— Генерал Су, Мы и вообразить не могли, что ты окажешься таким упрямцем.
Голос Ваньянь Сюя струился мягко, как шелк, но каждый его жест сочился глубоким презрением. Су И молча смотрел на него, и тишина стояла такая, что, казалось, все услышат, если на пол упадет волосок.
7.
Ваньянь Сюй уже достаточно насмотрелся на невозмутимое лицо Су И, поэтому на сей раз ему удалось сохранить спокойствие. Он не спеша окинул взглядом хрупкую фигуру. С головы до ног пленника покрывали бесчисленные кровоточащие раны. Даже лицо, даже волосы до самых кончиков перепачкала запекшаяся кровь. Всё тело исполосовали шрамы и рубцы, на нем не осталось целого кусочка кожи. Император удовлетворенно кивнул и повернулся к палачам:
— А Мы уж подумали, вы тут работаете спустя рукава… Но теперь видим, что судили несправедливо. Просто вам досталась на редкость трудная задача. Однако не слишком ли вы усердствуете? Что, если вашими стараниями он испустит дух, не успев признать полное поражение?
Старший тюремщик выступил вперед и, склонившись в почтительном поклоне, пояснил:
— Докладываю императору: ломать кости мы не посмели. Все раны неглубокие, хотя выглядят ужасно и причиняют мучительную боль. Этот пленник — молодой здоровый мужчина. Господину не о чем беспокоиться, от таких ран он не умрет.
— Превосходно, — с улыбкой кивнул Ваньянь Сюй и снова повернулся к Су И.
Одежда на плече пленника была разорвана, и император заметил, что рана от копья уже затянулась — осталась лишь круглая, размером с монету, отметина. Бросив взгляд на бледное лицо генерала, Ваньянь Сюй неожиданно протянул руку, медленно погладил шрам и вкрадчиво произнес:
— Всё еще геройствуешь? Стоит ли оно того? Или раненая гордость болит до сих пор?
Пленник не удержался и вздрогнул, хотя прекрасно понимал, что за игру ведет Ваньянь Сюй, пытаясь мягким обращением добиться ответной признательности. Ласка эта не таила в себе скрытых коварных мотивов, но всё существо Су И восстало против такой настойчивой, почти интимной близости. Он резко дернул головой и отвернулся, тонкие губы скривились в гримасе отвращения, из груди вырвался сдавленный рык, напоминая, что перед ним стоит не щедрый и милостивый господин, а заклятый враг.
Ваньянь Сюй застыл, озадаченный столь бурной реакцией обычно сдержанного генерала. Под нечесаными грязными волосами взору императора на миг открылась стройная белоснежная шея с безупречной кожей, не тронутой рукой палача. Нежная, как перламутр, мочка уха вспыхнула румянцем смущения. Зрелище было кратким, но невероятно соблазнительным. Когда очарованный Ваньянь Сюй немного пришел в себя, он сообразил, что Су И, как и все южане, глубоко почитал учение Конфуция и потому придавал особое значение морали и этикету. Подданные Цзинь Ляо посчитали бы такой жест своего императора знаком величайшей милости, но генералу Су он, должно быть, показался величайшим оскорблением.
Ваньянь Сюй быстро убрал руку и усмехнулся:
— Генерал Су строптив, как норовистый конь. Что ж, если тебе нужно время, у Нас его предостаточно.
Он повернулся, чтобы уйти, но тут раздался голос пленника:
— Я тебе уже сказал и повторю снова: жизнь Су И принадлежит народу Ци. Так что не трать свое драгоценное время зря.
Ваньянь Сюй даже головы не повернул. С улыбкой он направился к двери и бросил на ходу:
— Ну, если так, лишняя практика Нашим палачам не помешает. Ты молод и здоров, посмотрим, как тебе понравятся сто восемьдесят орудий пыток.
Лишь после того, как император покинул камеру, палачи, всё это время простоявшие на коленях, осмелились перевести дух.
***
Десять дней пролетели как один миг, но Ваньянь Сюй так и не дождался доклада о том, что Су И наконец выкинул белый флаг. С каждым часом нетерпение императора всё росло. Расчетливый и безжалостный правитель, он умело использовал метод кнута и пряника, чтобы заручиться поддержкой и верностью полезных людей. Именно таким хитроумным способом ему удалось заполучить к себе на службу Юй Цана. Несмотря на всю ненависть, которую он питал к Су И, император не поскупился на щедрые посулы, но генерал Су остался глух к его словам. И тогда мысли Ваньянь Сюя склонились к пыткам.
Не то чтобы он так уж сильно рвался использовать на благо себе таланты Су И — прежде всего ему хотелось утвердить безоговорочную власть над тем, кто в прошлом наносил Цзинь Ляо поражение за поражением. Если бы такой человек униженно распростерся у его ног, Ваньянь Сюй мог бы по праву назвать это своей величайшей победой. Но когда он видел, как Су И с неизменным мужеством переносит пытки, сердце его наполнялось смутным беспокойством и невольным уважением к пленнику.
Ваньянь Сюй поднял глаза. Его острый взгляд случайно упал на горшочек с цветущей орхидеей, стоявший на подоконнике — подарок Юй Цана. Не желая обижать своего верноподданного, император принял дар, хотя и не жаловал орхидеи — слишком хрупкие и капризные, они требовали постоянного ухода. Ваньянь Сюй оставил горшочек на окне в своем рабочем кабинете и позабыл о нем. Каково же было его удивление, когда оказалось, что растение не только благополучно пережило зиму, но и расцвело! Приглядевшись, император заметил, что на него смотрит цветок размером с небольшую чайную чашечку. Нежные бело-розовые лепестки пленяли своей утонченной элегантностью.
Император встал, подошел к окну и осторожно коснулся гладких, как шелк, лепестков. Такие мягкие и беззащитные… Перед глазами неожиданно возникло плечо Су И, и сердце пропустило удар. Нет, грубый шрам ничем не напоминал дивный цветок, но шея белизной и гладкостью смело могла соперничать с этими хрупкими до полупрозрачности лепестками. И подумать только, упрямый Су И до сих пор высоко держит свою гордую голову! Благородство и душевная чистота взрастают в уединенной долине, среди редких орхидей…
Какими бы дорогами ни блуждали рассеянные мысли Ваньянь Сюя, они вновь и вновь возвращались к непокорному пленнику. Не желая доискиваться причин, император вызвал к себе Цзы Нун, переоделся с ее помощью, и они вдвоем направились — на этот раз инкогнито — прямо в тюрьму.
К этому времени палачи как раз завершили дневные труды. Тюремщик, с опаской озираясь по сторонам, проводил двух «незнакомцев» к камерам. Сквозь решетку император увидел Су И, скорчившегося на голом полу. Спутанные пряди длинных темных волос закрывали лицо пленника, и было сразу заметно, как сильно он исхудал за эти дни. Десятки пыточных инструментов оставили от одежды жалкие лохмотья, из-под которых виднелись багровые синяки и воспаленные, вздувшиеся рубцы. Местами белая кожа выглядела неповрежденной, но, если присмотреться, оказывалось, что она покрыта сетью тончайших шрамов.
Сердце Цзы Нун болезненно сжалось. Она не могла больше выносить это чудовищное зрелище и резко отвернулась. Взгляд ее упал на лицо хозяина, который неотрывно смотрел на истерзанное пытками тело. Увидев глаза императора, она словно заглянула в огнедышащее жерло вулкана.
8.
Несмотря на молодость, Цзы Нун имела богатый опыт жизни при дворе и к тому же нередко сопровождала Ваньянь Сюя в военных походах. Не раз и не два ей доводилось ловить полные вожделения взгляды мужчин. Император удивил и испугал девушку. Она снова посмотрела на Су И, который, словно разорванная тряпичная кукла, так и лежал без сил на полу.
«Как это измученное тело может вызывать у Ваньянь Сюя желание? — мысленно недоумевала девушка. — Хозяин никогда не питал пристрастия к мужским ласкам, откуда в его глазах этот огонь? Наверное, мне просто показалось».
Она никак не могла взять в толк, с чего вдруг император воспылал страстью к мужчине. Да еще к такому строптивцу, как Су И, на котором стараниями палачей уже места живого не осталось.
Тем временем Ваньянь Сюй пытался совладать с собой. Это ему почти удалось, но внезапно Су И повернул голову и посмотрел на него снизу вверх. Взгляды двух заклятых врагов скрестились, как клинки. В глазах генерала Су пылал всё тот же неукротимый дух. Жгучая ненависть взъярилась в сердце императора, стремясь вырваться из-под контроля и уничтожить всё на своем пути. Ему захотелось ворваться в камеру, схватить наглеца, подмять под себя и посмотреть, хватит ли тому сил и упрямства, чтобы оставить последнее слово за собой. Сжав кулаки, он нечеловеческим усилием воли подавил в себе этот порыв, затем стремительно развернулся, бросил Цзы Нун: «Идем!» — и, не оглядываясь, покинул мрачные стены узилища. Су И провожал их глазами, теряясь в догадках, какая муха укусила императора.
