– И саксаулы, – буркнул фотограф. – Будем объедаться бешбармаком.
– Прощайте, Данила Павлович! – Ника коснулась губами его щеки и запрыгнула в кабину, автомобиль дёрнулся, развернулся и погнал по шоссе к выезду из города.
– Только пыль из-под колёс. – Ковшов вернулся в салон автомобиля. – А нам разгребать.
– Чабанские точки в барханах не так-то легко отыскать, – посочувствовал гостям Константин.
– У них на заднем сиденье пыхтел какой-то пузач. – Ковшов устало закрыл глаза, сказывалось чрезмерное напряжение тяжёлого дня. – Толстяк похлеще Пантагрюэля, проводник, наверное, или директор совхоза, к которому они направились.
Нужен смельчак зажечь свет
На столе возле бутерброда с маслом стоял стакан с кефиром, а на клеёнке распластался вырванный из дочерней тетради в клеточку лист. Вынырнув только что из-под душа, Данила на одной ноге попрыгал вокруг стола, остерегаясь мокрыми руками касаться бумаги, и, обтёршись полотенцем, с нетерпением схватил заветное послание.
Оно гласило:
«Нечестивый наш батюшка, покорнейший государев слуга Данила свет-Павлович!
Нижайше бьют Вам челом забытая слуга и супруга, а также Ваша несчастная дщерь. С глубоким возмущением уличаем Вас, коварный льстец, в прескверном нарушении обещаний и клятв, ведь Вы опять заявились домой далеко за полночь, не уведомив о причинах по телефону. Обманув, не появились и в поликлинике.
Мочи нет перечислять далее Ваши бессовестные прегрешения, а поскольку постыдные поступки эти входят в Вашу практику, измученная супруга вместе со скорбящей дщерью удаляется к бабушке вплоть до полного Вашего покаяния и исправления!
Несравненные и единственные, забытые и заброшенные супруга и дщерь».
Внизу мелким почерком приписано:
«Вас видели поздно вечером на проезжей дороге наедине с красоткой! Стыдитесь, презренный нечестивец!»
И уже серьёзнее звучало следующее:
«Сын перестал писать. Вестей от него нет третью неделю. Разберись, отец!»
Данила поцеловал подпись, оделся, опорожнил чашку кофе и набрал военного комиссара, бывшего в курсе всех их секретов с сыном.
– Палыч! – начал успокаивать его комиссар. – Это же военная разведка! Забыл? Сегодня здесь, а завтра за горами. Не пишут орлы порой месяцами, да ещё задержка с почтой! Потом пачками отгружают. Так что вразуми жену, всё нормально. Оснований для тревог нет.
– Ты всё же пошукай, Георгиевич! – буркнул Данила. – Очаровашка такая чувствительная.
– А другие матери не такие?
– И всё же…
– Палыч, ты глянь внимательней последнее его письмо. Возможно, сквозь строк он намекает о предстоящих перемещениях? Там же на задницах не сидят, как я здесь.
– Жорик, ну я тебя прошу…
– Сделаю всё, что могу, хотя мои возможности тебе известны. – И тот повесил трубку.
«Что же ты не пишешь, сынок? – Данила подёргал себя за ухо и постучал по деревянной крышке стола. – Свалились вдруг все болячки в одну кучу! Закон подлости в худшем его варианте…»
Налить вторую чашку кофе помешала тревожная трель телефона.
– С добрым утром, дорогая! Я тебе сейчас всё объясню! – закричал Данила в трубку, но осёкся, прерванный сухим голосом Элеоноры из обкома:
– Данила Павлович, я вас соединяю с Дьякушевым.
И тут же безо всякой паузы в телефоне зарокотало:
– Товарищ заместитель! Вам известно, что в городе два убийства?
– В осмотре трупа Фугасова я лично принимал участие.
– Уголовник меня не интересует!
«Как быстро ты открестился от афериста, оббивавшего твой порог!» – позлорадствовал Ковшов, а в трубку отрапортовал:
– Главная версия о причинах его убийства связана с чиновниками высшего эшелона. Я бы хотел встретиться с вами по этому поводу.
– Вот-вот, – сбавил тон Первый, – а что скажете по поводу второго чепэ? Покончил жизнь самоубийством начальник службы серьёзного банка. У вас имеются соображения?
