— Королева не откажет в убежище, — произнёс Ворон, задумчиво глянув на Брегис. Та покачала головой.

— Ты прекрасно знаешь, почему это плохая идея, — первого и единственного визита в Кейнхарст женщине хватило за глаза, чтобы понять — в этот серпентарий она не сунется даже от большого отчаяния.

— Вариант сбежать из Ярнама, полагаю, даже не рассматривается? — Хенрик мрачно окинул взглядом стройную девичью фигуру Брегис. — Ты всё ещё видишь Сон, я прав?

Она кивнула и со вздохом добавила:

— Бежать не вариант ещё и потому, что за вас всё равно примутся. Ровно по тем же причинам, что озвучил Вальтр. Вера в Хью никуда ведь не уйдёт, а Церкви нужно полное искоренение.

— Так что, всем сидеть на жопе ровно и ждать невесть чего? — каркнул Джура, зло блеснув единственным глазом. — Отдать им Брегис мы не можем. Не отдать — тоже нам же боком выйдет. Особенно семейству Гаскойна, — выразительный взгляд на Хенрика.

Вновь тишина затопила помещение, ещё более тяжёлая, чем была.

— Вот что, — голос Охотницы немного дрогнул, но она поднялась на ноги и твёрдо обвела взглядом присутствующих. — Оставьте меня. — она подняла ладонь, прерывая попытку двоих стариков возразить. — Пока я — главная цель, у вас всех есть время и возможность подготовить пути отхода. Не спорьте! — карие глаза взглянули жёстче. — Одного защитить проще, чем многих. Да и память человека вряд ли позволит Хью накрыть проклятьем весь город. Он скорее пройдётся именно по Цервки, а её мне, простите, не жалко.

На самом деле, Брегис не была так уверена в своих словах. Боялась представить, на что может оказаться способен Великий в гневе. Но здесь и сейчас ей нужно было убедить этих людей в необходимости держаться от неё подальше. А это значило, что впервые Охотница всё-таки сыграет на своём плотном общении с Хью.

— Ты уверена? — четыре тяжёлых взгляда скрестились на ней почти физически ощутимо.

— Да.

========== Напряжение ==========

Они согласились выждать, готовясь к грядущим проблемам Ярнама в меру личной нужды. Однако в итоге с Брегис всё равно выбили согласие — то есть просто не спросили о нём — на предоставление информации. В этом особенно полезен, как и предрекалось, оказался Вальтр: в его кругах многое обсуждалось, и не меньше всплывало. За исключением Ворона, он занимал самое высокое положение в общественной иерархии из всей сложившейся компании, но при этом, в отличие от рыцаря, не был так ограничен в информации именно по Ярнаму. Также неожиданно отличился Джура — ушлый старикан, напротив, поставлял новости “со дна”, в которых тоже оказывалось немало полезного и нехорошего.

Нарыв зрел.

— Ты же всё видишь, — Ворон стоял в своих покоях и хмуро смотрел на сгусток тьмы в человеческой форме у стены напротив. — И прекрасно понимаешь, к чему оно идёт. Почему не вмешаешься?

— Люди вольны в своих поступках, — голос Великого всё так же оставался мало похожим на людской, но теперь он хотя бы не разрывал мозг давлением непостижимого, воспроизводя звуки речи смертных. — Мы не вмешиваемся в поток жизни.

— Да? — рыцарь и так почти перестал чувствовать тот иррациональный страх перед могущественным собеседником, но сейчас ему вообще хотелось встряхнуть этого нечеловека. Ткнуть в то, что ожидание ни к чему хорошему не приведёт. В первую очередь — сам мир.

— А как тогда называть твои явления? На тебя молятся, уже даже пару часовен отдельных поставили, во славу Хью, — Ворон последнее слово вообще едко выплюнул. Но Великий продолжал бесстрастно взирать на озлобленного рыцаря и просто ответил:

— Я слышу молящих о помощи. Они зовут — и я прихожу, дабы уменьшить страдания. Ни больше, ни меньше. Мы — не правители, не наставники.

— Тогда почему прочие Великие не поступают как ты?

Хью по-человечески пожал плечами.

