— А если что-нибудь съедите, боль отступает?

Су И молча кивнул. Брат императора снова пристально вгляделся в его бледное лицо и серьезно произнес:

— Впредь вы должны лучше заботиться о своем питании. Ешьте лишь мягкую, хорошо разваренную пищу. Не стоит употреблять плохо очищенный рис, а также всё твердое и острое. В противном случае вы рискуете тяжело заболеть.

Подойдя к шкафу, он выдвинул один из ящиков, достал маленькую фарфоровую бутылочку и вручил Су И.

— Я всегда был человеком замкнутым, — ровным невыразительным голосом пояснил он, — и не люблю оставаться в долгу. В прошлый раз вы протянули мне руку помощи, позвольте вас отблагодарить. Здесь лекарство, я составил его сам, тщательно подобрал ингредиенты. Оно облегчит ваши боли. Но этого недостаточно, вы должны и сами позаботиться о здоровье. Ну вот, теперь мы в расчете. — Его Высочество бросил взгляд в окно и добавил: — Дождь уже едва моросит. Выпейте горячего чая и уходите. И не рассказывайте никому, что были здесь, добра это вам не принесет. Дорогу найдете сами.

Су И поблагодарил его, развернулся и вышел. «Вот уж поистине странный человек! — подумал он. — Такой холодный и неприветливый…» Чашечка горячего чая придала ему сил, и он смог кое-как доковылять до прачечной. Когда Су И положил на пол добытые камни, старшая прачка заметила, что он еле держится на ногах, и не стала его больше задерживать. Су И вернулся в дом для прислуги и, как обычно, увидел на столе булочку из кукурузной муки да остатки супа. Он мрачно усмехнулся, вспомнив советы странного знакомца, печально вздохнул и подумал вслух:

— На всё в моей жизни воля Небес.

Затем без долгих раздумий принялся за еду.

Поужинав, Су И переоделся в сухое и собрался уже ложиться спать, как вдруг голова закружилась, а в глазах заплясали темные точки. Он как подкошенный рухнул на постель. «Тук-тук-тук!» — бешено стучало сердце. Внезапно Су И скрутил мучительный приступ кашля, нос заложило. «И когда я успел стать таким неженкой? — мысленно недоумевал он. — Стоило попасть под дождь — и нá тебе, сразу расклеился».

Вдруг за дверью кто-то кашлянул, потом она резко распахнулась, и вместе с дождем и ветром в комнату ворвалась высокая мужская фигура.

========== 65-66 ==========

65.

Это он. Конечно же, он. Это может быть только он…

В глубине души Су И горько рассмеялся сквозь слезы: «Эх, Ваньянь Сюй, Ваньянь Сюй! Неужели ты до сих пор не можешь избавиться от своих чувств? Пришел в такую бурную ночь… Ты же император и должен прежде всего заботиться о делах государства, а кроме того, беречь собственное здоровье. Как быть, если подхватишь простуду, если заразишься от меня? Ты… Неужели мой долг перед тобой еще недостаточно велик? Теперь… мне на плечи ляжет еще бóльшая тяжесть».

Сильная мужская рука коснулась его лба, и Ваньянь Сюй тихонько пробормотал, словно обращаясь к самому себе:

— Да, слишком горячий.

Император вздохнул и заметил, что Су И по-прежнему лежит с закрытыми глазами, хотя непонятно, спит он или притворяется спящим. Между ними столько всего произошло! Если бы им пришлось теперь открыто взглянуть друг другу в лицо, это лишь вызвало бы неловкость и принесло обоим новые страдания.

Под мышкой император принес свернутое покрывало из волчьих шкур. Оно немного отсырело под сильным дождем, и Ваньянь Сюй бережно укрыл Су И так, чтобы подмокшие края свисали, не касаясь тела. Затем он поднялся, достал из-за пазухи мешочек с травами и высыпал в обнаруженную на столе чашку. В углу комнаты отыскался фарфоровый кувшин с холодной колодезной водой. Ваньянь Сюй снова вздохнул. Ничего не оставалось, кроме как зажечь жаровню. Он бросил взгляд на кровать, но Су И по-прежнему не шевелился, и тогда император понял, что тот намеренно избегает встречи лицом к лицу. Ваньянь Сюй терпеливо дождался, когда вода закипит, заварил лекарство и поставил чашку в изголовье кровати.

