– Все члены семьи дома? – перешагнул через её ноги Грохота.
Наум Раумович ткнулся головой в одеяло и стал зарываться в него, как страус в песок.
– У вас будет произведён обыск, – бесцеремонно расхаживал по квартире майор, будто ничего особого не случилось. – Вот постановление, – продемонстрировал он бумагу выскочившим из своей комнаты девочкам. – Предупреждаю: если имеются запрещённые в обращении предметы, вещества, оружие, а также золото, драгоценности и деньги, предлагаю предъявить добровольно и незамедлительно. Всё будет запротоколировано.
Девочки схватились за серёжки в ушах.
– Снимать? – с дрожью спросила старшая.
Майор скользнул по обеим невидящим взглядом:
– Товарищ Закваскин!
– Я здесь, товарищ Грохота.
– Приступим. Приглашайте понятых.
Толпа за спиной управдома шевельнулась и, с любопытством озираясь, ввалилась на порог.
– Не все, – остерёг Грохота. – Хватит двоих.
* * *
– Водянкин! Алло! Водянкин! Чёрт тебя подери!
– Слушаю вас, товарищ подполковник!
– Чем слушаешь? Час тебе ору! Жив?
– Так точно, жив.
– А почему молчал?
– Отлучался, товарищ подполковник. Виноват…
– Дежурного могут остановить лишь две преграды.
– Не могу знать.
– Первая – только пуля. Вторая?
– Баба, товарищ подполковник!
– Дурак! Сломанный телефон. Пошуткуй у меня!
– Не до шуток, товарищ подполковник.
– Что так?
– Отлучался по случаю поиска медикаментов, но пришлось скорую помощь вызывать.
– Кому?
– Девчонкам плохо стало. Полегли дочки этого Лировиса, а жена вовсе грохнулась и Богу душу чуть не отдала.
– Чего вы там творите? Где Грохота?
– Исполняет свой долг. Паркет вскрывает уже в третьей комнате.
– Результаты?
– Пусто.
– Сербицкий головы со всех сорвёт, если ничего не обнаружите. Звонил уже дважды из обкома.
– Похвастать можем семейным серебром – ложки, ножи да вилки старинной работы. Ещё бабкина бижутерия с камешками, оставленная внучкам.
– А баба? Как её?
– Жена?
– Ну да. Она же, говорили, без золота не обходится.
– Всё, что на ней – снял Грохота, а в трюмо – ерунда. Да что там!.. На наших у некоторых больше…
– Поговори у меня! Управляющий главком!.. Квартиру-то на какие шиши обстраивал?
– Жена твердит, что квартиру ещё при Боронине от государства получили.
– Оформили, а не получили, тупица!
– Точно так, товарищ подполковник. Только у них на всё документы имеются. Грохота азарт утратил, икру мечет…
– А кто генералу подсунул кандидатуру этого еврея на раскрутку?
– Куда?
– На разработку, балбес! Генерал уже и Первому доложил, и операции ход дал. Ты думаешь, «Снежный ком» – это чья инициатива?
– Грохоте материалы из ОБХСС представили на выбор. Он для начала остановился на этом главке.
– Для начала? Вот я для начала со всех вас три шкуры сдеру, если ничего не найдёте.
– Работаем, товарищ подполковник.
* * *
Подполковник Чуйков метил в начальники штаба управления и лелеял мечту о повышении в должности. Надежды, не успев осуществиться, рушились на глазах, поэтому он уже не просто волновался – его била лёгкая дрожь. Не помешал бы стакан водки, но каждую минуту на телефоне мог объявиться генерал. Разыскав по связи начальника управления ОБХСС, Чуйков вцепился в него:
– Петрович, ты мне докладывал при планировании операции, что у вас ещё в запасе кореец какой-то был. Ты представлял его центральным фигурантом… Что там он заявил о взятках?
– Нет корейца.
– Как нет? Грохота же планировал его на обыск к Лировису взять?
– Не явился.
– Так вы его не арестовали, раздолбаи?!
– Товарищ подполковник!..
– Чую, кондрашка меня достанет, если добром ваша затея не кончится.
– Наша затея?
– А кто генералу дифирамбы пел?
– Это были оперативные соображения.
– Ах, соображения, товарищ Овечкин!..
