Цзы Нун с готовностью кивнула. Обернувшись, девушка увидела, что рядом стоит Цзы Янь и смотрит на нее в упор. Невозможно было разгадать, какие чувства скрывает ее пристальный взгляд. Цзы Нун удивилась и спросила:

— Что это с тобой? Таким лицом только людей пугать.

Цзы Янь нахмурилась и вздохнула:

— Неужели государь никак не забудет того человека?

Цзы Нун хмыкнула в ответ:

— А ты что, плохо расслышала? К чему эти вопросы? Ты же пуще всех ненавидишь молодого господина, с чего бы тебя вдруг начала заботить его судьба?

На это Цзы Янь ничего не сказала, лишь молча развернулась и отошла в сторону, тихо бормоча себе под нос:

— Не может забыть, до сих пор не может его забыть… Даже в такой праздничный день, как сегодня, хозяин страдает и тоскует. Все его помыслы, все желания сердца — с тем человеком. Неужто… неужто и впрямь придется отступить от моих изначальных намерений? Как же так?.. Как же так вышло?..

Пока она мучилась вопросами, не находя ответов, в зале вдруг наступила полная тишина. Цзы Янь оглянулась и увидела, что слуги как раз внесли на огромном блюде жареного барашка, символ благоденствия и счастья. Дивный аромат разлился в воздухе, и тут уже всем стало не до разговоров.

Цзы Нун и другие служанки довольно разулыбались, тотчас же поспешили к императору и вдовствующей императрице и встали у них за спиной, готовясь нарезать мясо и раскладывать по тарелкам. Придворные пожирали глазами барашка, которого слуги медленно и торжественно подносили к императорскому столу.

Вдруг огромное блюдо накренилось, его южная сторона резко просела вниз. Трое слуг попытались выровнять крен, но барашек был слишком тяжелый, и они не успели спасти положение. На глазах у сотен потрясенных гостей роскошное блюдо рухнуло на пол. Конечно, гигантский поднос разбился вдребезги, но это еще не самое страшное. Хуже всего было то, что само праздничное угощение вывалилось прямо в пыль, и символ благоденствия и счастья оказался безнадежно осквернен.

Все, кто стал этому свидетелем, побледнели и изменились в лице. Вдовствующая императрица, Ваньянь Сюй и сановники двора вскочили со своих мест, а трое злополучных слуг повалились на колени и принялись бить челом в пол, в ужасе повторяя:

— Ваш раб заслуживает смерти! Ваш раб заслуживает смерти!

И только один человек — тот самый, кто поддерживал блюдо с южной стороны, — молча согнулся в три погибели, прижимая одну ладонь ко рту, а вторую — к желудку. Все пригляделись и увидели, что это был не кто иной, как Су И.

Теперь лица придворных перекосились от гнева и отвращения. Генерал Юй Цан резко поднялся на ноги и возмущенно вскричал:

— Кто позволил этому презренному рабу нести барашка?! Неужто вы не знаете, что у него всегда припрятан камень за пазухой? Вот, смотрите, он ясно показал, что питает самые гнусные намерения. Задумал навлечь проклятие на нашу Золотую империю, чтобы привести ее к гибели! — Юй Цан повернулся к императору и добавил: — Государь, этот человек виновен в тягчайшем преступлении, и Вашему Величеству не дóлжно более проявлять к нему снисходительность.

К последним словам единодушно присоединились все министры.

Но тут раздался звонкий детский голосок:

— Закройте рты! Отец-император еще не сказал ни слова. Сейчас не ваша очередь судить да рядить!

Маленький наследник Ваньянь Шу поспешил спуститься с возвышения и направился прямо к Су И.

Голова Су И кружилась, перед глазами всё плыло, холодный пот лил с него градом. Услышав легкий топоток наследника, он из последних сил поднялся на ноги, намереваясь покинуть зал.

Наложница Инь пронзительно вскрикнула:

— Наглый раб! Ну-ка быстро убери тут всё!..

Ваньянь Шу метнул в нее свирепый взгляд, и она испуганно затихла.

Цзы Нун и другие служанки тоже устремились к Су И; он же едва держался на ногах от слабости, почти ничего не видел за мутной пеленой и не мог даже преодолеть несколько шагов до двери. Нечеловеческим усилием воли сдерживая подкатывающую к горлу кровь, он еле слышно прошептал:

— Я… пойду принесу что-нибудь… чтобы… всё убрать… — и с этими словами сделал еще один мучительный шаг.

