Несколько министров чутко уловили смятение в глазах государя. Они поспешно выступили вперед и пали ниц, хором умоляя предать императрицу смертной казни. Увидев, какая буря ненависти поднялась среди чиновников двора, Ваньянь Сюй понял, что на этот раз Су И обречен и даже он, император, бессилен его спасти. Он несколько раз открывал и снова закрывал рот, но губы отказывались произнести слова «высочайше дозволяется умереть». Как только Ваньянь Сюй пытался издать хотя бы звук, на глаза наворачивались слезы. Он тотчас опускал голову и делал вид, что кашляет в широкий рукав, а сам украдкой утирал соленую влагу.

Дело застряло на мертвой точке.

Вдруг в тронном зале появился юный наследник Ваньянь Шу. Держась уверенно и прямо, он прошагал вперед, почтительно преклонил колени и возвысил голос:

— Отец-император, ваш сын и верноподданный сознает, что матушка-императрица Су И виновен в тяжком преступлении. Государственную измену невозможно ни оправдать, ни простить. Но я надеюсь, что, памятуя о заслугах матушки-императрицы в моем обучении и наставлении, отец-император сохранит ему жизнь и заменит смертную казнь на иное суровое наказание. Ваш сын и верноподданный покорнейше умоляет об этой милости! — И Ваньянь Шу трижды ударил челом в пол.

Все министры в великом изумлении смотрели на юного наследника, который всегда отличался крайне вздорным и заносчивым нравом. Откуда взялась эта глубокая и искренняя привязанность к Су И? В глазах императора промелькнула тень удовлетворения и гордости: наследник престола взрослел и набирался ума-разума. Сын вовремя пришел на помощь отцу и подсказал ему выход из затруднительного положения.

Ваньянь Сюй окинул взглядом толпу придворных сановников и медленно заговорил:

— Наследник Шу еще совсем ребенок. Он рано потерял мать, а от прочих императорских наложниц никогда не получал ни участия, ни душевной теплоты. И только императрица Су И взял на себя воспитание наследника и окружил его заботой и любовью. Сегодня Мы могли бы предать Су И смерти, он и сам давно о ней мечтает, но эта смерть неизбежно ляжет зловещей тенью на всю дальнейшую судьбу наследника Шу. Кроме того, казнь не утолит жажду возмездия в Нашей душе. Посему приговариваем Су И к шестидесяти ударам тяжелой бамбуковой палкой, после чего он останется во дворце в качестве раба, чтобы денно и нощно подвергаться унижениям и до скончания века терпеть жестокие муки. Так и закон будет соблюден, и гнев Нашего сердца найдет выход, и детство наследника не омрачит новая тень. Как видим, такое решение несет в себе тройную выгоду. Что думают почтенные министры?

Сановники обменивались растерянными взглядами. Было очевидно, что император по-прежнему благоволит Су И, и даже их единодушный протест никак не повлиял бы на уже принятое решение государя. И тут Ваньянь Шу снова пал на колени с громким возгласом:

— Отец-император — истинный светоч мудрости!

Министрам не оставалось ничего другого, кроме как присоединиться к наследнику. Почтенные мужи хором повторили:

— Государь-император — истинный светоч мудрости! Какое прекрасное решение!

Юй Цан только и мог, что в бешенстве скрипеть зубами, но поневоле пришлось принять неизбежное. Генерал с досадой закатил глаза, и тут у него в голове родился очередной план. Пока все присутствующие шумно обсуждали приговор, он воспользовался моментом и незаметно подошел к начальнику дворцовой стражи, который отвечал за исполнение наказаний.

— Бейте в полную силу, будто хотите забить его до смерти, и наносите удары только по ногам.

Как мог начальник стражи ослушаться и тем самым оскорбить генерала, да еще главнокомандующего армией? К тому же император не оговорил, куда именно и с какой силой следует наносить удары, поэтому стражник с чистой совестью отправился выполнять приказ Юй Цана.

Ваньянь Сюй и его сын смотрели, как в зал ввели Су И, облаченного в белые тюремные одежды. Двое слуг сняли с него колодки и цепи и, связав веревкой, увели прочь. Сердца императора и наследника трона обливались кровью, но они больше ничего не могли сделать для Су И — спасение его от смерти едва не оказалось непосильной задачей. Ваньянь Сюй и без того взял на себя слишком много, собственной волей назначив всего шестьдесят ударов. Если бы он доверил определить количество ударов Министру по делам правосудия, тому бы и сотни показалось мало. Хотя Су И был здоровым и крепким молодым мужчиной, после ста ударов он неизбежно остался бы калекой на всю жизнь, поэтому Ваньянь Сюй выбрал самое мягкое наказание из всех возможных.

