— Не сработало бы. Всех остальных тут же ударило бы током, — он спрыгивает с забора и мягко приземляется в едва ли полутора метрах от Баки. У него за спиной лук и колчан со стрелами.

Вот значит какой Клинт Бартон.

— Давай не будем ничего усложнять, — легко произносит Бартон, но Баки не проведешь — мужчина без сомнений готов к любому повороту событий, готов в случае чего обезвредить его. — Кто ты, что тебе нужно?

— Джеймс Барнс, — подыгрывая, отвечает Баки. — Мне нужно увидеть Стива.

Бартон, хмурясь, беззвучно повторяет его имя, а потом проясняется в лице.

— О, точно, Барнс, — он щелкает пальцами. — Кузен, да?

— Я… сожитель, — медленно поправляет Баки, пытаясь понять, откуда вообще взялось такое предположение.

Наверняка Стив виноват.

— Да-да, — Бартон соглашается так, будто это две одинаковые вещи. — А зачем ты тащился в такую даль, что-то случилось?

— Ну не знаю, не должны ли вы знать, если это так? — Баки кивает в сторону основного корпуса, который он видит примерно в километре отсюда.

Бартон мельком смотрит туда же. К моменту, когда он поворачивается обратно, он понимает, что Баки знает про Соглашение.

— Да, это обсуждение ничего кроме головной боли не приносит, а мне она ни к чему. Уже и так знаю, что не стану подписывать. Я вот все равно не понял, зачем ты здесь. Кэп позвонил тебе, чтобы ты побыл кем-то типа судьи? Ты, типа, юридический эксперт? Не думал, что все будет настолько плохо, — под конец он звучит обеспокоенно и уже больше бормочет, нежели нормально говорит.

— Дело не в Соглашении, — говорит Баки. — Это личное. Слушай, ты можешь меня просто пропустить? Стив позвонил час назад, и мне хочется, знаешь, оказаться с ним рядом раньше захода солнца.

Он совершает ошибку и случайно позволяет собственным обеспокоенности и напряжению звучать в своих словах. Бартон только пристально смотрит на него в ответ.

— Ты же не кузен ему, — на него снисходит понимание, — да? Ты даже не просто сожитель.

Баки только сильнее хмурится. Он понять не может, почему это настолько важно.

— Да.

— Эх, — вздыхает Бартон. — Должен сказать, не ожидал, что Капитан Америка знает, что такое троллинг. Ну или что он окажется, ну. Геем.

— Стив Роджерс, — сквозь зубы процеживает Баки, — бисексуал.

Он запоздало осознает, что он не имеет права вот так вот раскрывать Стива, но он уже устал от человеческих предположений. Он не хочет, чтобы кто-то хоть на секунду задумался о том, была ли реальной история Стива и Пегги. Он не хочет, чтобы кто-то считал ее обычной бородой. Особенно не сегодня.

И вот так вот просто на него сходит осознание, что Пегги умерла. За осознанием следует жуткая печаль. Она ему нравилась. Даже не так — он ее любил. Не как Стив, конечно, потому никто не умеет любить так, как Стив, но все же. Баки помнит день, когда он познакомился с Пегги — это был первый раз, когда он вместе со Стивом пошел в дом престарелых. Еще тогда количество хороших дней у Пегги перевешивало ее плохие дни. Баки очень сильно нервничал и боялся, но отказывался признавать это; ещё ему было неловко, потому что тогда он уже был в курсе своих расцветающих чувств к Стиву, и, что ж. Все знают про трагическую любовную историю Капитана Америки и Пегги Картер. И из того, как Стив говорил о Пегги, Баки понял, что хоть это история не переврала.

Она приняла Баки с распростертыми объятиями и через некоторое время отправила Стива выполнить ее нелепую просьбу — тогда он был готов украсть костюм у Железного Человека и самолично слетать в Англию за кусочком пуддинга, если бы она попросила, — только для того, чтобы поговорить с Джеймсом наедине. Как оказалось, она видела и Баки, и Стива насквозь, поэтому хотела сказать Баки о том, чтобы он даже не пытался убеждать себя в том, что его чувства могут быть невзаимными или что Стив будет относится к нему как-то иначе из-за отсутствующей руки.

