— Попей чаю, расскажи, как попал сюда, — предложил Душный и сам отхлебнул из чашки.
Я посмотрел на кружку — старая и побитая, с трещиной, из которой сочился только что налитый чай. Видимо, посуда осталась после того, как начальство тюрьмы отозвало охрану с периметра…
— Да чего тут рассказывать, — снова замялся я. Не хотелось делиться с Душным подробностями. Не настолько сильно я ему доверял. — Пару раз подставили, потом я решил с помощью связей сделать фальшивые документы и улететь на Край. Меня поймали, отдали под суд, а потом привезли сюда. Вот и вся история…
— Понятно, — кивнул Священник. — А что с тфоими друзьями? Пашей и Натой? Так их фроде зфали, да?
— Пашка улетел на Фронтир. Наташа где-то на Земле…
— Ясно, — скривил губы Душный. — А мой брат с наркотиками балофался, и попали мы из-за нехо сюда…
— Ничего я не баловался наркотой! — Душный говорил теперь за мертвого брата, хорошо хоть череп больше не доставал. — Это ты увлекался! Ты меня на смерть обрек из-за дозы!
— Не-ет, — протянул псих своим нормальным голосом. — Ты же жифой! Я не мох тебя на смерть отпрафить!
— Нет! Это ты во всем виноват, уродец! — снова промычал Душный.
Меня даже озноб прошиб от этого диалога в исполнении чокнутого знакомого. Впрочем, мне с моим даром тоже недолго до психиатрической лечебницы, что-нибудь в голове замкнет — и пиши пропало.
— Изфини моехо братца, — заискивающе проговорил Душный. — Он немнохо не ф себе. Псих. Если б не он — меня бы тут не было…
Я приготовился к новой перепалке личностей Душного, но второй голос промолчал.
— Ты пей-пей! Фот еще рыбы вяленой можешь пожефать.
— Спасибо, не голоден, — сказал я, но чая все же отпил.
Чувствовал я себя жутко уставшим — сказалась травма, нервное напряжение и нагрузки последних часов. Руки, сжимавшие чашку, подрагивали, по спине то и дело пробегали мурашки. Хорошо хоть боль от падения со стены поутихла. Я размышлял, что делать дальше. Придется жить среди умалишенных? Или все-таки Душный отпустит меня на свободу?
Свобода! Смешно. Просто клетка станет чуть больше…
— Я все еще ничего не понимаю, — сказал я, вытирая лоб, — от горячего чая вдруг стало жарко. — Расскажи, что здесь происходит и как ты стал главным.
— Я Сфященник, а значит, хлафный, — хмыкнул Душный.
— Это я уже слышал, — поморщился я. — Ты расскажи, почему меня поймали, зачем хотели убить…
Душный поерзал на топчане.
— Нельзя уходить с Территории! Это обычай, прафило, табу!
— И только из-за этого? Что я сделал плохого-то? — уточнил я, благоразумно решив промолчать об убитой девочке. Под сердцем кольнуло — говорить неправду все еще тяжело для меня.
— Я мнохо чехо фижу и слышу здесь, — улыбнулся собеседник. — Научился подмечать ф людях разное…
Говорит, словно мудрец.
Я вспомнил, как он не мог двух слов связать в детстве, только постоянно дрался со своим братом и пускал слюни, когда Ирка целовалась со Стасом. Но те времена прошли. И раньше я ни за что бы не подумал, что буду жалеть о них…
— Ты сеходня убил дефочку, — тем временем продолжал Душный, — мне доложили…
Я поперхнулся чаем.
— Да, фсе ф порядке. Мы не в обиде, — поспешил успокоить меня псих. — Эта мелкая дрянь успела фсех достать.
— А что она натворила? — кашляя, выдавил я.
— У нее фрожденная болезнь. Не помню, как назыфается. Психическое расстройстфо — жрет, потом фыблефыфает съеденное и снофа жрет…
— Не вижу ничего страшного. Надо не давать ей еды больше, чем требуется. На диету посадить!
— Аха, ничехо страшнохо! Она федь ест только челофеческое мясо.
— Да уж, — я наконец прокашлялся. — Странная болезнь. Вроде булимии и людоедства вместе. Ее как-то пытались лечить?
— Нет, — покачал головой Душный. — Бесполезно — ее мать болела так же, а потом сама фспорола сфой жифот, кохда сильно захотелось есть…
В голове уже начинало гудеть от обилия тошнотворных деталей жизни девочки и ее матери.
