– Вилена, я уезжаю! Вернусь к полуночи… – обращаясь к супруге, я выкрикнул уже из прихожей.

Обычно я называю её Леной. Так же к ней обращается большинство её подруг и наших общих знакомых. Однако когда ситуация требует некоего официоза, я предпочитаю называть жену полным именем.

Вилена. Да-да, именно это имя значиться в её паспорте. Производное от Владимир Ильич Ленин. Отец Виленки был весьма известным партийным функционером сталинской закалки, успевшим поучаствовать в Великой Отечественной. Хоть и родилась моя супруга во времена Брежнева, тем не менее, своими юношескими революционными идеалами, Борис Ефимович так и не поступился. Его старший сын, мой шурин, был назван Владиленом (всё от того же Владимира Ильича Ленина), а младшая дочь, соответственно, Виленой.

Именно с протекции тестя, того самого Бориса Ефимовича я, секретарь комитета комсомола крупного предприятия, после развала Советского Союза и попал в нефтяной бизнес.

Отец Вилены чуть-чуть не дожил до своего девяностолетия. Как вы, наверное, и сами успели догадаться, после его смерти (приключившейся около года назад) я и потерял всякое покровительство, свою былую непотопляемость, о которой ранее уже успел упомянуть.

Что же касаемо моей супруги, то она младше меня на четыре года. В детстве и юности мы жили с ней в одном дворе и учились в одной и той же школе. Она прекрасно знает всех моих школьных друзей и бывших одноклассников, которые когда-то казались Вилене едва ли не дядями и тётями. В отличие от меня, супруга никогда не была сторонницей встреч со своими бывшими школьными друзьями, считая подобные посиделки лишь дополнительным акцентированием своего нынешнего возраста, что может быть весьма вредным для женской психики. Однако моя суженная вовсе не была против уже моих аналогичных встреч. Быть может, Виленка просто не видела среди моих бывших одноклассниц более и менее конкурентоспособных ей барышень. Ну, а сегодня настойчиво отправляя меня на школьную годовщину, Вилена предоставляла мне возможность немного отвлечься от навалившихся на меня проблем, сменить обстановку и, чем чёрт не шутит, найти новое место работы или хоть что-то способное вернуть меня к жизни.

В целом, мне было грех жаловаться на свою судьбу. По крайней мере, с супругой я точно угадал. У моей Лены мировой, покладистый и вовсе не скандальный характер. Возможно, по этой самой причине мы и прожили с ней более двадцати лет, что называется, душа в душу.

Поверили?

А зря. Я соврал, что называется: по привычке. Если у бюджетников или там пенсионеров принято плакаться по поводу нищеты, низких зарплат и пенсий, то у менеджеров среднего звена (коим я до последнего времени и являлся) и уж тем более у менеджеров нефтяного сектора принято напротив, пускать пыль в глаза. Данная привычка из профессиональной сферы, постепенно переходит и в бытовую, становиться даже не привычкой, а образом жизни, когда что-то приврать считается едва ли не нормой, сравнимой с утренней чашечкой кофе. Вот и о наших семейных отношениях я обмолвился мимоходом, отчасти выдав желаемое за действительное.

В действительности наша совместная жизнь ничем не отличалась от тысяч российских семейных пар. Существует такое понятие, как «ровные отношения». Именно такие отношения, без каких-либо всплесков, безумных эмоций или взаимных претензий на протяжении последнего времени установились между мной и Виленой. Как меня, так и супругу подобное положение вещей вполне устраивало. А в последние лет пять, наш брак и вовсе перерос в некую привычку, интим в строго нормированный обязательный ритуал. Однако это обстоятельство вовсе не могло поколебать многолетний статус нашей семейной пары, как образцово-показательной.

– Юра, но ведь ты, кажется, собирался провести вечер дома. – Лена поспешила выйти в прихожую, дабы успеть застать меня в домашних стенах.

– Передумал. Необходимо встретиться с Фофанон… – соврал я, чуть потупив свой взгляд. – …Собираюсь кое-что с ним обсудить. В лёгкой, неофициальной обстановке договориться с ним будет гораздо проще.