— И еще: пожалуйста, своди его потанцевать, — сказала тогда Пегги, улыбнувшись подбадривающей, дразнящей и грустной одновременно улыбкой.

Баки ее послушал, и, когда они с Пегги увиделись в следующий раз, она тут же все поняла. И то, как она ему ухмыльнулась и подмигнула… Баки сложно заставить краснеть, но тогда он абсолютно точно это сделал.

Так или иначе, Бартону он ничего из этого рассказывать не собирается. К его счастью, мужчина ничего и не спросил — он лишь кивнул, а потом пошел к воротам, чтобы открыть их и пропустить Баки внутрь.

***

Если бы Тони удосужился спросить, Наташа сказала бы ему, что у них нет времени на остановку в Лондоне на пути в Вену для подписания Соглашения. Но он не спросил. Вместо этого он внезапно решил удлинить путь и сесть в Лондоне безо всяких обсуждений, действуя по принципу великолепного игнорирования осуждающего взгляда Наташи.

В эти дни подобное стало его методом существования.

К церкви они добираются уже после завершения религиозной части, и семья умершей встречает людей и принимает соболезнования от тех, кто не может остаться на последующую церемонию, которая будет проходить на кладбище. Наташа и Тони умело избегают прессы и находят Стива внутри. Он стоит у придела и смотрит на бессчетное количество цветочных венков, которые еще не унесли к катафалку. Он удивляется, увидев их двоих, когда смотрит через плечо, услышав шаги.

— Я думал, что вы уже в Вене, — говорит он.

— Уж прости, что я хотел проявить уважение, — парирует Тони, пряча тяжелый взгляд за очками. Он все еще злится из-за Соглашения, из-за того, как Стив стойко отказывается от его подписания. — Не только ты тут с ней был знаком, знаешь ли.

— И мы не хотели, чтобы ты был один, — вмешивается Наташа, пытаясь сгладить ситуацию.

— Говори за себя, — упрямо бормочет Тони в тот же момент, когда Барнс, сидящий на передней скамье вместе с Сэмом, тихо спрашивает:

— А мы, по-вашему, здесь зачем?

Сэм только вскидывает одну бровь в осуждающем жесте.

— Нет, правда, милое здание, — произносит Тони, возобновляя тему разговора, о которой знает лишь он. — Такое величественное и вдохновляющее. А если еще учесть, кого мы сегодня почитаем… Я просто говорю: вот это точно кого-угодно заставит задуматься о высоких целях, не так ли? — пауза. — Нет? Ничего такого? Даже на тебя не действует, Кэп?

Стив понимает, к чему Тони ведет.

— Я не передумаю, Тони, — Наташа подмечает, что он за это не извиняется. На пристальный взгляд Тони он отвечает: — Я свою часть закончил. По крайней мере, я чувствую себя так, словно закончил. ГИДРы больше нет, и мы точно знаем, что она просто так снова не возродится. С меня хватит.

— Не хочу расстраивать, — говорит Тони, — но ГИДРА — не единственная мировая проблема. Есть и другие угрозы, еще более неожиданные.

— Я знаю, — отвечает Стив. — И если моя помощь понадобится, если на счету будет стоять мировой порядок, тогда — может быть. Но сейчас я просто… — он вздыхает, а потом улыбается. — Я готов вернуться домой с войны.

Тони смотрит на него, поджав губы так, что те кажутся белыми.

— Ну не мило ли, — грубо отзывается он. — Вот как? То есть, ты идешь на пенсию — хотя, да, тебе уже давно пора, это правда. А потом — что? Белый забор, орава детишек, жена на кухне, собака?

Стив остается совершенно спокойным.

— Что-нибудь вроде этого, — отвечает он.

— Дай угадаю, у тебя уже есть очереди девушек, которые готовы попробоваться на эту роль?

— Мне нужен только один человек, — указывает Стив. Его безмятежность удивляет даже Наташу — он далек от идеального примера бесстрастности и холодности. Он наверняка специально это делает, потому что знает, что Тони это только сильнее доводит.

— Я думал, что Пегги была той самой, — слегка ехидно бросает Тони.

Это ударяет по Стиву: он болезненно хмурится, но тут же снова меняется в лице, возвращаясь к спокойному образу. Барнс же не скрывает своего убийственного взгляда.

— Пегги дала нам свое благословение, — натянуто отвечает Стив.