лепестки, наколдованные дворцовым магом, ответственным за увеселения.
В полночь, после последнего танца, Люсинда сказала:
— Джек, я устала.
Джек тут же распрощался с гостями, пожелал им добрых снов, и стоило дверям за их спинами закрыться, подхватил супругу на руки, понёс по коридорам, вызывая вздохи зависти у мелькавших тут и там горничных.
Комнаты королевской четы, как и было принято, располагались рядом, разделённые стеной, в которой, правда, была небольшая дверца, чтобы Его величеству, если вдруг взбредёт в голову, было удобно навестить супругу, не извещая при этом весь остальной дворец. Джек не стал её замуровывать, оставил так, на всякий случай — мало ли что может произойти.
