Вот он я – несусь галопом вниз по ступенькам. Шесть футов три дюйма голубых глаз, обаяния и любвеобильности, бывший морпех – о таком знакомстве можно только мечтать! Насвистывая. Правда, для благозвучия здесь не помешал бы еще хороший голос – а мой голос, увы, имел трещину.

Что-то было не так. Пора мне произвести внимательный осмотр своей головы. Вчера я рано лег спать, целиком по собственной воле. Не выпив перед этим ни глоточка. И тем не менее нынче утром вполне был готов к песенно-плясовым упражнениям. Я чувствовал себя так хорошо, что забыл быть недоверчивым.

Но мне никогда не дано надолго забыть, что именно меня, малютку Гаррета, боги избрали мальчиком для божественного битья и мишенью для своих идиотских развлечений.

Я застыл, не завершив своего традиционного утреннего правого поворота на кухню.

В коридоре, ведущем от входной двери к кухне, торчал какой-то мальчишка. Неизвестный оборванец, весь в рыжих спутанных лохмах – парень явно сам был себе парикмахером. Причем парикмахером подслеповатым, и орудовал он явно лишь тупым кухонным ножом. Щеки мальчишки были покрыты грязными разводами, росту в нем было чуть больше пяти футов, а лет ему я дал бы двенадцать-тринадцать; впрочем, для тринадцати он был чахловат. Его костюм шил пьяный старьевщик. Я подозревал, что аура вокруг него могла оказаться довольно пикантной, хотя находился недостаточно близко, чтобы ее оценить.

Он что, глухой? Его не спугнул грохот, который я поднял, спускаясь по лестнице. Ах, ну конечно – он застрял носом в комнате Покойника! Это зрелище на первых порах может ошеломить. Мой напарник представляет собой четверть тонны мертвой серой плоти, отдаленно напоминая незаконного отпрыска отца-человека и матери-слонихи, явившегося в кошмаре какому-нибудь обкурившемуся опиумом пьяному художнику.

– Так и хочется забраться к нему на колени и свернуться клубочком, правда?

Паренек пискнул и попятился обратно ко входной двери, перегнувшись так, словно нащупывал себе путь своей оттопыренной задницей.

– И кто же ты такой будешь? – спросил я, необъяснимо заинтересованный фактом обнаружения незнакомца, вставшего на якорь в моем коридоре.

Скрипнула кухонная дверь.

– Мистер Гаррет. Вы сегодня рано встали…

– Да уж. Рассвет еще не брезжит. Не мог бы ты мне пояснить, в чем дело?

Возникшая в дверях кухни личность была Дином, моим поваром и управляющим. По возрасту он годится мне в деды, но ведет себя скорее как мамаша. Его появление объяснило присутствие мальчишки. В руках он тащил нечто, завернутое в старую грязную газету.

Дин постоянно подбирает всяких бездомных оборванцев, будь они котятами или детьми.

– Что вы имеете в виду?

– Ты что-то задумал. Иначе ты не стал бы называть меня «мистер Гаррет».

Морщины Дина собрались в кислую гримасу.

– Солнце всегда заходит рано, когда боишься саблезубых тигров.

Это означает: ты видишь именно то, чего опасаешься. Моя мать в свое время тоже частенько так говаривала.

– Ну, в этом доме тигры не рыщут.

Заинтригованный, я перевел взгляд на мальчишку. Его физиономия была усыпана миллионом веснушек, а в глазах одновременно сверкали вызов, любопытство и страх.

– Кто это такой? И каким образом вышло, что он ошивается у меня в доме?

Я не сводил с парня глаз. В нем было что-то трогательное. Какого черта, да что со мной не так?..

Можно было бы ожидать взрыва психического веселья со стороны моего покойного коллеги, но я не ощутил ничего – Мешок с костями крепко спал. Во всем есть свои хорошие и плохие стороны.

Я обратил сердитый взгляд на Дина. По-настоящему свирепый, не просто «для пользы дела».

– Дин, я уже не свищу. Ответь мне.

Пакет в руках этого старого ребенка был заляпан жиром. Опять мне предстоит подкармливать бездомных, хотя бы из вторых рук.

