Литмир - Электронная Библиотека

Кёниг Фюример, теократ ордена Геборене Дамонен, стоял в своих личных покоях, спиной к комнате, и смотрел на Зельбстхас. Безупречно прямые улицы с севера на юг шли под названиями, а с востока на запад – под номерами. Это был город порядка, город разума.

«Ничто не мешает здравому смыслу возникать из бредовых иллюзий», – думал Кёниг.

Зельбстхас, законы, на которых он держится, география, его определяющая, населяющие его люди… все это воплощение безумия Кёнига.

Ну, возможно, не все. Люди, как ему представлялось, вполне реальны сами по себе. Но когда он впервые пришел сюда с мечтой почти двадцать лет назад, младшим прислужником храма, Геборене были крошечной сектой религиозных фанатиков, у которых была идея, казавшаяся безумной, и никаких шансов ее осуществить.

А он воплотит эту идею в реальности.

Тогда, в прошлом, Зельбстхас был очередным разрушающимся городом-государством, которому не повезло. Его основали на каменистой земле, пригодной разве только для того, чтобы на ней росли пучки жесткой травы, скудная пища для тощих коз. Он помнил, как голодающие люди приходили совершать богослужение в обветшавших развалинах этой древней церкви. Он мог лишь догадываться, во имя каких богов построили этот храм. Конечно, не для людей: во всем здании не нашлось и пары дверных проемов одинаковой формы, двух коридоров одной и той же ширины, при этом каждый то сужался, то расширялся, без соблюдения каких-либо очевидных закономерностей. В некоторых местах гигантские размеры поражали воображение, а в других было так узко, что служители храма поворачивались боком, чтобы разминуться. Замысел этого строения родился в нездоровом сознании. Геборене стали служить здесь, а до того храм много поколений пустовал, и лишь призраков видели его стены.

Кёниг все изменил. Абсолютно все.

В основе любого выбора и любого слова лежала одна и та же прописная истина: заставьте людей думать иначе, и вы измените мир.

Он поменял религию, изгнал призраков из древней церкви. Дал людям надежду, и они научились верить в себя. Что еще важнее, они верили в него. Зельбстхас превратился в богатый город-государство. Его служители непреклонно несли людям Слово. Чем больше людей верило во что-то, тем более истинным оно становилось.

Его планы почти принесли плоды. Геборене получат своего бога, а Кёниг будет его создателем и повелителем.

– Восприятие, – произнес он, – есть реальность.

Для гефаргайста эта истина являлась основой основ.

Стоявшие у него за спиной хранили молчание. Он слишком хорошо их знал. Он слышал, как они переступают туда-сюда, с нетерпением ожидая, когда им разрешат заговорить.

Кёниг стоял, поставив ступни вместе; левой ладонью задумчиво держал свой узкий подбородок, правой сжимал левый локоть. В его личных покоях собиралась все бо́льшая толпа, и это его несколько тревожило. Он бросил взгляд через плечо на трех других людей, которые находились с ним в комнате. Нет, это были не люди. Доппели. Разница немаловажная.

Они стояли в совершенно одинаковых позах, были одеты в одинаковые ярко-малиновые плащи, смотрели на него кто более внимательно, а кто менее. Три пары одинаковых серых глаз. Три одинаковые лысые головы. Хотя они совершенно очевидно были копиями Кёнига, у каждого из них наблюдались мелкие недостатки.

«Нет, – поправил он сам себя. – Недостаток – слишком сильное слово. Точнее будет сказать „странности“».

Ближний к нему дико оскалился, блеснув белыми зубами. У второго взгляд метался туда-сюда, как будто он готовился к внезапному нападению из темноты. Последний, казалось, вот-вот упадет на колени и начнет молить о прощении за какой-то никому не ведомый грех, отчаянно желая похвалы и вместе с тем понимая, что он ее не заслужил.

«Нытик и слабак». Именно последнего Кёниг больше всего ненавидел. Понимание того, что в доппелях проявились черты его собственного характера, ничуть не помогало ему принять их такими, какие они есть.

Кёниг утешал себя мыслью о том, что никто не доволен собой полностью – но большинство не сталкивается с физическими воплощениями собственных недостатков.

