Росла, мою утробу распирая…
(Задумавшись, Иаков, закрывает глаза и,
покачивая головой, негромко запевает.)
Коль правды в мире нет,
И нет суда ему,
Клеймить и бичевать
Придётся самому…
(Трясёт головой, открывает глаза, окрепшим голосом.)
И клялся я отцовскими могилами,
С которых меня гнали вороги,
Что я заставлю их купить прощение,
И цены розничные будут дороги!
Вы гоните меня,
Вы запираете передо мной ворота, окна, двери
Лишь потому, что перед вами иудей.
Но я войду в ваш дом,
Вернее, вас я выманю из окон и дверей.
На вашу простоту довольно
Двух-трех финансовых идей…
Я вас заставлю выползти
Из ваших замков, сёл и смрадных городов
На тот простор, где я силен, как бог!
Урод в семье народов,
Скиталец вечный Агасфер
По диким пажитям Истории,
Зерно пшеничное
Меж жерновов великих вер, –
Как мог я в дерзости своей мечтать такое?!
(Торжественно, понизив голос.)
Всё дело в том, что на мене Фортуна опочила,
Это она мечтанья горячила.
И вот я неизбежен, неизбывен, я – стихия!
Ныне мечта моя насквозь прожгла Россию.
Невидимым удавом оплелась
Гонимого Иакова всевласть!
(Иаков глубоко вздыхает.)
…Касаемо Тебя, Всевышний, –
Всё устаканилось: догматы, символы, обычаи –
Нет действа лишнего!
Я год разбил на сектора
И путешествую по кругу пилигримом:
День Памяти и Пасха, весёлый Новый год
И День Ершалаима,
Когда я иудеям бедным шлю пару кур,
И, наконец, – день светлый искупленья,
Великий Йом Киппур.
Киппур – наш с Богом сводня,
Его справляем мы как раз сегодня!
И всякий раз я Твоего, Отец,
По-прежнему прошу благословенья,
Клянусь: Ты у меня в почете!
Я жажду покаяния, прощения
И процветания себе, в конечном счете…
МАТФЕЙ (Боди-Богу изумлённо).
Он Бога гнал из оязыченной души!
Язычником его и разреши!
БОДИ-БОГ (задумчиво).
Послушай, Беня Крик,
Скажи Нам напрямик:
Ты в бога, всё равно в какого,
Хоть бы в языческого, веруешь?
В саму его идею?
ИАКОВ (подумав).
Я на него надеюсь.
ЧЕМ ПАХНУТ ДУШИ
(Перерыв в судебном заседании. Опершись локтем
о кафедру Судьи, наморщив лоб, Люцифер слушает
Боди-Бога. Боди-Бог провожает взглядом
Иакова, удаляющегося под руку с Исидой из зала.)
БОДИ-БОГ.
Забавного ты выкопал Мне персонажа.
Я в некотором шоке даже.
Он в самом деле представляет для науки
Определённый интерес…
Как извращение прогресса.
Или он – полное ку-ку…
ЛЮЦИФЕР.
С отменнейшим заметь, Отец, ай-кью.
В нём, полагаю, отражается
Сегодняшнее время скоротечное.
Я думаю, в его лице мы наблюдаем
Конвульсии Живого-Вечного…
БОДИ-БОГ.
Пока одно я отмечаю:
Он белое от чёрного не отличает.
И в то же время, сбросив предрассудков иго,
Такие вот рационалы добились крупных сдвигов…
ЛЮЦИФЕР.
Что именуешь сдвигами, Творец?
БОДИ-БОГ.
А ты тряхни мозгов ларец!
Типичный европейский индивид
Одет прилично, ежедневно сыт,
В охотку трудится, подругу тормошит.
А женщины – сплошь куколки и крошки…
ЛЮЦИФЕР (сквозь зубы).
Резвы и похотливы, точно кошки.
Пупок – на выставку, грудь, чресла, ягодицы
У честной у девицы
Прут из любой одёжки!
БОДИ-БОГ (довольно).
Про то и говорю,
Разумный смотрится неплохо…
ЛЮЦИФЕР.
Но прежней нет души у лоха!
БОДИ-БОГ.
