- Замечательно отрабатываете, мистер Поттер, - ухо опаляет горячее неровное дыхание, прежде чем Северус входит полностью и прихватывает зубами мягкую кожу на линии челюсти, поворачивает к себе лицо за подбородок и впивается в приоткрытые от наслаждения губы. Исследует каждый уголок чужого рта, не отпуская до тех пор, пока у Гарри не заканчивается воздух. Парень уже не может крепко держаться на вытянутых руках и упирается локтями в пол, падая лицом на сложенные вместе ладони.

Мощные резкие толчки сотрясают всё тело, а комната наполнилась пошлыми мокрыми звуками и характерными шлепками, вдохами и выдохами. Всё это возбуждало, ещё как возбуждало, хотя казалось: дальше просто некуда. Наслаждение пронзало электрическими разрядами, накрывало волнами с головой, уничтожало любые связные мысли в голове, оставляя ничтожные, глупые обрывки каких-то непонятных образов. Если бы Гарри был конкретно сейчас в адеквате и понимал всю суть происходящего — определённо скончался бы на месте от непреодолимого стыда.

Особенно сильный толчок и приглушённый рык над самым ухом заставляют удовольствие выходить на принципиально новый, всё ещё неизведанный уровень: Гарри уже не стонет, а открыто выкрикивает нечленораздельные признания в любви, находясь на самом пике и чувствуя, как содрогается всё тело. Сознание улетает куда-то очень далеко.

Мир перед глазами заволокло темнотой: выдержать столько новых впечатлений без каких-либо, пусть и незначительных, последствий оказалось для него непосильной задачей.

========== Часть 8 ==========

Джинни возилась над этим, казалось бы, чуть ли не идеальным планом довольно долго и несвойственно скрупулёзно: откопать в библиотеке рецепт именно такого зелья, чтобы не просто возбуждал, но ещё и чувства подпитывал, всячески напоминал какие-нибудь подробности из общей жизни и всё в таком же духе. Довольно любопытное варево, о котором она узнала от одной знакомой (только у той, как раз-таки, ничего и не прокатило, но это уже сугубо её проблемы, Джинни определённо умнее и глупые ошибки не допускает). Ингредиенты пришлось выпрашивать у братьев, клятвенно уверяя, что ничего серьёзного не планируется. Так, небольшая шалость. Фред легкомысленно махнул рукой и выдал всё необходимое, ни секунды не сомневаясь.

Потом, конечно же, угостить им ничего не подозревающую Гермиону, и…

Дальше бы, наверное, всё потекло само-собой. Хотелось набраться смелости и признаться, что чувства приобрели силу, глубину, стали больше и теперь отличаются немного от обычных дружеских. Джинни мучилась неизвестностью и думала о них постоянно, засыпала и просыпалась неизменно с ними же, пыталась опровергнуть, но далеко, как известно, от самого себя не убежишь. Догонит. И станет во много раз больнее.

В итоге, она действительно сварила пригодное к использованию зелье, действие которого намеренно сократила с двадцати четырёх часов до двенадцати (слишком долго — ни к чему). Оно выглядело и пахло точно так же, как требовалось, а консистенция оказалась идеальной — прозрачное, текучее и безвкусное. От воды вообще ничем не отличить. Дальше надо было придумать, под каким именно предлогом отдать его Гермионе.

И Джинни выдумала воистину гениальное решение. Учитывая школьную эпидемию немагического гриппа, она перелила по чуть-чуть в бутылочки с лекарством от температуры, чтобы под предлогом профилактики отдать его ничего не подозревающей подруге. Ещё, чисто на всякий случай, если вдруг случится непредвиденное и придётся выкручиваться, сделала два пузырька и коробку шоколадных конфет, политых некоторым количеством того же любовного зелья.

Она действительно учла многое, минута в минуту рассчитала идеальный момент, когда можно было бы невзначай «одолжить» так называемое «лекарство», но против собственной же глупости оказалась бессильна.

