— Баки, я не знаю, куда писать, — признался Джек. — Пять лет прошло, ей тогда едва четырнадцать исполнилось, а мне шестнадцать. Вряд ли она до сих пор в монастыре. Не тот характер у Лулу, чтобы становиться послушницей. Лишь бы замуж не выскочила.

— Ты пиши, — сказал Баки. — Я отправлю птицу, которая найдет Люсинду Вулфсон, где бы она ни была. Только добавь в письмо что-то такое, чтобы она поверила, что это именно ты и ты жив.

Прикусив кончик пера, Джек задумался. Что же такое написать?

Он всегда рисовал ей картинки, хотя художником был так себе, и писал в основном на французском, надеясь, что так никто другой не сможет прочитать их переписку, полную детских наивных тайн.

Джек не стал описывать все свои злоключения, жаловаться на жизнь или хвастать внезапно обретённым счастьем. Всё же первое письмо годилось разве что для наведения мостов — мало ли как сложилась жизнь у его крошки Лулу. Потому он писал о всякой ерунде, о том, что его колено уже и не помнит о падении с коня, а в горах не так холодно и серо, как они думали; написал, что Мишель нашла-таки себе деревенского принца, как и предсказывала Люсинда, нарисовав в углу лохматую сестру с коромыслом на плечах; пространно извинялся за то, что не писал так долго, уверял, что всё равно не забывал о ней и всё так же хранит её подарок, пряча его ото всех.

Баки и Брок ушли куда-то по своим делам, оставив Джека наедине с пером и пергаментом. В пещерах было тихо-тихо, только эхо разносило по коридорам слабые отголоски смеха то ли Мэй, то ли Роллинза.

По старой привычке спрятав письмо в шкатулку, хотя здесь никто не стал бы совать нос в чужие дела, Джек отправился на поиски, с удовольствием прогуливаясь по ставшим родными коридорам и переходам, в сердцах ругая самого себя за желание вернуться во дворец, с которым у него не связано никаких добрых воспоминаний, и в то же время понимая: Баки прав, нельзя всё оставлять так, как есть.

Баки был на конюшне. Он проверял подковы у своего коня. Брок чистил сбрую. Здесь было тепло, пахло сеном, овсом, лошадиным навозом, фыркали и постукивали копытами по каменному полу кони.

Забравшись на бревенчатую перегородку между денниками, Джек уселся поудобнее, свесил ноги.

— Написал, — отчитался он, подкинул на ладони алое лесное яблоко, наблюдая, как застриг ушами Регис, зафыркал, всячески привлекая к себе внимание хозяина.

— Сейчас закончу, и отправим, — сказал Баки.

Он похлопал своего здоровенного вороного по шее и принялся расчесывать ему гриву огромным гребнем.

Джек хрустел яблоком, качал ногами и думал, что он на самом деле может предложить Люсинде. Он не сможет быть верным мужем, не сможет исполнять супружеский долг сверх необходимого для рождения ребёнка, даже любить её, как Баки и Брока, не сумеет. Имеет ли он право предлагать ей быть всего лишь ширмой, шахматной фигурой рядом с королём, надеясь, что Люсинда сможет найти себе кого-то столь же не болтливого и в то же время согласного терпеть в постели своей женщины законного супруга, и то родить она от него не сможет? Совсем неутешительная перспектива выходила.

— Малыш, ты о чем-то не о том думаешь, — проницательно заметил Брок. — Что тебя гнетет?

— Всё о Люсинде. Мы так красиво вписали ее в нашу историю, — огорчённо вздохнул Джек. — А на деле она будет женой без мужа. Я не смогу с ней быть так же, как с вами. Не смогу в постели… Даже просто спать я без вас разучился, — выпалил он, спрыгивая с перегородки. — Я не хочу делать ей больно, но не смогу быть хорошим мужем.

— Малыш, да ты совсем оторвался от жизни, — рассмеялся Брок. — Ты можешь предложить своей девочке корону, наряды, драгоценности и развлечения. И сколько угодно любовников при условии, что она не будет беременеть от них.

— Действительно, Джек, это много, — согласился Баки. — К тому же ты не знаешь — может, она, как наша Мэй, по девочкам. Или ей просто не захочется ни верности, ни совместного сна, при условии, что ты будешь спать с ней только для зачатия наследников. Знаешь, многие женщины не ценят прелести постельных утех, может, и она из таких. Ты предлагаешь ей не куртуазную любовь, Джек, ты предлагаешь ей сделку, выгодную для вас обоих. Посмотрим, что она ответит.

