Су И выдохнул с облегчением. Последние слова Юй Цана содержали прозрачный намек, но и сам Су И прекрасно понимал, что привлек Ваньянь Сюя лишь тем, что стал для него желанной добычей, которую трудно схватить. Как только хищник насытится, кто знает, не выбросит ли он надоевший трофей… Впрочем, подобная перспектива Су И нисколько не огорчала.
Вдруг рядом раздался голос наследника Шу.
— Хи-хи-хи, а тебе палец в рот не клади! — захлебываясь смехом, ехидничал мальчишка. — Я уж испугался, что противник тебе не по зубам. Но ты его разжевал и выплюнул, молодец! — Он посмотрел Юй Цану в спину и добавил: — Не перевариваю этого типа, сам не знаю почему. Задрал нос выше крыши, только попробуй скажи, что у него что-то не так. Заявился тебя допекать, потому как знает: ты хотел помочь народу Великой Ци — вот и стал императрицей. А он пыток испугался — вот и стал предателем. Зато всем рассказывает, будто бы проникся мудростью отца-императора по самое дальше некуда. Ага, только людям рты не заткнешь, замарал доброе имя — не отмоешь. Если сравнить с тобой, разницу сразу видно. Где ж ему не беситься?
36.
— Доброе имя? — упавшим голосом произнес Су И. — Что проку поверженному генералу в добром имени?
Он обращался к Ваньянь Шу, но, казалось, задавал вопрос самому себе.
Наследник фыркнул:
— Да оба вы плесень в голове разводите! Ну что такое доброе имя? Кто после нас жить будет, тот и оценит, доброе оно или нет. Допустим, ты делаешь всё для простого народа, для его счастья и благополучия. Тогда, даже если потерпишь поражение и примешь сторону победителя, люди скажут: добрая птица на дурное дерево не сядет, добрый человек дурному господину служить не станет. А принесешь гибель стране и бедствия народу — даже если ни перед кем не склонишь головы, — люди скажут: фу, тухлое яйцо, отойди, воняет! Эх, ты же у нас вроде как знаменитый полководец, да еще в искусствах и науках преуспел… Что ж ты таких простых вещей-то не знаешь? Даже я, ребенок, и то понимаю, что к чему! — Он уже собирался уйти, но вдруг оглянулся и добавил: — Ну, ничего, дело поправимое. Теперь я сам буду учить тебя уму-разуму, матушка-императрица! — И, заливаясь громким смехом, мальчишка умчался прочь.
Су И весь день тонул в пучине безнадежной тоски, но в этот миг у него руки зачесались схватить чашку и огреть по голове несносного мелкого бесенка. Наглая выходка вывела его из себя — и заставила отвлечься от самобичевания и мрачных дум.
Тут он почувствовал присутствие еще одного человека и, подняв взгляд, обнаружил прямо перед собой Сюй Цзиньхуа, старого приятеля, от кого после той памятной встречи полтора месяца не получал никаких известий.
Забывшись от волнения, Су И попытался встать, чтобы поприветствовать гостя, но тот с улыбкой остановил его.
— Сегодня на тебя обращены все глаза, — напомнил Сюй Цзиньхуа. — Теперь, когда ты занимаешь это почетное место, волей-неволей придется демонстрировать безупречные манеры — иначе станут говорить, что мы, люди Великой Ци, просто неотесанные дикари.
Су И медленно опустился в кресло, не сводя глаз с друга, словно опасаясь, что тот исчезнет так же внезапно, как и появился.
— Ты… — пробормотал он. — Как тебе удалось сюда попасть?
— Ну, это же твоя свадьба, в конце-то концов, — пожал плечами Сюй Цзиньхуа. — Как же я мог не прийти? Оставим в стороне вопрос о том, желанный этот брак или нет, но он, несомненно, изменит всю твою дальнейшую жизнь. Кроме того, мне ли не знать, что сердце твое сейчас полно горечи и гнева, потому я и поспешил с утешением и добрым советом. А то как бы потом не пожалеть, что вовремя не вмешался.
— Какие уж теперь советы! — мрачно усмехнулся Су И. — Да и утешения здесь тоже не помогут… Назовем вещи своими именами: побежденный генерал, предатель, изменник — вот кто я такой.
