- Если продолжить в том же духе, просто сломаешь себе что-нибудь. Ну, знаешь, запутаешься ногами в мантии, пока будешь спускаться по лестнице. Или напутаешь с заклинанием и заколдуешь сам себя.
Гарри торопливо собирает рассыпавшиеся по полу учебники, которые выпали из ослабевших рук во время очередного особенно глубокого мыслеплавания. У него даже нет фантазии на какое-нибудь ругательство. Одна досада вперемешку с ожиданием страшной неизвестности.
- И что ты предлагаешь?
- Не ходить сегодня к профессору. - И как такое понимать? Сама Гермиона, правильная и дотошная относительно учёбы, предлагает в наглую проигнорить Северуса Снейпа, единственного преподавателя, злить которого стоило бы меньше всего. - Гарри, не смотри на меня так, я серьёзно. Видно же - тебе плохо, и профессор сыграл в этом далеко не последнюю роль. Если ситуация станет и дальше развиваться подобным образом, тебя придётся полуобморочного оттаскивать в больничное крыло. Так что не рискуй.
- Да меня хоть так, хоть так - всё равно лечить придётся. Какая теперь разница?
- Разница есть, сам понимаешь.
Гарри сейчас действительно крайне туго соображает и никак разобраться не может, почему голос Снейпа, произносящего его имя, раз за разом транслируется в голове, и каждый раз в районе солнечного сплетения что-то надрывно кричит, несётся на бешеной скорости вниз, забирая все имеющиеся чувства, но оставляя волнительное, от чего-то сладостное ожидание.
- Я должен идти. Просто должен, и всё, - немного подумав, он добавляет: - Иначе мне конец, это же Снейп.
Гермиона задумчиво опускает голову на бок и пристально рассматривает лицо напротив, останавливаясь на выражении зелёных глаз. Она всегда была крайне проницательной. Иногда утаить от неё истинное положение вещей невозможно.
Хорошо ещё - сейчас ему утаивать нечего, просто непонятно, что конкретно стоит утаивать.
- Ну, ладно. Только помни, что…
- Я тебя предупреждала.
- Именно.
Гарри улыбается, обгоняя подругу и оборачиваясь около поворота дальше по коридору:
- Пожелай мне удачи!
- Удачи? Она тебе точно без надобности, рядом со Снейпом все эти штучки не работают.
Около кабинета своего персонального кошмара Гарри старается именно дышать. Остальные вещи, типа слов Гермионы или постоянная обида, подогретая пламенем нескончаемого потока лютой ненависти, послушно уходят со цены и рассаживаются на задние ряды зрительского зала, как временно ненужные.
Этот подлый ворон однозначно наложил на него какую-нибудь особенно изощрённую гадость. Возникают ощущения, которые больше всего подходят прогрессирующей лихорадке, и самое неприятное - качающийся и двоящийся мир перед глазами, который расплывается и утекает временами из-за жара, поселившегося во всём теле. Если бы не ожидание, волнующее странным образом, Гарри бы действительно согласился на счёт болезни и радостно свалил к себе.
Только упрямство становится поперёк трусливого желания, а разошедшийся за несколько уроков интерес мучает посильнее мнимой лихорадки. Это странная неуёмная потребность - выслушать профессора, его бархатистый со строгими нотками голос, наполненный холодным безразличием или ядовитой саркастической ненавистью. Сегодня на уроке последнее куда-то подевалось, однако на смену появилось другое, совершенно незнакомое, и потому, наверное, настолько интересное и волнующее.
Подобного характера мысли следовало бы выпроводить и забыть. Только Гарри, которому очень хочется просто сесть, тупо уставившись на Снейпа, и слушать что угодно, сделать этого уже не способен. Он всего лишь тихонько скребётся в закрытую дверь и, получив разрешение, робко заходит в кабинет.
Самое трудное, как ни странно, заставить заплетающиеся конечности держать своего ударенного головой хозяина в стоячем положении. Страх с увеличивающейся скоростью набирает обороты, и от него захватывает, как на гигантских американских горках, самых огромных и со спусками, ужаснее которых никогда не существовало и вряд ли будет существовать.