Первый пузырёк по сущей невнимательности Джинни забыла на парте в кабинете зельеварения. Правда, вовремя вспомнила, но когда вернулась - пропажи на месте уже не было. Видимо, какой-нибудь одноклассник прикарманил или попросту выкинул (естественно, в мусорке шариться она не стала, ибо как-то неуместно заниматься этим прямо на глазах у профессора Снейпа).

Тем не менее, расстраиваться по поводу потери одного пузырька Джинни посчитала слишком несвоевременным: всё ещё имелся второй, использовать который следовало с особой осторожностью. Именно так, и ни как иначе, однако по чистой случайности он попал к Рону. И теперь неизвестно, что произошло: выпил братец приворотное или же оставил где-нибудь на тумбочке в своей комнате. Проверять не имело никакого смысла из-за отсутствия возможности.

Последняя надежда возлагалась на конфеты, которые Гермиона так и не съела - наложенные чары отслеживания прикосновений, настроенные на подругу, молчат до сих пор. Вероятно, она их кому-нибудь вообще отдала.

План, такой замечательный и наполненный надеждами на светлое будущее вместе с любимым человеком, полетел ко всем чертям.

***

Рон буквально вжимается в прохладный камень шершавой стены у поворота в коридоре, лелея тщетную надежду слиться с ней воедино и не отсвечивать. Пришлось основательно поотстать от остальных — на горизонте появляются первые ученики изумрудного факультета, и встречаться с их неизменным светловолосым принцем как-то ну совсем уж не хочется.

Особенно, учитывая события этой ночи.

Странные, как будто вообще нереальные, бредовые и волнительные.

И это ещё очень мягко, говоря откровенно: сердце просится наружу через горло, пробивается через грудную клетку, неистово вколачиваясь в рёбра, а по спине одна за другой скатываются бисеринки пота. Хотя отапливается старый замок не слишком хорошо.

Рон, естественно, рассматривает не всех учеников слизерина. Только одного конкретного змеёныша, который непривычно растерянно озирается по сторонам (явно же потерял кого-то, невооружённым глазом видно). Красный и зелёный факультеты смешиваются в одну толпу, заполняя коридор мельканием ученических мантий, топотом ботинок о каменный пол и разнообразной болтовнёй.

Понятное дело, Драко высматривает не просто абстрактного «кого-то», а именно своего незадачливого соперника. Которому сегодня тяжело просто хотя бы выйти на секундочку из собственной комнаты, а сидеть — вообще непомерный труд и одно сплошное мучение.

Двигаясь и выглядя при этом непринуждённо, он якобы ненавязчиво (и осторожно, чтобы никто не заметил) вертит головой по сторонам, даже перешагивает через обильную фамильно-малфоевскую гордость, тихонько дёргая за кончик рукава мантии проходящего мимо Гарри. Смотрит важно свысока, но как-то нервно поправляет помятый сегодня галстук, заметно съехавший немного на бок.

Рону удалось разобрать далеко не всё из их короткого разговора, но тихое «где же это рыжее недоразумение, которое Уизли?» расслышал просто замечательно. Убедился лишний раз в сомнительной приятности догадке.

И решил, что, наверное, некоторое время лучше осторожнее по школе перемещаться, а то мало ли.

- А? - Гарри явно не соображает, чего от него, собственно, хотят. Рон и сам заметить успел, что друг сегодня какой-то необыкновенно задумчивый и залипает постоянно в пустоту.

- Рон, я спрашиваю, где?

Гарри машет неопределённо рукой куда-то в сторону, не замечая презрительного недоумения на лице заметно разозлившегося Драко, и, словно бы очнувшись, догоняет ушедшую вперёд Гермиону. Малфой неразборчиво (но с вдохновением, прочувствованно) матерится и, окончательно раздражённый, присоединяется к своему факультету.

Впрочем, не более раздражённый или обеспокоенный, чем сам объект интенсивных поисков: Рону вообще не хочется находиться с ним не то чтобы в одной комнате, но даже на одной планете. В одной реальности. Слишком уж много проблем от их так называемого «общения», да и гадости всякие подстраивать уже не кажется таким весёлым или хоть немного остроумным. Самое правильное на данный момент — попытаться забыть всё случившееся и Драко в том числе, как страшный ночной кошмар.