– Быть может, тебе следует попробовать вернуться на прежнюю работу? Давай, я поговорю с твоим бывшим шефом, с Димой. То есть, с Дмитрием Ивановичем.

– Нет. Ни в коем случае… – ответил я в несколько резкой форме.

– Михайлов, а может, ты оставишь свои амбиции?

– По-моему, мы уже обсуждали данную тему… – я уж было собрался вспылить, однако Виленка поспешила опередить мою жёсткую аргументацию.

– Ну, ладно-ладно. Делай, как знаешь. Ты, кстати, машину брать будешь?

– Нет. Мне наверняка придётся там выпить. Уж лучше, я вызову такси.

Обращаясь памятью в свои школьные годы, я уверенно могу сказать о том, что наш класс всегда считался исключительно дружным. Об этом нам нередко напоминали наши бывшие учителя, отработавшие в школе не одно десятилетие и, которым было что и с чем сравнивать. Данный факт подтвердили и последующие, после школьные события. Впервые мы встретились на десятилетие нашего выпуска. Собрались, как говориться: по первому зову и практически в полном составе. После чего наши встречи приобрели едва ли не регулярный, ежегодный характер. Кроме нашего десятого «Б», восемьдесят четвёртого года выпуска, подобной долголетней традицией не может похвастаться ни один из выпускных классов, когда-либо окончивших нашу школу.

Сценарий ежегодных встреч был из года в год примерно одним и тем же. Двадцать седьмого июня, в семь часов вечера мои одноклассники собирались во дворе родной школы. Немного поболтав и обменявшись последними новостями, мы отправлялись в близлежащее кафе с летней верандой, либо на берег реки, где собственно и происходила как официальная часть предстоящего мероприятия, с тостами и поздравлениями, так и неформальная, уже неконтролируемая фаза данного торжества.

Так уж сложилось, что я не особо чествовал самое начало тех ежегодных мероприятий, потому и предпочитал преднамеренно на них опаздывать. А вот вторая часть вечера была для меня более привлекательна. Ведь именно там, как-то сами собой исчезали наши должности, звания, былая напыщенность и прочая показуха.

Директор известного риэлтерского агентства, госпожа Прыгунова вдруг превращалась в обычную Лариску, которую мы знали на протяжении десяти школьных лет. А чемпион Европы по классической борьбе, Константин Усталов становился прежним Костяном, с которым мы вместе сбегали с уроков, дабы отправиться на речку или поиграть в футбол.

Быть может, именно эта самая изюминка, когда никто не пытался залезть тебе в душу. Когда школьные друзья запросто возвращались в детство, превращаясь из взрослых, солидных людей в обычных парней и девчат, тех самых, которых мы хорошо знали – и являлась тем неповторимым и привлекательным, что и позволяло нашей ежегодной традиции, по пришествие стольких лет, не потерять своего изначального вкуса и не кануть в небытие.

Обычно всё заканчивалось ближе к полуночи, однако мы могли и подзадержаться. К примеру, до следующего утра. Наслаждаться прибрежной тишиной или, напротив, хором подпевать нашему гитаристу Михаилу Лохновскому. Михаил так и не стал знаменитым музыкантом, исполнителем собственных песен, хоть и были те песни просто обалденными. По молодости своих лет Мишка безуспешно пытался пробиться на большую эстраду, однако широкой известности он так и не получил. Лохновский вернулся в родной город, и долгое время работал на заводе, в литейном цехе. Ну, а сейчас, после полного закрытия данного предприятия, трудится в какой-то мелкой фирме, едва ли не курьером.

На самом подходе, я расслышал знакомые голоса, доносившиеся со школьного двора. Правда, из-за высокого кустарника я так и не мог разглядеть кого-либо из своих бывших одноклассников. А чуть позже, в душном июньском воздухе мне удалось уловить разномастный запах престижного парфюма. Исходил он примерно от школьного крыльца, где и должны были собраться люди, с которыми я провёл бок о бок не менее десяти лет своей жизни (то есть, пятую её часть).