Душа на перестрое.
ЛЮЦИФЕР.
Дупло! При том – пустое!
Что спит и видит нomo Твой,
Дуй Сатана его горой?
Как бы кредита не гасить,
От банка откосить,
Да как набить карман умело,
Халявное зацапав дело?
Какую тачку замаксать,
Как в лучшем виде на тусовке
Себя шкирлам подать?
А бабы думу думают, как им надуть мужчин
И чем намазать морду от морщин.
На вынос секс – любовная бурда,
Где сырость мерзкая осталась от стыда!
В башках – и это в лучшем случае, поверь! –
Бурда из мифов, вер и суеверий.
Всё это кетчупом искусства и науки
Приправлено от скуки.
Жить жаждут в кайф, мечтая, по возможности,
Не допустить перед такими же мажорами оплошности.
Всех высших пожеланий и надежд у них:
Чтоб дети жили не слабее их.
Иаков им пример, картины фокус,
Вроде меня, змей-искуситель властный,
Он для разумных Ваших цимес «першокласний».
БОДИ-БОГ (поморщившись).
Лучше подумай в совокупности о ситуации,
О независимости информации,
О социальном самоутверждении,
О психотипа нового рождении.
Вот в чём гуманность века!
Разумный, как Я называю Homo,
Он не какой-нибудь неграмотный чалдон.
Из чрева материнского родного он
В подгузники Всеобщей декларации прав человека
Сигает прямиком,
Законы всасывает с материнским молоком.
К 16-ти годам имеет паспорт гражданина
И убеждения свободной личности,
Которая себя сама творит без околичностей!
ЛЮЦИФЕР.
А что, ежли разумный Ваш чалдон
Окажется каким-нибудь Наполеоном
И подкастрирует Закон?
БОДИ-БОГ.
Не надо, дорогой, не надо!
Закон с его невидимой оградой
Действителен для всех и для любого «я».
Разумный добивается упорно,
Гармонии и равновесия,
Вот так-то, бес!
ЛЮЦИФЕР.
Угу, так… едак, едак, едак…
А сам Разумный обо всём об этом ведает?
Хотя бы этот росс?
(Люцифер кивает на клетку подсудимого.)
БОДИ-БОГ (сердито).
В том и вопрос.
ЛЮЦИФЕР.
Народу на Земле и в Эмпиреях всё прибывает,
Уж некуда девать.
Пришлось вот Конус
Для пропуска двуногих запускать.
Того гляди на Марс
Придётся души отправлять.
Народец, согласитесь, мелочь, шваль,
Хотя о нём радеете Вы день и ночь.
По-человечески мне Вас, Всевышний, жаль…
БОДИ-БОГ (свирепо).
Опять?!
Я же просил тебя в моём присутствии
Не сквернословить!
Вот ты действительно «двуногий».
Двуногий и двурогий.
Ещё разок такое брякнешь, русофоб,
И Я верну тебе рога на место –
С кипы – на лоб!
ЛЮЦИФЕР.
Ну, ладно, ладно, Отче, что Вы?
Пусть будут не двуногие,
Пусть будут новые яйцеголовые.
БОДИ-БОГ (в сердцах).
Нам, братец мой, теперь не до битья баклуш.
Меняется среда.
И мы, на Небесах, иной подход должны изобрести
В оценке душ:
Рссудочный, гуманный.
Мы потому и ревизуем ныне ад и рай, чурбан,
Сбиваем аnima в один карман,
Сливаем ады и раи в единый институт,
Как бы в какой-то сервитут,
Это тебе не Яшкина с печатью бумаженция,
Не папы римского пустая индульгенция –
Реальная, в миру подмеченная Нами
Назревшая тенденция!
Не забывай: Конусом Братства Вечного
Мы не случайно обозвали новую структуру…
ЛЮЦИФЕР (перебивает).
Об этом я могу забыть лишь сдуру.
Я конкурс выиграл подрядчиков,
Фактически объект возвёл и запустил.
Прекрасно знаешь:
Я извёл на Конус массу сил!
БОДИ-БОГ (успокаиваясь).
А помнишь, как явилась эта мысль,
И начала нас грызть,