– Обычные, рабочие наработки… нуждающиеся в оттачивании…
– Вот, значит, как… А когда на закрытом совещании Сербицкий официально обозначил операцию «Снежным комом», что же вы об этом молчали?
– А вы, товарищ подполковник?
Чуйков бросил трубку.
* * *
Сидеть или метаться по кабинету без толку. Он снова набрал капитана Водянкина:
– Обрадуешь чем-нибудь?
– К сожалению…
– Где майор Маскитин? Он же работал с тем корейцем?
– Выехал в район на поиски.
– На связь не выходил?
– Рано.
– Ну, держитесь, бараньи головы! – заскрежетал Чуйков зубами. – Шуму будет! Лировис – большой человек в области. Смотрите, в сводку это не ляпните!
– Грохоту пригласить к аппарату?
– Грохота меня больше не интересует. Ему другую работу искать придётся. Ты мне про Наума лучше расскажи.
– Спит. Порывался звонить в Москву своему начальству, потом выпил весь коньяк и спит мертвецким сном.
Чёрная женщина в чёрной вуали
– Элеонора Емельяновна, – выйдя из зала в приёмную Первого, Ковшов нервно заходил из угла в угол, – наберите Генерального прокурора!
– Спросить Галицкого? – понимающе стрельнула глазами секретарша. – Я поищу его через приёмную.
– Конечно, – хмуро уставился в пол Данила.
– Что за пожар? Бюро вроде в самом разгаре…
– В разгаре. Пожар и есть.
– С огнём сражаются бойцы, а раны им лечат верные женщины, – нежный голосок донёсся из открытой двери кабинета помощника Первого.
– Кто там? – вскинулся Ковшов на секретаршу. – Сменили Бориса Петровича? Ну дела…
Элеонора укоризненно покачала головой и, интригуя, покосилась на дверь:
– Гостья у нас, товарищ прокурор, а вы не знаете.
– Кто?
– Заходите, старший советник юстиции, я не кусаюсь. – Приятный голосок остужал его взъерошенную душу. – Весь в дыму, огне, кровоточащих ранах… И конечно, незаслуженных.
Над ним откровенно глумились. Ирония капала с каждого слова. Данила перешагнул порог кабинета:
– С чего вы взяли? Видите сквозь стены?..
И онемел.
В обтягивающем брючном костюме из тонкой кожи на диване отдыхала с закинутыми за голову руками молодая брюнетка. Впечатляюще длинные ноги завершали изящные туфельки с золотящимися подковками на каблуках. Туфельки беспечно раскачивались, готовые вот-вот слететь на пол. Сказать, что она была красива, – не сказать ничего, вот только портили общее впечатление её пронзительные, глубоко посаженные вороньи глаза. Несколько секунд они сверлили Данилу, будто пронизывая насквозь, затем их блеск угас и с поражающей стремительностью гибкое тело женщины вскинулось с дивана. Высокая, с заброшенными назад распущенными длинными волосами, подчёркивающими её грациозность, незнакомка производила впечатление дикого хищного зверя.
«Чёрная пантера! – восхитился про себя Ковшов. – Прямо киплинговская Багира!»
Скользнув лёгким шагом навстречу ему, она протянула правую руку, а левой не спеша принялась застёгивать пуговицу на чрезмерно открытом лифе парчовой кофточки под распахнувшейся курточкой. Встретившись, их глаза одновременно опустились на эту шаловливую пуговицу, нахально выскользнувшую из-под пальцев, ещё более обнажив белый снег пышных окружностей.
– Ника! – не теряясь и бросив мороку с застёжкой, дерзко шепнула «Багира» и, кажется, мурлыкнула жадно и аппетитно.
– Старший советник юстиции Ковшов Данила Павлович, – смутился Данила, но выдержал её взгляд, не выпуская руки с жёлтым браслетом на запястье; он чувствовал, как наливаются краской его щёки, но ничего не мог с собой поделать, только сильнее сжимая её пальцы в своих, но и она отвечала ему тем же.
Будто опомнившись, она, наконец, издала лёгкий стон, высвободила руку и слегка потрясла ею в воздухе, будто остужая, улыбнулась:
– Пожалели бы гостью…
– Простите.
– Бюро, надеюсь, заканчивается? – Ника непринуждённо, словно они давно знакомы, взяла его под локоть и подвела к окну, подальше от открытой двери.