Он наклонился и пристально вгляделся в бледное изможденное лицо. Внутри всё сжалось от такой боли, словно на сердце плеснули кипящим маслом. Ну почему, несмотря ни на что, чувства никак не остынут? Будь то горькая обида или жгучая ненависть — почему, стоит разразиться непогоде, всё вытесняет тревога: как там Су Су?

— Су Су, если бы ты только… Если бы ты только признал… только признал, что был не прав… Я бы никогда не оставил тебя, — едва слышно прошептал он «спящему» Су И.

Ваньянь Сюй прекрасно знал, что его упрямый возлюбленный никогда не склонит головы. Император прекрасно знал, что этими словами открыто проявляет слабость и позорит себя. И всё же он по-прежнему цеплялся за безумную надежду, что искренняя любовь когда-нибудь растопит сердце Су И. Если бы тот сделал хоть шаг, хоть маленький шаг навстречу! Тогда перед лицом министров двора и вдовствующей императрицы Ваньянь Сюй попытался бы выступить в его защиту — и пусть бы пришлось оспаривать очевидное вопреки всякой логике и здравому смыслу. Император никак не желал расстаться с этой розовой мечтой, даже рискуя навлечь на себя насмешки и презрение Су И. Он готов был на всё.

Глаза Ваньянь Сюя светились надеждой, но в лице Су И не дрогнул ни один мускул, и взгляд императора постепенно угас, надежда покинула его сердце. Ха-ха, должно быть, он слишком упорствует, чрезмерная навязчивость уже становится смешной. Пожалуй, бесчувственный, неподвижный Су И оказывает ему немалую услугу, помогая сохранить лицо — а ведь мог бы вскочить и осыпать забывшего о достоинстве императора градом колкостей. Если так, лучше уж считать, что Су И, вымокнув в ненастье, заболел и погрузился в глубокий сон…

Так он продолжал убеждать и обманывать самого себя, пока и впрямь не поверил, что Су И крепко спит. Лишь тогда Ваньянь Сюй осмелился хоть чуть-чуть дать волю страстным желаниям. Медленно, очень медленно он придвинулся ближе, склонился к этим алым губам, которых не касался уже целую вечность, и, наконец, запечатлел на них невесомый поцелуй — словно стрекоза робко тронула крылышком водную гладь. И сразу же в смятении отпрянул. Довольно, хватит уже! Пусть он не может позволить себе ласку, пусть он не может полностью отдаться страсти, но теперь он знает, что вкус алых губ остался прежним — это всё те же сладкие, желанные уста, о которых он грезит во сне.

Ваньянь Сюй резко встал и негромко произнес:

— Прости, Су Су, это всё, что я могу для тебя сейчас сделать.

Император, не оглядываясь, покинул комнату — он опасался, что, если задержится хоть на миг, по щекам хлынут горькие слезы.

Одинокая тень нырнула в пелену дождя, и створки ветхих деревянных дверей с шумом захлопнулись. Су И открыл глаза. Крупные капли медленно катились по его лицу. При слабом свете свечи он взволнованно пожирал глазами чашку с лекарством, что стояла в изголовье кровати и всё еще исходила горячим паром. Затем провел рукой по теплому волчьему меху и тихо сказал:

— Этого довольно, Ваньянь*, этого вполне довольно. Су И ни о чем не жалеет, ведь у него есть ты. — Он приподнялся и одним глотком выпил лекарство, потом улыбнулся сквозь слезы и добавил: — Я постараюсь заботиться о себе, буду держаться за жизнь обеими руками. Стану использовать малейшую возможность, чтобы хоть одним глазком взглянуть на тебя — до тех пор, пока… пока не пробьет мой час и не настанет время уйти.

***

Опавшие лепестки уплывали по реке времени, унося с собой память о счастливых временах, которых уже не вернуть. Вскоре дохнула холодом зима. Целый день с утра валил снег; уже настала ночь, а между небом и землей в плавном танце кружились и кружились легкие белые хлопья. Вдовствующая императрица, Ваньянь Сюй и его маленький наследник очень любили такие зимние деньки, особенно им нравилось созерцать алые лепестки сливы на ослепительном снежном ковре.

Как-то раз Император и Ваньянь Шу зашли в резиденцию вдовствующей императрицы, чтобы справиться о ее здоровье, и надо же было случиться, что в это время там оказалась благородная госпожа Инь и другие императорские наложницы, занятые всевозможными развлечениями. Вдовствующая императрица пребывала в превосходном расположении духа и обратилась к сыну: