– Поставить педераста руководить Райхскапеллой, это… – Эрих сделал паузу, – это все равно, что открыть врагу ворота города! Эти юноши олицетворяют собой Нойерайх, его новое, здоровое поколение, избавившееся от гнусности, порока и деградации!

Над столом вспыхнул свет, и появилась голограмма Брунгильды.

– Я перебросила Вам файл, – сказала она. – Если что, я нарезала передачу по эпизодам, и озаглавила каждый. Разрешите обратиться?

– Обращайтесь, – разрешил Эрих.

– Герр Райхсфюрер, по тому, как Вы разгневаны, я поняла, что случилось нечто совершенно недопустимое, – сказала Брунгильда. – Хочу вступиться за Ирму – если она где-то допустила ошибку…

– Брунгильда, я же сказал, что ваша Ирма тут ни при чем, – опять прервал ее Райхсфюрер. – Ни ей, ни кому бы то ни было из редакции Программы ничего не угрожает. К сожалению, гниль завелась этажом выше. Вы просмотрели передачу?

– Как она могла? – не удержался и спросил Чезаре. – Ведь всего пару минут…

– У Брунгильды есть специальный имплантат, – пояснил Эрих. – Она способна быстрее усваивать информацию, в случае видео – в десять раз, да, Брунгильда?

– Так точно, – ответила девушка. – Это ответ на оба вопроса. Я просмотрела файл.

– Какие-то замечания? – спросил Райхсфюрер. Брунгильда замялась:

– Последний гость, – сказала она. – Некто Ульрих ван Нивен. Скользкий тип, и, кажется, не особо жалуют фрау Шмидт, хотя юлит, как намазанный мылом уж.

– Брунгильда, Вы знаете, кто сейчас со мной за столом, – сказал Эрих утвердительным тоном, – дон Корразьере – мой друг и доверенное лицо. Можете быть предельно откровенны. Что Вы думаете об ван Нивене?

– Приспособленец, – Брунгильда процедила это слово тока, словно сплюнула. – И похож на педика. Как он восхищался «мальчиками» из своего хора… Scheiße . И это не только мое мнение.

– А чье еще? – удивился Райхсфюрер.

– Я сразу спросила у Отто… – ответила Брунгильда, – у герра Зейферта, редактора передачи, я немного с ним знакома, не было ли каких накладок. Отто сказал, что накладок не было, но в последнем сюжете он не уверен. Раньше фрау Шмидт лично утверждала все материалы, а теперь этим занимаются райхсцензоры, а те, видя рескрипт вышестоящего лица, могут утвердить материал вообще не глядя.

– Scheiße, – скрипнул зубами Эрих. – Ну, с этим я разберусь. Хорошо, Брунгильда, я доволен вашей работой. Отдохните, надеюсь, кино Вам понравится.

– Простите, герр Райхсфюрер, – лицо Брунгильды было удивительно безэмоциональным, но Чезаре показалось, что женщина смутилась, – я немного… в общем, упомянутый Вами ван Нивен сейчас находится в Берлине. Как Вы знаете, Райхскапелла выступает на открытии Дня Рождения Фюрера, естественно, он ее сопровождает. Капелла разместилась в пансионе фрау Сенна, на Якцоштрассе, а сам ван Нивен снял особняк неподалеку, на Кельтерервег 38.

– Особняк? – переспросил Эрих. – Брунгильда, будьте любезны, уточните, пожалуйста, завтра, за чей счет оплачена аренда особняка.

– Уже, – ответила Брунгильда. – Штадтминистерство Культуры Остерейх. Перевод денег одобрен штадтфюрерин лично. Копию платежного документа я сбросила Вам на концентратор.

– Вот что, Брунгильда, – Эрих потер пальцами подбородок. – Завтра с утра подготовьте мне приказ о награждении. Награду выбирайте сами.

Лицо Брунгильды осталось бесстрастным:

– Кого и за что Вы награждаете?

– Вас, – ответил Райхсфюрер, – за безупречную службу. И да, я помню, что награждал Вас в октябре месяце, не напоминайте. Мы все любим Нойерайх, но это не значит, что безупречная служба не должна вознаграждаться.

– Разрешите обратиться? – сказала Брунгильда.

– Не разрешаю, – ответил Эрих. – Хильда, это приказ, а приказы не обсуждаются. Приятного вечера.

– И Вам того же, герр Райхсфюрер! – ответила Брунгильда, и, наконец-то, Чезаре мог со всей определенностью сказать – женщина тронута. На ее бледной коже появился легкий румянец, глаза заблестели… – Lang lebe die Reinigung!