– Уйдите, – скомандовал он. – Мне нет нужды в вашем трусливом совете.

Один доппель быстрым взглядом окинул зал, будто стараясь в последний раз рассмотреть отделку из темного дуба и роскошное убранство, а потом посмотрел на Кёнига, который не собирался отводить глаз. Доппель тут же с извиняющимся видом пожал плечами.

– Похоже, вы в это не верите. – Доппель раболепно склонил голову и уставился в пол. Все его жесты были наигранны. – Прошу прощения.

– Замолчи, Приятие. Встань в угол. Ничего не говори.

Доппель кротко кивнул, но, когда он потащился в угол, Кёниг заметил на его лице еле заметную ухмылку. По крайней мере он все еще подчиняется, хотя прогнать его совсем не выходит. И все же Фюримера совершенно не грела мысль, что он не может заставить своих доппелей скрыться. Его бредовые иллюзии набирались сил и начинали сами распоряжаться собственным существованием.

Одна из стен была почти полностью увешана зеркалами от пола до потолка, в медных рамах, и там собралось несколько его отражений, которые будто глазели на него в окно. Изможденные продолговатые лица, лысые головы. Рты у них шевелились, но звука не было слышно. Это началось недавно, у него только в последние несколько дней появились склонности зеркальщика. Теперь оставалось только ждать, когда он услышит их голоса. Они могут в какие-то мгновения давать ценные советы или показывать отрывки событий будущего или картины далеких мест, но однажды они выберутся из своего зеркального мира. Когда это наконец случится, они либо убьют, либо заменят его. Какая перспектива его больше пугала, Фюример не мог понять.

«Если другие мои иллюзии не прикончат меня раньше».

Это не имеет значения. У него будет его бог, а боги меняют все.

Один из двух оставшихся доппелей – его Кёниг звал Отречение – потянулся к нему и зашептал на ухо:

– Приятие готовит против тебя заговор.

Кёниг отпихнул доппеля.

– А ты нет? – Он рассмеялся, будто залаял, без малейшего намека на веселье.

Беспокойство и Отречение, склонив головы, попятились от сердитого взгляда Кёнига. Только Приятие, стоявший лицом в угол, оставался невозмутимым.

– Тебе нельзя ему доверять, – прошептал Отречение. – Приятие хочет занять твое место.

– А тебе я доверять могу?

Отречение не поднимал лица, но Кёниг разглядел скупую улыбку.

– Конечно же нет. В конце концов все нас бросают. Например, наши родители.

– Мои родители, – огрызнулся Кёниг. – Вы все лишь иллюзии.

– Твои родители, – мягко поправился Отречение. – Если тебя может бросить мать, то кто же на это не способен? Вот почему я существую. Может быть, я и иллюзия, но для тебя я – реальность.

Возник четвертый доппель, который выглядел как совсем юный Кёниг. На заплаканном лице можно было прочесть все утраты брошеного ребенка, который внезапно понял, что ни единой душе в мире нет до него дела, если не считать тех, кому интересно как-нибудь его использовать. Кёниг сосредоточился на настоящем и прогнал этого доппеля. Было не время тревожиться о старых ранах, пусть они и успели нагноиться.

– Вот и твой любимчик, ученый, – сплюнул Отречение с яростным отвращением.

– Он мой друг.

– У нас не бывает друзей, – ответил Отречение. – Настоящих друзей.

Несмотря на правоту доппеля, у Кёнига все же сжались челюсти от злобы так, что заскрипели зубы. Они были друзьями в прошлом, до того как он решил создать бога.

– Он полезен, – ответил Кёниг.

– Он нас ненавидит, – предостерег Отречение. – Тебе нельзя доверять ему. Он психически здоров.

– В тот день, когда ты посоветуешь мне кому-нибудь поверить, я сразу пойму, что попал в большую переделку.

– В этом отношении я должен согласиться с Отречением, – встрял в разговор Приятие и тут же снова уткнулся в угол, когда Кёниг бросил в его сторону предостерегающий взгляд. – Мне кажется, мы ему не нравимся, – прошептал доппель. – Я думаю, и тебя он тоже не любит, – добавил он, глянув на Кёнига. – Он думает, что ты украл его идею.

3
{"b":"629422","o":1}