– Э-э… Это Пенни Мрак. Он посыльный.

Мрак? Ну и имечко!

– И что, он принес мне какое-то послание?

Я одарил сорванца самым хмурым из своих взглядов. Он не впечатлился. Похоже, его ничто особенно не волновало до тех пор, пока он находился вне пределов взмаха рукой.

Я не увидел в нем ничего, что предполагало бы аристократическое происхождение, хотя «Мрак» – имя как раз такого рода, какие в чести у заклинателей и магов с Холма, наших не отличающихся особой скромностью тайных повелителей.

– Да, принес. Оно на кухне, – торопливо отозвался Дин, протискиваясь мимо меня. – Через минуту я вам его покажу. Пойдем, Пенни. Мистер Гаррет выпустит тебя. Не так ли, мистер Гаррет?

– Ну конечно. Я же душа-парень, не так ли? – Я прижался к стене, снова пропуская Дина, теперь уже в другую сторону.

Паренек схватил свой пакет и ретировался. Странно. Моя внутренняя реакция хотя и не зашкаливала до предела, но имела силу, какую я обычно приберегаю для красоток, заставляющих священников жалеть о выборе карьеры.

Я открыл дверь. Оборванец выскользнул наружу и поспешил прочь, сгорбившись, словно каждую минуту ожидал удара. Он не замедлил шага, пока не достиг пересечения Макунадо-стрит с Дорогой Чародея.

Поедая свою добычу, он оглянулся через плечо, увидел, что я на него смотрю, вздрогнул и шмыгнул за угол.

«Б-з-з! Б-з-з!»

Послышался звонкий, музыкальный смех. Я почувствовал, что меня тянут за волосы. Тоненький голосок пропищал:

– Гаррет завел себе новую подружку!

– Привет, Мариэнна.

Мариэнна была пикси-подростком женского пола. Целое вздорное гнездо этого маленького народца жило в щелях наружных стен моего дома. Мариэнна любила поддразнивать меня.

– Мне она показалась слишком молоденькой, – заметил второй голос. Мои волосы претерпели еще один рывок. – Она слишком нежна для такого мясника, у которого растительность уже редеет на затылке!

– Холлибелл, кошмарная ты мошка! Я так и знал, что ты не оставишь Мариэнну без присмотра.

Холлибелл и Мариэнна – неразделимая парочка. Впрочем, еще до того, как закончат опадать листья, они обнаружат, что не все парни воняют, грязны и отличаются тупоумием. Вскоре малейший вздох обретет для них такое значение, что будет сотрясать всю их крошечную вселенную.

– Мистер Гаррет!

Это был Дин. Он всегда встревает, как только мне захочется поиграть с маленькими девочками.

Дин принес мне пакет с посланием.

– Ступайте в кабинет, посмотрите, что это такое. Я принесу вам чай и бисквиты, а потом займусь завтраком. Как вы насчет маленьких сосисок и яиц всмятку?

– Отличное меню! – Я внимательно посмотрел на старика. – Так что же ты затеял?

– Затеял, сэр? Что вы хотите этим сказать?

– То, что сказал. У тебя что-то на уме. Думаю, это связано с тем пареньком, который, как говорят пикси, на самом деле девочка. – Таящийся внутри меня жизнерадостный карентийский мальчишка чуял, что так оно и есть. – Каждый раз, когда ты становишься вежливым и начинаешь вести себя как настоящий управляющий, я знаю, что у тебя на уме какая-то гадость. И не надо, пожалуйста, принимать вид оскорбленного достоинства.

Старикану следовало бы отточить свое мастерство. Увы, он настолько же предсказуем, как и я.

Я угнездился за письменным столом в отделанной по первому разряду дворницкой, которую я использую в качестве своего рабочего кабинета. Повернувшись на стуле, я послал воздушный поцелуй Элинор. Это женщина на картине, висящей на стене позади меня, она убегает из мрачного особняка в бурную, ветреную ночь. В особняке светится только одно окно. Она бежит, охваченная страхом. Впрочем, в настоящий момент она была в неплохом расположении духа. Она подмигнула мне.