– Архиерей Бомбастиш из… – Молодой жрец поднял взгляд и увидел перед собой немигающие серые глаза Кёнига. Аколуф открыл рот, но не проронил ни звука.

– Я знаю, кто такая Бомбастиш. Это я сделал ее архиереем Миттельдирне.

– Да, владыка. Унбраухбар…

– Где находится этот город, мне тоже известно.

Ауфшлаг почувствовал изжогу. Он послал Вегверфен, ту молодую жрицу, которую Кёниг ему приказал убить, в Унбраухбар. Все, что заставит Кёнига обратить внимание на этот город, было для Ауфшлага очень плохой новостью. Если верховный жрец узнает, что его ученый ослушался его приказа… Ауфшлаг, вспомнив об отражениях Кёнига, рвущих на кусочки его собственное отражение, вздрогнул.

– Владыка. – Аколуф снова взглянул на запыленные тапочки, а потом продолжил: – Жрецы храма Унбраухбар убиты. Все. И прислужники храма тоже.

Ауфшлаг совершил усилие, чтобы не поперхнуться от удивления. С риском для жизни он попытался спасти Вегверфен, но она все равно погибла? О боги, какой же он дурак!

– Убиты. Кем? – спросил Кёниг.

– Этого мы не знаем, теократ. Архиерей Бомбастиш пыталась послать вам сообщение во сне, напрямую, но обнаружила, что вас было четверо и еще вас окружали бессчетные тени. Она не могла точно определить, кто из них – настоящий вы, и решила, что безопаснее будет отправить к вам меня, чтобы именно вы и только вы получили сообщение.

– Так ты верхом добирался из Миттельдирне? Вот так дура Бомбастиш! Ей нельзя было терять столько времени.

В желудке у Ауфшлага так и вскипала кислота. Кёниг отправит своих людей в храм Унбраухбара, чтобы они провели расследование. Они обо всем доложат, в том числе и сообщат имена убитых. И Кёниг узнает о предательстве Ауфшлага. Ученый не отрывал глаз от спины теократа.

«Убей его. Убей его сейчас, прежде чем он узнает о том, что произошло с Вегверфен».

Аколуф подавил страх.

– Владыка, архиерей Бомбастиш – могущественный интерметик. Она поменяла меня телами с кем-то другим – кажется, это ее племянник, который живет на окраине Зельбстхаса. Я сейчас не в обычном своем теле. На то, чтобы доставить вам вести, мне потребовалось чуть больше суток.

Кёниг направил серые глаза на Ауфшлага, а аколуф выглядел так, как будто только что расстроил своего отца. Или своего бога. Ауфшлаг, только что мрачно размышлявший об убийстве, внезапно обнаружил, что в состоянии думать только об этих серых глазах и ни о чем ином. Они были пустыми, как смерть.

– Возможно, это сделали Ванфор Штеллунг? – спросил Ауфшлаг Кёнига. – Может быть, это начало более масштабного нападения?

Кёниг всегда поражал Ауфшлага; своими вопросами он сразу проникал в самую суть дела. Он видел то, чего не видел никто другой. Ауфшлагу такая мысль даже не приходила. Его восхищало то, как мыслит Кёниг. Он гений! Как только в голову Ауфшлагу могли прийти мысли о насилии?

Он задумался над вопросом Кёнига. Ванфор Штеллунг были главной религией, их храмы имелись почти в каждом городе-государстве. Если бы Ванфор знали, что замыслили Геборене, они наверняка попытались положить конец этому проекту. Но произошедшее не вязалось с тем, что он знал о Ванфор. Это была религия огромных масс; на ее стороне находились сила и вера намного большего числа прихожан, и Ванфор не сомневались в своей реальности. Зачем бы им нападать на такую жалкую маленькую церквушку, как эта в Готлосе?

– Не исключено, – сказал Ауфшлаг, – но я не думаю, что случилось именно это.

– Возможно, Тойшунги? – спросил Кёниг.

– Мне кажется, последователи этого течения есть только на востоке, – ответил Ауфшлаг, пораженный, что теократ вообще слышал об этой древней секте. – Я думаю, они располагаются в Гельдангелегенхайтене. Они редко пытаются обратить других в свою веру, они не развивались и не менялись многие тысячи лет, и, кажется, более всего их интересует возможность отправлять чьи-нибудь души в После-смертие, о котором у них самые безумные представления. Они его, как мне помнится, называют Роем. Они утверждают, что есть лишь один истинный бог, единственная задача которого – править и поддерживать правила, определяющие… – Ауфшлаг понял, что направленный на него взгляд Кёнига выражает все большее и большее нетерпение. – Наверное, это были не Тойшунги, – неловко закончил он.