– Кто вам сообщил?
– Генерал Сербицкий. Только что. Сейчас он в банке. По словам управляющего Куртлебса, его заместитель Ширбаев допустил оплошность и дал добро на выдачу крупного кредита проходимцу. Фирма оказалась липовой, и деньги канули. Боясь ответственности, разгильдяй застрелился.
«Он мне все события преступления растолковывает, будто собственными глазами наблюдал. Не Сербицкий ли рядом подсказывает?..» – невольно подумал Данила и спросил:
– А что же генерал?
– Он прибыл на место по звонку управляющего. Полагаю, ваше присутствие там необходимо.
– Конечно. Я выезжаю немедленно с оперативной группой.
Соединившись с генералом, Ковшов высказал недовольство, что его не поставили в известность.
– Исключительный случай, – сухо извинился тот, – признаться, Данила Павлович, в моей практике такое чепэ впервые, поэтому я позвонил Первому. Похищенная сумма уж больно велика…
– Я скоро буду с криминалистом и следователем по особо важным делам. Побеспокоюсь и о медицинском эксперте, – не дослушал его объяснений Данила.
У входа в банк его поджидал городской прокурор.
– Твоя территория, Дедов? – вместо приветствия, нахмурился Ковшов. – Два трупа за сутки! Мух ловишь? Какие мысли?
– К сожалению, трупов уже три, Данила Павлович.
– Как? Кто ещё?
– Тело оперативника Шипучкина найдено в озере у сквера. Убийца тоже не обнаружен, а по гибели Ширбаева информацию только собираем, – опустил тот глаза. – Фугас в этой же связке, но доказательства лишь косвенные.
– Предположения?
– Интуиция.
– К вечеру чтобы были факты! Занимайтесь. Здесь вы нам не нужны.
Ковшов почти вбежал наверх, важняк, тяжело дыша, едва поспевал за ним. Молодой охранник банка отстал. Возле кабинета, отмеченного вывешенной фотографией покойника в чёрной рамке, Данила замер на секунду и, распахнув дверь, сухо поздоровался с бросившимся навстречу управляющим.
– Куртлебс Станислав Миртович, – представился тот.
«Сравнительно молод, кучеряв с заметно подкрашенными под голубую седину висками, – отметил для себя Ковшов. – Красавчик! А красавчики деньги любят».
– Ширбаев – мусульманин, – подошёл, поздоровавшись, Сербицкий, – застрелился ночью. Сегодня по их обычаям его положено придать земле до захода солнца.
– Не будем спешить… – поморщился Ковшов. – Медики прибыли? Осмотр и последующее вскрытие для исследований – это прежде всего. Какова причина смерти?
– Данила Павлович, – шепнул на ухо генерал, – здесь Иван Данилович, к нему с просьбой обратились родственники.
– Обойтись без вскрытия?
– Ну да… – замялся генерал.
– Где он? Я объясню сам.
Сербицкий провёл его в соседнюю комнату, где Дьякушев, обмякнув в кресле, принимал успокаивающий укол медсестры.
– Дурно действует на него вся эта обстановка, – опять шепнул генерал. – Чуть не упал, увидев труп.
– А какого рожна надо было его туда водить? – вспылил Данила.
– Попросил… Своими, так сказать, глазами увидеть пожелал…
– Покойник его знакомый, друг?
– Что вы! Дьякушев близок лишь с управляющим.
– Родня?
– Никак нет.
– Так что же?
Сербицкий пожал плечами. Они подошли к Первому, когда медсестра закончила с процедурой.
– Вот некстати, – изобразил кислую улыбку тот.
– Иван Данилович, – твёрдо глядя в глаза Дьякушеву, отчеканил Данила, – вам придётся извиниться перед родственниками погибшего, но закон запрещает хоронить тело без вскрытия в случае насильственной смерти, что имело место быть. Желаете, я сам объявлю им об этом?
– Нет, нет… – к удивлению не возразив, забормотал Первый и даже смутился. – Поступайте, как положено в любой цивилизованной стране. Кто вам сказал, что я собирался препятствовать…
– И хотел бы уведомить всех, – сжал губы Данила. – Первым в помещение с трупом должен был войти следователь с экспертом.