— Ужас. Кто же ей ребенка-то сделал?
— Был один дебил. Сфязыфал ее и это…
Я представил себе настолько больного человека, которого бы возбуждала обезумевшая женщина, норовящая отхватить от тебя кусок плоти. Образ получался еще более жутким, чем образ матери девочки.
— Девочка напала на нас с игрушечным ножом, — сказал я. — Я не хотел убивать ее — просто испугался…
— Фам пофезло, — шмыгнул носом Душный. — Инохда к этой дряни попадало и настоящее оружие.
Я не стал спрашивать, что бывало с теми, кто встречал вооруженного ребенка. Совесть уже отпустила меня. Сумасшедший день в сумасшедшей стране.
— А чего вы ее сами не убили? — подумав, спросил я. — Разом бы избавились от стольких проблем.
— А ты злой! — протянул Душный. — Нельзя лишать жизни ни одно бохоуходное сущестфо, особенно рожденное здесь — на Территории!
Я хлебнул чая, а затем сказал, желая подвести итог и перейти к другой теме:
— Не представляю, как девочка дожила со своими странностями до такого возраста…
— Мы скармлифали ей трупы, — объяснил Душный. — А инохда отпрафляли на охоту ф храничащие с Территорией деревни.
Сменить тему не получилось.
— Ты же говорил, что с Территории выходить нельзя, — напомнил я. — Это ведь табу!
— Духи разхнефались, — уныло проговорил Душный. — Они не любят, кохда станофится мало еды.
— Что за духи? Расскажи мне все, в конце концов! С начала и до конца! — не выдержал я.
— Хорошо, — усмехнулся Священник. — Только тохда больше не перебифай меня!
— Не буду, — заверил его я.
— Фот опять перебифаешь! — покачал головой Душный, затем глотнул чая и начал рассказывать.
Понимать спятившего знакомого не всегда было легко, но все-таки я в общих чертах составил представление о том, что здесь произошло.
Раньше вокруг Территории было оцепление из солдат и спецтехники. А на особо опасных заключенных ставили опыты — выводили сверхлюдей. Или что-то еще — неизвестно. Люди здесь такие страшные как раз из-за побочных эффектов обретенных ими способностей. Помимо огромной выносливости и силы, подопытные приобрели и целый букет болезней. Мать девочки сделалась людоедкой, а у большинства людей стали жуткими черты лица.
Забвение, генетические эксперименты…
Вспомнился Лысый, который обладал недюжинной силой и навыками. Он, наверное, переселился к станции как раз из Территории.
Может, и я результат каких-нибудь экспериментов? Не зря ведь Кед рассказывал мне про правительственную программу и грядущую войну. Только вот, если вспомнить, что я второй сорт, можно не удивляться, что я не такой уж страшный и не кушаю людей.
А потом, когда правительство свернуло программу, психи остались без присмотра. Люди заняли городок, где раньше жили ученые. Свои бараки у них и тогда-то были не особенно хорошими, а затем и вообще практически развалились.
— А почему Территория такая большая? — спросил я, все еще думая о своей судьбе. — Можно было всего один большой дом возвести и держать всех по камерам.
— Можно, — согласился Душный. — Здесь естестфенный отбор фели. Кто сильнее — тот фыжифает. Так фроде хофорят?
— Да.
— Фот мы и фыжифаем. Они натрафили на нас духоф, фложили ф нас релихию и поклонение этим духам.
— Ничего не понимаю!
— А ты слушай, я объясню! Духи — это сущестфа с синей крофью, что фылезают по ночам из корней дерефьеф! А я их жрец — Сфященник!
Вот оно как, значит! Из Колодца есть выход и сюда. Твари выбираются не только к селению Мудрых, но и гораздо ближе к станции — на Территорию умалишенных. Неудивительно, что я почувствовал зло, когда мы только подходили к этим местам.
— Вас стравляли с монстрами из Колодца, чтобы проверить, достаточно ли вы сильны? — наконец дошло до меня. — Только почему вы этим тварям поклоняетесь?
— Здесь жифут странные люди. Я федь сам не фидел ни ученых, ни их эксперименты — я пришел уже хораздо позднее…
И Душный поведал мне о том, как вышло, что он попал в этот город безумцев.