Однако в этот предновогодний день Су И почувствовал, что на сей раз так просто не отделается. Желудок продолжало крутить, боль постепенно усиливалась. Тошнота становилась невыносимой, да и голова начала кружиться, в глазах темнело, всё тело охватила слабость. Су И едва держался на ногах. Как мастер боевых искусств, он всегда старался ступать твердо и уверенно, но сегодня эта задача оказалась ему не по силам. Он снова окинул взглядом необъятное снежное покрывало. Ослепительная белизна резала глаза, а сердце переполняли дурные предчувствия.
Из глубокой задумчивости его вывел ехидный голос:
— Что за дела? Ты, никак, надумал сегодня тоже Новый Год праздновать? Вон там все уже с ног сбились, а ты тут болтаешься без дела, нет чтобы помочь!
Су И поднял голову и встретился взглядом со старшей прачкой по имени Ай-эр. Ее тоже отправили на время помогать прислуге в главном зале. Суматоха и беготня ей уже изрядно надоели, и тут на глаза неожиданно попался Су И. Как же было не приставить его к работе?
Делать нечего, пришлось, превозмогая боль, тащиться за ней по бесконечным комнатам и переходам. В огромном парадном зале Дворца Наслаждений, где помещалось несколько сотен человек, шел праздничный пир. Там двигались бесчисленные силуэты, оттуда непрерывно доносились веселые голоса и звонкий смех. Служанки и евнухи, как муравьи, сновали туда-сюда, подавая к столу отборные сорта чая и всяческие деликатесы. К этому времени Су И так изнемог от мучительной боли, что пот катился с него градом, однако волей-неволей пришлось перетаскивать какие-то коробки и заменять сгоревшие свечи. Он намеренно держался в тени, стараясь не покидать укромных уголков, но Ваньянь Сюй не предполагал, что Су И может оказаться так близко, да и никто из участников пиршества не обратил на него внимания.
Су И насилу дотянул до вечера. Ближе к закату заметно потеплело, ветер стих, снегопад мало-помалу прекратился. Начали подавать праздничный ужин, вереница слуг понесла в главный зал всевозможные вина и кушанья. Су И увидел, что его помощь больше не требуется и, не желая путаться под ногами, отыскал для себя тихое местечко. Оглядевшись по сторонам, он убедился, что рядом никого нет. Ноги отказывались держать, колени подогнулись, и Су И обессиленно опустился на пол. Целый день он крутился как белка в колесе, не удалось даже улучить минутку, чтобы выпить чашечку чая. Пустой желудок возмущенно урчал, а боль и тошнота всё усиливались. Наконец его снова два раза обильно вырвало кровью, только ни малейшего облегчения он не почувствовал. Да, теперь его состояние внушало серьезные опасения…
Су И долго в молчании рассматривал пятна крови. Потом, горько вздыхая, сказал самому себе: «Неужели в эту новогоднюю ночь, когда все семьи собираются вместе, Су И суждено умереть?» При одной мысли о том, что он больше никогда не увидит благородное, мужественное лицо, никогда больше не почувствует, как нежная любовь усмиряет жгучую ненависть — при одной этой мысли сердце невольно сжалось от такой мучительной боли, словно в него вонзили и провернули острый нож. Су И издали вглядывался в ярко освещенный зал, но, как ни старался, не мог разглядеть даже тень того, кто не выходил у него из головы дни и ночи напролет.
Сделав несколько шагов вперед, он подумал: «Если Небеса хоть немного сжалятся над Су И, они позволят мне одним глазком взглянуть на него! Всего один взгляд, с меня и довольно! Всего один взгляд, прежде чем уйти, и тогда мне не будет так горько покидать этот бренный мир». Су И представил, каково придется Ваньянь Сюю и маленькому наследнику Шу, когда они узнают о его смерти, и всё внутри сжалось в тревоге и тоске. Но тут он ничего поделать не мог, оставалось только утешать самого себя: «Какое чувство, какая сердечная привязанность устоят под напором времени? Пусть поначалу будет больно, но не пройдет и года, как они непременно утешатся».
Су И изо всех сил вглядывался в толпу придворных, когда вдруг услышал чей-то взволнованный голос:
— Эй, ты там! Иди-ка сюда, помоги!
Он оглянулся и увидел, как четыре человека тащат в сторону главного зала огромное, размером с колесо повозки, блюдо с зажаренным целиком барашком. Лицо одного из них перекосилось от боли, и он бросился к Су И со словами:
— Скорей, подмени меня! У меня живот прихватило, нужно срочно отлучиться.
Су И медлил в нерешительности, но тот человек, оставив ношу на попечение своих трех товарищей, схватил его за руку, силой подтащил поближе, а сам умчался в уборную. Хочешь не хочешь, пришлось, превозмогая боль, сцепить зубы и тащить блюдо дальше. Су И опустил голову, пряча лицо, — больше всего он боялся, что кто-нибудь может его узнать. К горлу упорно подкатывала тошнота, которую он сдерживал лишь усилием воли.
71.
В Цзинь Ляо жареный барашек был традиционным новогодним блюдом, которое неизменно подавали к праздничному столу как символ того, что предстоящий год пройдет в мире и радости, страна будет процветать, а народ — наслаждаться благоденствием. Поэтому для подданных Золотой империи это кушанье имело столь же важное значение, как и поклонение духам предков, принесение жертвы богам и молитвы, обращенные к Небесам. Даже самые бедные семьи, которые не могли себе позволить целого барана, старались приготовить бараньи ребрышки, рубец или, на худой конец, бараньи кости.
Те люди, которые несли барашка к императорскому столу, обычно прислуживали на кухне, поэтому и не узнали Су И. В противном случае даже смертельная болезнь — не говоря уже о такой мелочи, как расстройство желудка — не заставила бы их доверить бесценную ношу осужденному преступнику.
В парадном зале царило оживление, звенел радостный смех. Вдовствующая императрица, Ваньянь Сюй и наследник Шу сидели на почетных местах за огромным столом, в окружении нескольких десятков министров с женами и наложницами. Императорские наложницы тоже присутствовали на пиру, они весело щебетали и перебрасывались шутками. Столы ломились от яств, но к палочкам никто пока не притронулся: все ждали, когда наконец внесут жареного барашка, чтобы лишь затем приступить к трапезе.
Ваньянь Шу подробно расписывал бабушке-императрице, какие фейерверки собирается запускать сразу после окончания пира. Вдовствующая императрица с улыбкой качала головой, напоминая внуку, что он еще слишком мал для таких забав. Избалованный мальчишка дулся и капризничал. Император добродушно рассмеялся:
— Шу-эр, ну-ка прекрати поднимать шум. Вот-вот внесут жареного барашка — или ты у нас предпочитаешь традиционную кухню Великой Ци? Почему бы тебе не посидеть спокойно на своем месте? — Затем Ваньянь Сюй с улыбкой обратился к министрам: — Наследник упрям и непослушен, Мы уже и не знаем, как его воспитывать. У каждого из вас есть дети, скажите, как вы наставляете их на верный путь?
В ответ министры хором затянули одну и ту же песню:
— Ваше Величество шутить изволит! Разве не все маленькие дети такие озорники? Тем паче — наследник престола, он не по годам умен и сообразителен. В столь юных летах он уже держится и ведет себя как будущий государь, а когда вступит на престол, непременно продолжит дело отца и поведет нашу Золотую империю к счастью и процветанию.
Император милостиво кивнул и улыбнулся, но ничего не сказал. Бросив взгляд в сторону двери, он увидел, что слуги уже вносят в зал долгожданного барашка. На миг Ваньянь Сюю показалось, что он заметил Су И. Император удивился и в душе возразил сам себе: «С чего бы Су Су оказался здесь? Кто поручил бы ему такую работу?» Он присмотрелся повнимательней, но обзор закрывало и само блюдо с барашком, и прочие слуги. Ваньянь Сюй горько усмехнулся про себя: «Видно, у меня в глазах рябит. Только и думаю о нем, вот уже и сны средь бела дня начал видеть».
Он подозвал Цзы Нун и шепотом отдал распоряжение:
— Позже убедись, что не привлекаешь внимания, собери потихоньку каких-нибудь закусок и традиционных блюд Великой Ци и отнеси Су Су. В эту новогоднюю ночь ему наверняка тяжело на сердце. Империя его погибла, и на всем белом свете он теперь остался совсем один. Даже представить трудно, какие жестокие испытания выпали на его долю. Составь ему компанию, поговорите о чем-нибудь, постарайся хоть немного развлечь его и утешить. В этот самый радостный день в году ни в коем случае не позволяй ему думать о плохом.
