— Мне пора.

Кристалльная прозрачнось вернулась в глаза, и он поднял голову. От Брегис веяло сожалением, неловкостью и едва уловимой опаской. Струны шептали под невесомым касанием неуверенной радости. Очень слабой, хрупкостью высушенной жёлтой звездой водоросли. Океан размеренно качал налёт робкого узнавания.

Брегис снова не услышала его вопроса. Потёрла виски, потрясла головой — и улыбнулась.

— Я ещё приду.

Она не услышала. Но она поняла.

***

Его коснулись голоса иных. Извне. Издалека — и словно совсем рядом.

Они проходили древней дрожью по сознанию. Наполняли смыслом незнакомое. Открывали глаза шире, чем его маленький мир покоя.

И тогда он потянулся к границе. К мелкой белой ряби, сквозь которую приходили и уходили люди. Дохнул на неё намерением — и камушки-проводники покатились лавиной неподвижных телец, проваливающихся в почву мира.

Он забрал многих — но смог лишь выглянуть. И мир — огромный, необъятный — ударил в сознание тараном.

Ослеплённый, оглушённый, он мог слышать стеклянный скрежет усмешки, холодный раскат сочувствия, затухающие блики неприязни. Но искра упряма, она не дала отпрянуть, вернуться в тихий, безопасный мир. Она заставила встретить штормовой вал, поглотить и пропустить сквозь себя толщу жизни.

Заставила родиться.

Он ведь давно тянулся к миру вовне. Тому миру, в котором жила Брегис — и человек по имени Хью.

========== Ради чего стоило сражаться ==========

Ярнам — древний город с богатой историей. Он многое пережил, многое помнит… И, ничуть не меньше — не помнит.

Проклятье рассыпалось пеплом, унося с собой ужасы греха. Тени вернулись в бездонный океан. Охотники в таком мире не нужны.

Брегис не могла вспомнить, когда всё изменилось. Когда город наполнился жизнью, и мимо прошёл, хмуро зыркнув из-под шляпы, Гаскойн. Улыбнулся державший в руках стопку книг Гилберт — его она узнала лишь когда тонкий парень с копной курчавых тёмных волос приветственно окликнул кого-то по пути к своему дому. Визгливо ругалась с соседкой мерзкая старушка. Мелькнул в дверях стройный силуэт Арианны. Альфред, сияя улыбкой, следил за порядком в Соборном Округе, охотно рассказывая любому желающему о Церкви Исцеления. Которая по-прежнему существовала — и Аделла стояла в дверях одного из храмов, приветствуя входящих.

Все, все, кого Брегис довелось увидеть, узнать, запомнить во время Ночи Охоты — были живы и в своём уме.

И ничего не помнили.

Прошествовал мимо Кровавый Ворон Кейнхарста, высокомерно хмыкнув, когда Охотница инстинктивно прянула в сторону. На его плечах не было вороньего плаща. Запоздало Брегис поняла, что её реакция для него совершенно не выделялась среди прочих — ярнамиты смотрели вслед высокородному рыцарю с неприязнью и презрением, граничащим с завистью. Что ж, это, видимо, осталось неизменным…

А ещё Охотница неожиданно обнаружила, что у неё нет дома. Неудивительно — ведь она чужачка, приехавшая за исцелением. Откуда бы у неё взяться жилью в Ярнаме во время Ночи Охоты. Но открытие всё равно неприятное — крысы хоть и стали нормальных размеров, однако никуда не делись.

Часовня Идона встретила сдержанным ароматом ладана, и очень высокая долговязая фигура в богато расшитой алой хламиде повернулась к посетительнице. А Брегис старалась не думать о замеченном многоруком силуэте, всё так же сидевшем на здании.

— Добро пожаловать, — даже голос Агаты немного изменился, стал певучее и чище. Лучистые голубые глаза смотрели на Охотницу спокойно и доброжелательно.

— Я — Агата, хранитель часовни Идона. Проходи, если желаешь, здесь путники всегда могут найти временное пристанище.

Он скользнул к канделябру, на котором прогорела одна из свечей, и ловко засветил новый огонёк.

— Жаль признавать, но жители Ярнама не любят чужаков…

— Я знаю, Агата, — на миг она поймала внимательный взгляд зрячих глаз.