Кёниг стоял неподвижно, высокий и худой, и глаза под нависшими веками были как у хищной птицы. Все молчали, ожидая, что скажет верховный жрец.

– Наш проект угрожает всему тому, во что верят Ванфор. Когда мы добьемся успеха, все будут знать, что мы всегда были правы; не боги создали нас, а мы создали их. Их религия умрет. Если это не Ванфор, то у нас есть новый враг. О котором мы ранее не знали. Враг гораздо более опасный. – Кёниг сделал глубокий вдох, а затем медленно выдохнул. – Я должен знать точно. – Он повернулся к Аколуфу, и тот вздрогнул. – Пытали ли жрецов из Унбраухбара перед тем, как убить?

– Большинство из них умерли быстро – им перерезали горло, пока они занимались своими обычными делами, а некоторым во сне.

– Но точно нам это не известно.

Аколуф открыл рот, чтобы ответить, но Кёниг отвернулся.

– Я должен знать то, что известно нашим врагам. Ауфшлаг, приведи ко мне Гехирн Шлехтес. Я пошлю туда хассебранда. Она добудет ответы на мои вопросы.

Ауфшлаг с трудом удержался, чтобы не простонать от ужаса. Гехирн, совершенно помешанная, вот-вот могла потерять контроль над своими бредовыми иллюзиями и была непостоянна и опасна. Те, кто слишком много времени проводил в ее присутствии, имели обыкновение неожиданным образом падать замертво. Удивительным образом, вспыхнувших и сгоревших среди них было меньше, чем Ауфшлаг мог бы ожидать; ее бредовые иллюзии действовали намного более тонко.

И все же он не осмелился ослушаться веления Кёнига. Главный ученый, проглотив собственный страх, извинился и сказал, что ему надо идти. Гехирн, конечно же, скрывалась, подобно слизняку, в самом глубоком подбрюшье храма.

Ауфшлаг обнаружил хассебранда там, где и ожидал. Женщина была на голову выше главного ученого, но из-за своей упитанности и дряблости казалась не представляющей физической угрозы. Его пугало не ее физическое присутствие, а то, что творилось в ее нарушенном сознании. С голодным любопытством с удивительно юного, девического лица смотрели на него ледяные голубые глаза. Она была почти лысой – пламя в очередной раз опалило ей голову, оставив только островки рыжей щетины. Бровей на ее лице он никогда не видел и не знал, сбривала ли она их, или они у нее не росли, или она их спалила.

«Она это делает специально, – подумал Ауфшлаг, – или иногда ее собственный огонь вырывается на свободу, когда ее воля удерживает его недостаточно жестко?»

Даже здесь, в самой темной и прохладной части храма, одежды Гехирн были влажными, а лицо ее блестело от пота. Хассебранд носила темно-бордовые цвета, как у архиереев Геборене, несмотря на то что такого чина не имела. Из-за того что бровей у нее не было, ее лицо имело постоянно удивленное выражение.

Губы Гехирн вздернулись, обнажив заметно выступающие клыки. Ауфшлаг не мог понять, видит ли он улыбку, усмешку или оскал. Что бы то ни было, оно выглядело неуместным на таком детском лице.

– А, Кёниг прислал ко мне своего дорогого ученого, – произнесла она.

Ауфшлаг не стал клевать на наживку и сделал вид, что озабоченно разглядывает ее потное лицо.

– У тебя нездоровый вид. Желтушный.

Гехирн вздрогнула, быстро моргнула и хмуро и подозрительно глянула на Ауфшлага.

– Меня кто-то пытается отравить.

– Несомненно. Выглядишь так, как будто скоро у тебя откажет печень.

– Не так-то просто со мной разделаться. Я… – Гехирн порылась в складках одежды и вытащила пригоршню поблекших семян, орехов и собравшейся в кармане пыли. – Я хитрая. Я самодостаточна. Они не могут видеть меня насквозь. – Она сунула в рот немного зерен, а остальное высыпала обратно в потайной карман.

– Как хитро придумано. И, конечно, эти орехи ты получаешь… откуда надо, верно? – Не обращая внимания на яростные взгляды, которые бросала на него хассебранд, Ауфшлаг продолжил: – Кёниг желает видеть тебя в своих покоях. Немедленно. У него для тебя есть работа.