— Они поступают. Но редко. Им уже слабо интересны люди, — вновь мерно загудел всепроникающий голос из тысяч звуков. — Могущественный, которого вы знаете как Идон, перестал искать сосуд для своего дитя, обратив сознание в космос. Многий Амигдала наблюдает. Общающейся Ибраитас довольно контакта с жадными людьми Церкви. Они — Старшие. Их песни иные.

— А ты?

— А я — помню…

Ворон понимал, что постичь нечеловеческую логику ему не по силам — просто нет возможности для смертного разума. Однако он не мог не использовать последний шанс расшевелить это… существо:

— А что Брегис? Её тебе не жаль? Они рано или поздно придут, и отнюдь не для того, чтобы мирно побеседовать. Будешь дожидаться, когда она позовёт?

Шесть немигающих зелёных глаз зажглись на лице человеческой формы, и воздух в помещении задрожал от тяжкого эха шторма:

— Если они придут за ней, к ним приду Я.

Рыцарь Кейнхарста сделал ещё один глоток из изящной посеребрённой фляжки и глухо выругался, вспоминая последние слова Великого перед уходом:

“Люди вольны в своих поступках. И каждый поступок имеет последствия”.

***

Похожее спрашивала и Брегис. Спрашивала, звеня тонкостенной неуверенностью, почему он не вмешается, не явится, не выскажет ненасытным всё уже сейчас. Ответ был тот же, что и для Ворона.

Она провела пальцами по блестящей холодной коже его руки, пряча крохотные, но такие острые осколки страха.

— Я не хочу ввязываться в это дерьмо, — тихо рассыпала она песок признания. — Мне не нужна та слава, которую на меня они повесили.

Вздохнув, Брегис прислонилась лбом к чёрно-плотному плечу, распространяя усталость горькой рябью.

— Они же делают ту же самую ошибку. Навлекают проклятье…

— Это в природе людей. Без ошибок нет развития. Диктуй свою волю Мы, вводя живой мир в покой — что осталось бы от него?

— Но опять ту же самую!

— Это их решение, — всё тот же безмятежный ответ с отголосками сожаления и касанием сочувственного непонимания. — До тех пор, пока не поймут…

— Я бы сбежала, — буркнула женщина. — Вот честно. Пошли бы они все к демонам. Мне этот город задолжал столько, что не хватит расплатиться за целую жизнь. Про тебя вообще молчу.

Антрацитовые руки легли на дрогнувшие плечи, и Брегис плотнее прижалась к нему, жадно и благодарно впитывая прохладу бескрайней поддержки.

— Но сбежать сейчас — значит подставить под удар всех тех, кого ты спас своим появлением, — слова Брегис звучали глухо и неразборчиво — но ему не было нужды вслушиваться. Режущие кристаллы сомнений, жгучий металл бессильной злобы, рвущий гармонию тон боли.

— Всех с собой тоже не забрать. Я не хочу оставаться здесь — и уже не могу их бросить. Даже этого высокомерного урода Ворона, хоть и знаю, что он-то точно не пропадёт. Что мне делать, Хью?

Возникшие за спиной человечьего образа щупальца мягко объяли Брегис, завершая укрытие в штиле, глубине его любви и шёпоте одобрения.

— Выбор только твой, — голос везде и нигде, до морских пучин хрупкой человеческой души по струнам тихого мира. — Я приму любой.

Она почему-то заплакала, крича вокруг не утихшей болью метаний… и сладким дождём благодарности.

***

— Беспомощно, — припечатал Вальтр, и Брегис сдула прядь со лба, хмуро поджав губы. — Ты не веришь в то, что говоришь. Как ты таким блеяньем собралась побеждать в спорах с этими фанатиками? Тебя даже слушать не станут!

О да, ещё одна инициатива их маленького “клуба по интересам”. Обучение риторике, дабы “побеждать врага на его собственном поле”, как выразился законник и с нехорошей усмешкой водрузил перед Охотницей стопку книг.

Он был совершенно безжалостен. Придирался к малейшей неточности, раз за разом разбивая попытки Брегис в диспут в пух и прах.

— Знание законов очень помогает избежать ответственности, поверь старому крючкотвору, — наставительно говорил Вальтр, когда она в очередной раз лежала лицом на столе в закрытой библиотеке часовни Идона, не желая даже смотреть в сторону ненавистного Церковного кодекса. — Это деморализует самых настырных и ввергнет в сомнения тех, кто придёт “за компанию”.