— Признаться, я об этой стороне вопроса никогда не думал. Смотрел на мать, как ей тяжело с Сайласом: она его любила, хотя и у них брак договорной был, — покачал головой Джек, вспоминая, сколько раз находил Розу в слезах и пытался как-то успокоить. — Сайлас всегда грозился выбить из меня излишнюю романтичность.

— Ты не Сайлас, — уверенно сказал Баки. — Ты ведь будешь уважать свою королеву. А верность… поверь, мало кто из мужчин хранит верность своим женам, и те об этом знают. Такова мужская природа. Но если ты будешь на ее стороне, будешь защищать ее интересы, это станет много для нее значить.

— Да и мы будем уважать твою королеву, — сказал Брок. — Благо мы не дамы и хвалиться подаренными королем драгоценностями и нарядами перед его королевой не станем.

Они с Баки рассмеялись.

Джек попробовал обидеться, но получилось лишь улыбнуться. Всё-то у Баки и Брока всегда выходило складно и понятно. Чувствовался опыт, которого Джеку было банально негде взять, но ощущать себя настолько младше ему было непривычно.

— Пойдем, — сказал Баки, убирая лошадиный гребень, — отправим твое письмо. Припиши только в конце, что ответ надо будет отдать той же птице.

Кивнув, Джек двинулся следом, по дороге заглянул в общую залу и на кухню — узнать, кто сегодня кашеварит; но, увидев Мэй перед разделочной доской, решил, что ему явно хватит яблок и окорока.

Дописав пару строк, Джек передал письмо Баки. Тот, не заглядывая в пергамент, перевязал его алой ленточкой, призвал птицу и отдал ей письмо.

— Отыщи Люсинду Вулфсон, принцессу погибшего королевства, — велел Баки. — Отдашь ей письмо, когда она будет одна.

Птица затрещала, как сорока, клюнула палец Баки и улетела.

— Остается ждать, — заметил Брок.

***

Джек волновался, не мог найти себе места, сам не понимая, чего хочет больше: чтобы Люсинда согласилась на эту авантюру или чтобы отказалась, и Джек имел бы полное право забыть про королевство и корону, не корить себя за упущенные возможности.

Через три дня, хлопая чёрными крыльями, в пещеру влетела птица Баки, сжимая в лапе свиток с ответом. Баки взял у нее пергамент и протянул Джеку.

— Ну что ж, мы точно знаем, что Люсинда Вулфсон жива, — ухмыльнулся Брок. — По нынешним временам уже много. Иди читай.

Забравшись с ногами на постель, Джек развязал ленту.

Письмо не было длинным, Люсинда редко расписывалась больше чем на один лист, но в каждом слове сквозило такое отчаяние и одиночество, что Джеку стало нехорошо. Он сам чувствовал себя так же, пока его не похитили «разбойники с большой дороги», не уволокли к себе в пещеру, а потом и вовсе в постель. Вот только у Лулу не было шанса так же удачно попасть в неприятности. Но всё равно она была рада, что Джек жив, потому как была уверена в обратном, когда стало известно, что король Гильбоа Сайлас Бенджамин объявил во всеуслышание, что его сын и наследник принц Джонатан сначала пропал, а потом и вовсе погиб, нарвавшись на разбойников, когда ехал с официальным визитом к соседям.

Лулу было жаль, но и Джеку было на руку, что бывшая принцесса была в полном отчаянии, находясь в услужении у почтенной вдовой баронессы. Хоть Люсинда и не написала ни слова жалобы на свою госпожу, но Джек умел читать между строк: хозяйка изрядно допекла свою компаньонку, хоть вой, но деваться бедняжке было просто некуда, вот и приходилось терпеть все прихоти старой карги.

— Не думаю, что Лулу будет против сбежать от такой жизни, — протянул Джек.

— Вот видишь, — улыбнулся Баки. — Думаю, стоит отправить ей подарок вместе с письмом как доказательство серьёзности твоих намерений. Пойдем, покопаемся в сундуках.

Оставив письмо на подушке, Джек поднялся, обдумывая, что напишет в этот раз, как объяснит, что ему нужно и что получит в результате сама Люсинда. По всему выходило, что она нужна Джеку ровно настолько же, что и он ей. Принцесса, хоть и прожившая долгие годы в монастыре, совсем не заслуживала участи бедной компаньонки , а Джек мог это всё изменить, ну или хотя бы попытаться.