Как-то не уместно вспоминается дружеское расположение матери к Снейпу. Следом возникают издевательства Мародёров, после чего приходит нехорошее такое понимание: Гарри практически ненавидит их за всё произошедшее, а маму - за то, что позволила отстраниться и уйти, так и не попытавшись удержать.
Память, почему-то решившая добить и без того запутавшегося Гарри окончательно, словно бы вживую показывает события, почерпнутые из чужого разума. В душе откликается то, что сначала не давало о себе знать, от чего отгораживало упрямое нежелание верить в увиденное и горькое разочарование в чуть ли не обожествляемом отце.
Щемящая жалость к молодому Северусу. Яркая, алая злоба, чувство несправедливости и острая необходимость находиться постоянно рядом. Собственный голос, звенящий гневом во время постоянных стычек с профессором, вываливает на окончательно потерявшегося Гарри очередную порцию вины. Плохо соображая, в чём именно провинился, он уже готов извиняться столько раз, сколько потребуется. В точном количестве он пока что не определился. Наверное, много.
Снейп невозмутимо восседает за столом и занимается увесистой стопкой документов, даже не замечая поначалу испуганного, затем любопытного, а в довершение откровенно выжидательного взгляда, медленно скользящего по серьёзному лицу и суровой складке между сосредоточенно сведёнными бровями, воротнику наглухо застёгнутого сюртука, выглядывающего из-под чернильного цвета мантии, и жёстким на вид рукам с длинными пальцами, скоро записывающих что-то в документах. Сгорбленный в три погибели Снейп уже настолько привычен, что Гарри начинает неосознанно глубже, спокойнее дышать и предпринимать осторожные попытки совладать с собой.
Немного получалось, пока Снейп не надумал поднять голову. В его глазах угадывалось нечто такое, от чего грудная клетка заходила ходуном в тщетных попытках удержать готовое выскочить, неистово бьющееся о рёбра сердце.
А вдруг это проклятье, призванное убивать инфарктом? Изощрённо, ничего не скажешь, даже ведь не подкопаешься потом.
- Вы ожидаете особое приглашение? - бровь профессора вопросительно выгибается, от чего ноги сами собой излишне поспешно делают пару шагов вперёд.
Впрочем, тут же останавливаются, потому что совершенно непонятная энергетика, исходящая со стороны невозмутимо ожидающего Снейпа, тянется к нему удушливыми волнами и вряд ли предвещает что-то хорошее. Гарри думается, что лучше всего близко не подходить, ибо как-то страшно. И стыдно, конечно, трусить ему не свойственно, однако по-другому не получается.
- Поттер, сколько ещё вы собираетесь тратить моё время на всякие глупости?
Организм окончательно закоротило, однако с места он так и не сдвинулся. Снейп избирает выжидательную позицию, пристально наблюдая за учеником, пока последний не осмелится продвинуться к нему ещё на несколько шагов. Потом, наверное, психует мысленно, не терпеливо поднимается и подходит сам, растягивая губы в едва заметной надменной усмешке. Ему-то наверняка происходящее доставляет удовольствие, ведь он буквально упивается чужими муками и ужасом перед неизбежным наказанием.
Молчание постепенно нагнетает обстановку. Гарри опускает голову и смотрит куда-то в сторону, чувствуя себя до ужаса неловко: это странное необычное ощущение, от которого хочется провалиться сквозь пол, или убежать, или раствориться в воздухе, только бы деться отсюда уже куда-нибудь. Снейп нарочито небрежно разглядывает его, перемещая внимательный цепкий взгляд с головы до ног, останавливается на особенно заинтересовавших деталях.
В итоге и без того не шибко развитая выдержка подводит:
- Если вы хотите наказать меня, то давайте уже, зачем тянуть? Хотели помучать - у вас это получилось, весь день покатился ко всем чертям. Послушайте, - краснота, постепенно расползающаяся по щекам, переползает на затылок, уши и напряжённую от раздражения шею, - Может, мне, как обычно, полы помыть, или котёл этот несчастный выгрести. Честно, я понятия не имею, почему эта дрянь к нему так прикипела, но…