— Ты всё еще изводишься по этому поводу? — отозвался Сюй Цзиньхуа. — Если так, могу тебе кое-что рассказать. Сегодня утром я встал спозаранку и в ожидании часа, когда дворец распахнет ворота по случаю свадебной церемонии, не спеша побродил по улицам. И что же я увидел? Простые люди празднуют и веселятся. Все говорят: «Пусть императором стал чужак, правитель Цзинь Ляо, зато императрица — наша, из Великой Ци. Разве не будет она теперь всякий раз поднимать голос в защиту народа Ци? Да и новый император никак не притесняет местных жителей, ко всем относится по справедливости». Ну и всё в таком духе… Подобные речи слышны везде, на улицах и площадях. Вот видишь — хотя Ваньянь Сюй и не сумел покорить твое сердце, но сердца жителей Великой Ци завоевал без труда.
Су И остолбенел от изумления.
— Как же так?.. — твердил он. — Как же так?.. Неужели люди… Неужели слово «родина» для них — пустой звук? Как они могут расточать ему похвалы?
Сюй Цзиньхуа философски вздохнул.
— Говорят, чем жить человеком в смутные времена, лучше родиться псом в эпоху мира и благоденствия. А еще говорят, есть страна — будет и дом. Только у нас, в Великой Ци, получилось наоборот: простые люди в родной стране не имели ни крова, ни приюта. Эй, хватит уже терзаться горькими мыслями! Тем более, что… дело сделано, обратно не воротишь… По душе оно тебе или нет, лучше всего — вдохни поглубже и отпусти сердце на волю, позволь себе просто наслаждаться жизнью, не жалея о прошлом. И еще… еще вот о чем хочу попросить: раз уж ты теперь получил столь высокий статус и можешь по праву называться… называться Матерью Нации, помоги Ваньянь Сюю мудро управлять Поднебесной — чтобы в стране воцарился мир и порядок, чтобы наступила эпоха всеобщего процветания.
Повесив голову, Су И молчал, глубоко погрузившись в собственные мысли, потому и не заметил, когда вернулся император. Сюй Цзиньхуа тотчас встал, чтобы удалиться, но Ваньянь Сюй, светясь от счастья, обратился к нему:
— Благородный господин Сюй Цзиньхуа — человек прямой и честный. Я немало наслышан о ваших выдающихся талантах и хотел бы видеть вас чиновником при моем дворе. Признаюсь, я опасался, что вы решите, будто я злоупотребляю властью и пытаюсь оказать на вас давление. Но раз уж сегодня мы так удачно встретились, Ваньянь Сюй заявляет со всей ответственностью: если благородный господин желает послужить во имя блага и процветания народа, должность в правительстве за вами, стоит лишь изъявить согласие ее принять. Мы не можем позволить, чтобы таланты благородного господина пропадали зря.
— Цзиньхуа запомнил слова Его Императорского Величества, — улыбнулся бывший чиновник Великой Ци и оставил супругов наедине.
Су И поднял голову и пристально вгляделся в лицо Ваньянь Сюя.
— Говоришь, опасался обвинений в злоупотреблении властью? — тихо спросил он. — С чего вдруг? Раньше тебя это не смущало.
Император добродушно рассмеялся. Сейчас, когда исполнялась его заветная мечта, он весь светился от радостного предвкушения, поэтому едкий сарказм Су И пропал втуне. Позабыв про толпу любопытных гостей, Ваньянь Сюй протянул руку и, крепко обняв супруга за талию, привлек к себе.
— Су Су, ты на словах-то не храбрись. Похоже, самое время удалиться в покои для новобрачных. Попробуй-ка там сохранить свой воинственный пыл. Сумеешь — я первым склоню голову в знак восхищения.
Су И пришел в ужас — именно этого он больше всего и боялся. Бросив взгляд в окно, молодой супруг попытался возразить:
— Солнце еще высоко, не рано ли удаляться… туда? Хотя я… ни разу не женился, но в обычаях кое-что смыслю. Постыдился бы! Ты же не кто-нибудь, а монарх, пример для подданных. Держи себя в руках!
— Как же мне держать себя в руках? — не отступал император. — Я и так терпел не месяц и даже не два. К тому же у нас в Цзинь Ляо совсем другие обычаи. Новобрачным вовсе не обязательно дожидаться ночи. — Он приблизил свое лицо к лицу супруга и прошептал ему на ухо: — Мы, мужчины Цзинь Ляо, высоко чтим боевые искусства и с малолетства наполняем тело энергией жизни, оттого на редкость выносливы и неутомимы. Ночь пролетит, не успеешь глазом моргнуть… Как сказал поэт, «но, увы, быстротечна весенняя ночь, — в ясный полдень проснулись они…»* Этих кратких часов всегда мало — потому у нас и принято удаляться в покои для новобрачных, едва окончится праздничный обед. Еще одна заздравная чаша, и пойдем. На мой взгляд, мы с тобой и так тут задержались. Су Су, надеюсь, ты хорошо подготовился?