И у отца, и у сына на душе скребли кошки. Министры же и чиновники увлеченно судили да рядили о последних событиях. Вдруг из-за дверей донеслись резкие удары деревянной палки — хлоп-хлоп-хлоп! Грудь Ваньянь Сюя сдавило, он отчаянно сжал кулаки, словно от этого зависела его собственная жизнь. Уголки губ Юй Цана едва заметно кривила змеиная улыбка. Юный наследник Ваньянь Шу исчерпал последние душевные силы и, низко опустив голову, уже не сдерживал льющихся по щекам слез.

Громкие звуки ударов всё неслись и неслись из-за дверей, причиняя Ваньянь Сюю такую невыносимую боль, словно душу его пытались вырвать из тела. В голове крутилась одна-единственная мысль: «Су Су, почему же ты молчишь? Кричи, может, тебе станет хоть немного легче! Су Су, почему же ты не кричишь от боли? Ты… ты… ну же, давай, пожалуйста, кричи!»

Удар за ударом обрушивался на тело Су И — и удар за ударом поражал императора в самое сердце. Лицо Ваньянь Сюя оставалось спокойным, лишь немного побледнело, а глаза утратили обычный живой блеск. Губы едва заметно дрожали, выдавая, что творится у него на душе. Вдруг наследник Шу вскочил со стула, тряхнув головой, и громко воскликнул:

— Не так!..

Не закончив фразу, он стрелой вылетел из зала.

57.

Сердце Ваньянь Сюя ёкнуло, он поспешил спуститься с возвышения, где был установлен Трон Дракона — и услышал гневный голос наследника Шу:

— Кто… кто приказал вам использовать такой способ?!

Удивленный и полный дурных предчувствий, император торопливо вышел во двор, министры потянулись следом. Ваньянь Шу стоял возле длинной скамьи для порки и устраивал громкий разнос двум стражникам, приводившим приговор в исполнение. Белые тюремные одежды Су И насквозь промокли от пота, а ноги под коленями казались жутким кровавым месивом. Перед глазами императора поплыли темные круги. Едва не упав, он рванулся к Су И, чтобы взглянуть ему в лицо — и увидел, что тот потерял сознание, а губы его искусаны в кровь.

— Су… Су Су… — бормотал Ваньянь Сюй себе под нос и нежно касался залитых холодным потом лба и щек.

Вдруг он услышал, как рядом в отчаянии всхлипывает Ваньянь Шу:

— Отец-император… отец-император, велите им больше не бить матушку-императрицу! Его нога… она уже… уже… сломана.

Эти слова прозвучали как гром с ясного неба. Ваньянь Сюй вскинул голову и враз охрипшим голосом спросил:

— Ты… Что ты сказал?..

Юный наследник яростно смахнул слезы, ткнул пальцем в двух стражников и в гневе воскликнул:

— Это всё они, проклятые! Я еще в зале услышал, только не сразу понял, что здесь что-то не то. Прибежал посмотреть, а тут эти два негодяя! Они так и задумали — с самого начала бить по ногам. Оттого и звук был такой звонкий, как по бревну колотят: хлоп-хлоп! Я только глянул — и вижу: матушка-императрица… его нога… она уже… уже…

Ваньянь Сюй, застыв на месте, потерянно смотрел на чудовищно изуродованную ногу Су И. В душе его сплетался тугой клубок из невероятно противоречивых чувств. Ему казалось, что острый нож отрезает от сердца кусок за куском, но из глубины души навстречу этой боли поднималась волна необъяснимого безумного восторга, а в голове довольный голос взахлеб повторял: «Его нога сломана… сломана… Теперь, когда она сломана, он больше не сможет убежать… больше никогда не покинет…»

— Отец-император! — встревоженный наследник Шу тряс отца за рукав, решив, что тот с головой ушел в свое горе.

Император бросил на сына мимолетный взгляд, тут же перевел глаза на министров и после долгого молчания, стиснув зубы, спросил: