Я выскочил из «Хуторка» на морозный свежий воздух, с лёгким запахом плесени. Он не был раздражающим или неприятным, наоборот, очень гармонировал с тоскливым пейзажем Болот. Солнце уже село за горизонт, и цвета вокруг окрасились в мрачно серые, стремительно наращивая тёмные тона. За забором Северного хутора, спрятавшись где-то в камышах, стрекотали сверчки-переростки, или мутировавшие лягушки, по которым так фанатеет глава анархистов-ростоманов, со слов Бергамота. По двору к дому-ночлежке, в обнимку топали двое изрядно выпивших парней, горланя на весь хутор песню:

- Ты ж миня пидманула! Тиж мине пыдвела-а-а! – тянул первый, практически волоча на себе друга.

- Ти ж мине мылодогу з ума разуму свела-а-а-а!.. – еле ворочая языком подпевал второй. Ребятки пропустили всё веселье в баре, впрочем, сами они тоже не скучали.

Моя группа, плюс ненавистный свободовец, резво драпала по мосткам через болотце. Впереди мчался Гопа, верно правив к лысому холму с единственным кустом на верхушке – к нашему недавнему лагерю. Грызун, похоже, породнился с кастрюлей, иначе, почему еще не снял её с головы?

Пока эти балбесы не удрали вглубь Болот, благополучно позабыв обо мне, я поспешил следом. Внутри бара «Хуторок» загрохотало что-то уж совсем страшное и металлическое. Бочку взорвали какую? Да чёрт с ними со всеми! Ноги моей больше не будет в этом поганом месте!

- А вы никого не потеряли? – громко спросил я, забираясь на холмик, небрежно сунув руки в карманы куртки. Артёмка, вскочив с холодной влажной земли, пулей бросился ко мне, крепко стиснув в объятиях. Его хрупкое тельце еще содрогалось от пережитого страха. Дыхание сбилось, хрипело. Как бы приступ астмы не случился. Но тут мальчишка сам, без моего беспокойства, отстранился немного и нащупал спрятанный под курткой ингалятор.

- Вашу мать! – Грызун, наконец, вспомнив о своём необычном головном уборе, гневно швырнул его под ноги, стряхнул кепки остатки макарон, – это чо было?!

- Битва за «Хуторок», – весело хохотнул Бергамот, расслабленно сидя на рюкзаке Грыза. Мой и Артёмкин рюкзак лежали за его спиной, слегка прикрытые клочками травы. Это они так их «хорошо» замаскировали?! Пусть Зоне спасибо скажут, что никто за это время не наткнулся на вещи и не прибрал к нечистым рукам!

- Опа! – Гопа встрепенулся, вперив в свободовца жёлтые круглые глаза, будто только что заметил его присутствие, – еще пацан! Ну сейчас пойдёт реальная тема!

- И не говори, пушистик! – протянув руку к коту, Бергамот ласково нажал указательным пальцем на розовый нос. Мутант потряс головой, но вопреки моему мелькнувшему желанию, отгрызть за секунду анархисту руку, потёрся лбом о его ладонь. Противная тварь!

- Спасибо, что помог вытащить Артёма из того дурдома, – проворчал я, исподлобья глядя на «свободного», – а теперь проваливай!

- Проваливать? – анархист поднял на меня искренний взгляд полный непонимания, – а как же Гефест с «Сиренью»? Тропа через Топи?

- Гефест с «Сиренью», тропа через Топи! – я передразнил Бергамота, скривив рожу, – думаешь, мы без тебя не справимся?! Что мы такие беспомощные?

- Да! – вякнул Грызун, по обыкновению уперев руки в бока.

- Не справитесь. Беспомощные. – Своим спокойствием «свободный» только подливал масла в разбушевавшийся огонь. Отодвинув недовольного отсутствием внимания кота, он встал с моего рюкзака и безбоязненно приблизился. Лёгкая улыбка на лице рыжего мне показалась ухмылкой. Садистской, торжествующей. До боли знакомой. Пугающей…

- Шаман, я знаю, что ты не ребёнок. Но давай будем честными. Сколько раз ты ходил по болотам? По реальным необжитым, неизученным трясинам, в которых утонуть, что бутерброд съесть? Сколько раз ты это делал с менее подготовленной и выносливой, чем ты сам, группой? А сколько раз это делал я?

- Я всё сказал. Справимся без тебя! – для попытки устрашения назойливого анархиста, я потянулся за ремешком «Сайги» за плечом и... мазнул по гладкой кожице куртки. Нету... моей «Сайги» нет! Как?! В голове сам всплыл образ гориллы-охранника, с железным ящичком, куда отправился мой любимый карабин. Да так и остался там... Оставил... забыл мою любимую «Сайгушечку» в баре!

- Не-е-е-ет... – простонал я, упав на колени. Стащив с головы шапку, прикусил её зубами. От обиды хотелось выть.

- Шаман?! – Артёмка бухнулся передо мной, блеснув напуганными светлыми глазами, – что случилось?!

- «Сайга»... – прохрипел я чужим голосом, – я оставил её в баре...

- Пушечку свою чё ли? – Грызун прыснул в кулак от трудно скрываемого смеха. Но только мне стоило строго глянуть на него, как тут же убрал руки за спину, невинно захлопав глазами, – а мы свои под рюкзаки спрятали.

- Молодцы, – буркнул я, надев шапку обратно, прикрыв лысую голову, – спёрли бы ваши рюкзаки вместе с «пушечками»!

- Ну, так не спёрли же… – Артём успокаивающе положил маленькую ладошку мне на плечо. Как ни странно, стало чуть легче. Горечь от потери любимого карабина понемногу начала утихать. По правде, я хотел сменить его на новый, за полученные от прошлого заказа деньги. «Сайга» стала подводить меня, заедала при стрельбе. Устала моя старушка. Хотел отправить её на покой, повесить на гвоздик в своей комнатке на стене. А в итоге даже не подумал о её заточении в ящике под номером восемь! Предал боевого товарища!

- Сочувствую потере. – Анархист уселся рядом с мальчишкой, заставив меня отшатнуться, – помню, как она весело трещала, впивая пули в тела врагов. Печально потерять такого друга! Правда, сочувствую!

- Срать я хотел на твоё сочувствие…

Не обращая внимания на моё рычания, Бергамот полез в подсумки. Выложил передо мной четыре магазина, а в довершение снял с плеча и протянул за ремень свой автомат.

- Пока сойдёт за средство обороны? На всякий пожарный, – и игриво подмигнул, улыбнувшись во все тридцать два с неполным зуба.

– Ты... – я поднялся на ноги, одновременно с анархистом. Мягко отвёл от себя его протянутый автомат, прямо глядя в яркие зелёные глаза и без замаха нанёс удар кулаком в левый. Охнув, свободовец покачнулся и попятился от меня. Артёмка испуганно вскрикнул что-то. А меня понесло...

- Это из-за тебя я утратил «Сайгу»! Из-за тебя начался мордобой в баре!

- Мордобой начал не я. Я тебе только гитару вручил, дальше справился ты сам. – Свободовец отступил еще, успокаивающе подняв руки, – «Сайгу» ты тоже сам забыл. Я тебя не науськивал.

- Неужели?! – я, наоборот, шагнул ближе к Бергамоту, – а из-за чего я забыл «Сайгу»?! Из-за чего именно я треснул гитарой Букмекера?! Ты понимаешь, о чём я! Зачем ты ЭТО сделал?!

Конечно, Бергамот понимал, и упоминание поцелуя задело его, это видно. Всегда яркий весёлый взгляд помрачнел, брови нахмурились. Голову опустил, поджав губы.

- Сам знаешь, почему. – Проворчал анархист, как обиженный школьник попинав носком ботинка влажную землю, держа руки в карманах. – Люблю я тебя, дурак. Хоть убей, люблю! И ревность мне не чужда...

Опять. Опять он завёл старую нервирующую меня волынку. Я не впервые слышу его признания в «любви»! Каждый раз, при нашей встрече, он снова и снова мелит чушь про «любовь» ко мне! Именно, что в кавычках... Само собой, после неожиданного признания Бергамота повисла пауза. Отмычка открыв рот, вытаращился на анархиста как на розового бегемота в сибирском лесу. Сильно ошарашено, то есть. Артём, напротив, с восторженным интересом, краснея щеками. Самый сок он уже узрел в баре. Удивительно, но даже кот Гопа, будто поняв смысл слов свободовца, вперился в него, подняв уши торчком. Он же первый нарушил неловкую тишину, выдав голосом полного дебила:

- Я один тупой или все не поняли, это тип про чё?

Следующий Грызун, согнувшись пополам, содрогался от распирающего его смеха и пытался выдавить из себя слова. У него получилось это не сразу.

- Эт шо?.. Ты типа по мужикам? Типа шлюшки?! – на исходе воздуха просипел парень, – а ты послушный только с Шаманом или со всеми обходителен?!

Свободовец даже не шевельнулся. Продолжал смотреть себе под ноги. Только левая бровь едва заметно дрогнула. Хоть Бергамот меня дико выбешивает, доводит до белого каления, но лезть в наши… отношения… какому-то наглому отмычке я не позволю!