– Lang lebe die Reinigung! – ответил Эрих.

* * *

Когда Брунгильда отключилась, Эрих взял бокал со стола и посмотрел на Чезаре. В его взгляде читалось какое-то почти несолидное озорство, но кого-то другого (не Чезаре) этот лукавый блеск, наверно, мог бы напугать до заикания.

– Проще всего сейчас было бы вызвать сюда Вольфа, – сказал он, – ткнуть носом в художества этого педераста, устроить выволочку…

Он задумчиво перевел взгляд на вино в бокале:

– Когда-то Вольф Шмидт упек меня за решетку, два раза подряд. Теперь он Райхсминистр Райхсполицай в моем правительстве, более того – он один из немногих, кого я считаю своим другом. Прикинь, Штальманн закорешился с легавыми, западло, да? Жизнь все меняет, Чезаре, и нет в ней ничего постоянного. И простых решений в ней тоже нет. Можно спасти другу Вольфу, отправлявшему меня на казенный харч, его лицо, но я не буду. Не буду ради него самого.

– В смысле? – спросил Чезаре. – Простите, дон Энрике, но я нихрена не догоняю, что Вы сейчас сказали. Наверно, я не совсем…

– Это мне лучше знать, совсем ты, или не совсем, – перебил его Эрих. – Поясню – Вольфу надо вставить пистона, чтобы шевелил culo, как говорят у тебя на родине. Да и Магде встряска не помешает. Если время от времени не устраивать die klein Reinigung, начинаются проблемы. А в близком окружении – тем более.

Он поднял бокал, и они с Чезаре выпили, просто так, без тоста. Эрих продолжил:

– Христос говорил, – при упоминании Христа Чезаре торопливо перекрестился, – «кого Я люблю, того наказываю». Вольф и Магда дороги мне, но завтрашний вечер они надолго запомнят. Вот что, Чезаре… ты, помнится, первого человека лет в десять мочканул?

– В восемь, – уточнил Чезаре.

– Самостоятельно? – спросил Эрих, и пояснил, – то есть, никто тебя не учил этому?

– Che cazza, конечно учили! – ответил Эрих. – Дон Маркантонио Контини, pace all'anima sua⁴². Мой padrino⁴³, cazzarolla, он был мне больше, чем отец!

– Я тоже впервые убил человека под руководством отца, – сказал Эрих, улыбаясь.

– А кто был Ваш отец? – спросил Чезаре. Эрих на мгновение посмурнел, но потом вновь улыбнулся:

– Настоящий немец, которым можно гордиться. Когда я пристрелил этого… не важно, отец подошел к трупу, взял пальцами немного крови, и нарисовал ею мне крест на лбу. После чего сказал: «теперь ты настоящий мужчина».

– Che cazza, один-в-один, как у меня! – восхитился Чезаре. – Только он сказал по-другому: «гордись, piccolo stronzo, теперь ты мужчина, а не pezzo di merde. А теперь делаем ноги, пока не замели, твой бабах, небось, пол-Неаполя слышало».

Слушая это, Эрих улыбался и кивал, а потом сказал:

– Тебя не было с нами в славные дни ЕА, Чезаре, но это ничего не значит. Тем не менее я бы хотел, чтобы ты прошел обряд посвящения. Вот что мы сделаем: поезжай в Моабит, тебя там встретит симпатичная девочка Грета. Советую подружиться с ней, она у нас вторая после Вольфа, и на Дезашанте отправляются только с ее подачи. Возьмешь ее, найдете еще какого-нибудь засранца, и езжайте в этот особняк на Кельтерервег. Сформируете DF3 – Гретхен в этом плане опытная. Правила следующие – подозреваемого в наручники, в хате полный обыск – этим займется Грета, она же и допрос проведет…

– А я там зачем? – спросил Чезаре.

– Во-первых, три – счастливое число, – объяснил Райхсфюрер. – Во-вторых, три человека минимальное и максимальное количество людей для принятия важного решения. Ну, и, в-третьих, если выродок окажет сопротивление – можешь шлёпнуть его на месте из необходимости соблюдения Орднунга. Ну как, согласен?

– Если бы мне это предложили не Вы, в жизни бы не согласился, – ответил Чезаре. – А по Вашему приказу – хоть nel buca di culo alla diablo. Где этот ваш Моабит?

– Вольфганг дорогу знает, – ответил Эрих. – Гретхен он тоже знает. Он, вообще-то, ничего парень, этот Порше, но может при виде ее лужу напустить. Если не напустит – можешь взять его в DF3. Для него это будет подарок судьбы, засиделся он в раухенгестерах.