Желудок его терзала такая адская боль, что, казалось, всё в животе перевернулось вверх дном, а внутренности перемешались в кашу. Су И чувствовал, что потоки крови вот-вот хлынут наружу. И Ваньянь Сюй, и наследник Шу, и Цзы Нун — все они были так глубоко к нему привязаны! Как он мог позволить себе упасть и умереть прямо на их глазах? Как он мог допустить, чтобы это жестокое зрелище омрачило всю их дальнейшую жизнь? Тем более — в такой день, в канун Нового Года! Смерть в разгар празднества стала бы поистине зловещим предзнаменованием.

Су И стиснул зубы и сумел сделать еще несколько нетвердых шагов, мечтая лишь об одном — поскорее исчезнуть, чтобы эта невыносимая сцена так или иначе закончилась. Зал загудел, как улей — придворные сановники и императорские наложницы, потрясенные неслыханной дерзостью, шумно заспорили, перебивая друг друга.

И тут спокойный повелительный голос перекрыл гул толпы:

— Стой!

Рты мгновенно закрылись, а изумленные глаза устремились на императора. Все, кто находились в зале, оцепенели, глядя, как Ваньянь Сюй медленно, шаг за шагом, спускается с возвышения, не сводя взволнованного и тревожного взгляда со своего Су И. Тот по-прежнему порывался уйти, но внезапно ноги подогнулись, и он рухнул на колени возле колонны. Император бросился вперед, чтобы поддержать его, и увидел, что в любимом лице — ни кровинки, а по лбу катятся крупные, как горошины, капли пота. Взгляд Су И потерял живость и блеск, и Ваньянь Сюй не понимал, с каким чувством смотрели на него дорогие глаза — была ли то любовь, горечь или печаль. Одна рука Су И бессильно повисла вдоль тела, другой он по-прежнему упрямо зажимал себе рот. Сердце императора дрогнуло, он весь похолодел от дурных предчувствий.

— Су Су… — только и сумел выговорить он — язык и губы не слушались, словно чужие.

Ваньянь Сюй медленно, с трудом поднял руку, усилием воли заставляя себя сохранять присутствие духа и не смотреть в умоляющие, отчаянные глаза. Он вцепился в рукав Су И, с удивлением обнаружив, что собственные пальцы дрожат и отказываются подчиняться. Возможно, он просто не осмеливался потянуть Су И за руку, опасаясь того, что случится дальше. Император и сам не понимал, что с ним творится, только ощущал, как зубы выбивают неровную дробь. Однако не время было поддаваться страхам и сомнениям. Ваньянь Сюй решительно вздохнул, собрал волю в кулак и одним резким движением отвел ослабевшую руку Су И от лица. В тот же миг перед глазами императора всё окрасилось алым. Силы наконец оставили Су И, и изо рта его хлынула кровь, пятная драгоценное «одеяние дракона».

========== 72-73 ==========

72.

— Су… Су Су… — Ваньянь Сюй растерялся от неожиданности и обезумел от страха. Как раз в этот миг Су И не выдержал и совершенно обмяк в его объятиях. Лишь тогда Ваньянь Сюй вышел из оцепенения и осознал, что происходит. Раздался чудовищный, разрывающий душу вопль: — Су Су!..

Император прижал к себе ослабевшее, безвольное, словно тряпичная кукла, тело и, теряя голову от ужаса, вскричал:

— Эй, кто-нибудь! Сюда! Цзы Лю! Цзы Лю! Су Су, что с тобой? Да что с тобой такое?

Из приоткрытого рта Су И по-прежнему вытекала толчками кровь. Ваньянь Сюй в панике пытался зажать ему рот, глотая слезы отчаяния. Задыхаясь, он жалобно умолял:

— Су Су… Су Су, пожалуйста, не надо! Прошу, не надо больше так!..

Ваньянь Шу, Цзы Нун и прочие служанки бросились к императору и сгрудились вокруг. И тут все услышали женский голос:

— Расступитесь! Государь, уберите руку! Пусть молодой господин избавится от крови в желудке.

Голос принадлежал Цзы Лю. Несколько минут назад она отправилась в другие покои, чтобы принести для императора парадную накидку, и вдруг из главного зала до нее донеслись крики Ваньянь Сюя, который звал на помощь. Стоило девушке войти в зал, и она с первого взгляда поняла, что происходит, а подойдя ближе, увидела, что и на груди Су И, и на одеянии императора алеют пятна свежей крови. Цзы Лю невольно побледнела и схватила запястье Су И, чтобы пощупать пульс. Затем она медленно выпрямилась, печально повесив голову.