***

— … Что? — Брегис смотрела на пожилую женщину с пронзительными умными глазами, и сердце колотилось как бешеное.

Эйлин усмехнулась. Молодая Охотница наткнулась на смуглокожую товарку по несчастью случайно, когда та, брезгливо кривя красиво очерченные губы, выслушивала поток брани от кого-то из местных. Тогда Брегис вмешалась, получив свою порцию словесных помоев, но не отступила — и плюющийся ядом ярнамит ушёл ни с чем. А Эйлин пригласила её в свой скромный домик на окраине: старый, кое-где покосившийся, но всё же крепкий и обжитой.

— Значит, ты тоже помнишь, — странный “окающий” акцент никуда не делся, как и нити седины в иссиня-чёрных волосах. — Я успела заметить, здесь многие видят странные и страшные сны. Агата и соплюхи Гаскойна себя выдали. Правда потом мне пришлось побегать от папаши, но и он в итоге признал, — смешок. — И запретил приближаться к детям на расстояние выстрела.

— Это не было сном, — охрипшим голосом прошептала Брегис.

— Я знаю, — просто отозвалась Эйлин и хмыкнула на оторопь собеседницы. — Да, я заметила твои взгляды. Ты ведь до сих пор видишь их? Видишь Фонари?

— Да…

— А я не вижу. Ещё с тех пор, как перестала видеть Сон тогда.

Они помолчали. В стекло масляной лампы бился жирный наглый мотылёк. За окном сгущался сумрак. Наступала новая ночь. Обыкновенная, мирная ночь.

— Скажи, Эйлин… — Брегис боялась ответа, но слишком хотела знать наверняка. — Тебя ведь там убил Герман?

В ответ раздался тихий смешок.

— Да, он. Ох и ругалась я, помню… Но шею подставила. Быть может, зря. Впрочем, благодаря вам двоим я хотя бы выжила, авось дожила бы до чего хорошего. Кстати, не нашла своего отморозка ещё?

Брегис вздрогнула. Как рассказать о том, во что сама толком не верит? Имеет ли она право рассказывать вообще?

Прерывая лихорадочные размышления, на плечо легла высушенная временем ладонь.

— Не говори, если не хочешь. Старая ворона любопытна, но настаивать не станет.

Охотница осталась в этом доме.

— Всё равно на меня одну он великоват, по мнению соседей, — смеялась Эйлин, заплетая вторую косу и берясь за гребень. — А теперь им придётся утереться. Садись давай.

Брегис подставила голову под жёсткие, но чуткие пальцы и прикрыла глаза. Найти в Ярнаме работу чужаку непросто — но возможно. Гилберт помог: устроил в библиотеку, узнав, что женщина прекрасно разбирается в грамоте и счёте. Оплата так себе, но это всяко лучше, чем со скандалом кочевать из таверны в таверну, оставляя за собой шлейф выбитых зубов, сломанных рук и острых предметов в мягких частях тела, как это было у Эйлин. Впрочем, на нынешнем своём месте работы бывшая Охотница на Охотников, похоже, осела уже крепко.

Инстинкты той ночи не спешили отпускать — да и две женщины не особо спешили с ними расставаться. Больно полезно, при незамужней-то жизни.

И Эйлин тихо, непонятно хмыкала, когда Брегис растворялась в сумраке у ограды, чтобы через пару мгновений появиться вновь.

— Как там старый перечник? — в первый раз спросила она.

— … Умер, — лишь спустя долгую паузу тихо произнесла женщина.

— Мир праху его, — улыбка сползла с тронутого морщинками лица. — Быстро?

— Да.

Эйлин кивнула, и больше вопросов о Сне Охотника не было. Ни в тот день, ни позже. Она только попросила передать привет Кукле, на что Брегис с облегчением согласилась.

Тем более что та с удовольствием выслушала Охотницу и улыбнулась, поблагодарив. А потом вдруг ушла в Мастерскую и вернулась с небольшим свёртком в руках.

— Я помню её, — мелодичный голос не изменился ни на йоту, но в нём постепенно всё отчётливее расцветали новые оттенки, эмоции. — В прошлый раз Эйлин забыла, вернёшь ей?