— Лягрел, — хмыкнула Серафима Дормидонтовна, — как на нашава козла пахош! Вылятай! А у лягрелях роги есть?

— Мэ-э-э, — ответил ей козел.

— Понимаете, — Айа замялась, почесывая за ухом своего любимца, — в дикой природе лигрелы давно уже вымерли, а в неволе чаще рождаются мужские особи. Поэтому самки содержаться только в питомниках. Например, наша семья разводит вот таких, как Наду, безрогих, синешерстых.

— А бывают с рогами? — оживился Жорка.

— Самцы все безрогие, а вот у самок рога бывают, — подтвердила девушка.

— Беднаи, — посочувствовала животинке сердобольная старушка, — почитай всю жисть без женскай ласки.

— У выведенных лигрелов притуплен инстинкт размножения на генетическом уровне, поэтому даже в их кастрации нет необходимости. Это милые, ласковые, неагрессивные создания, — пояснила Айа.

— А как жа вы с их потомство получаяте без инстинкта ентава? — живо поинтересовалась баба Сима, хитро подмигнул внуку.

— Это просто, — рассмеялась девушка. — На шерсть самки наносят специальный состав, содержащий мощный феромон и запускают к ней самца. Запах активизирует инстинкт и способствует спариванию.

— Состав значицца… — задумалась Серафима Дормидонтовна.

— Ты гениальна, ба! — воскликнул Селедкин и зашептал своим женщинам подробности созревшего в голове плана. Обе его собеседницы слушали внимательно, кивали, изредка задавали вопросы и снова соглашались, а через несколько минут на лицах троих заговорщиков сияли довольные улыбки.

— Ох и боязно мяне на старасти то лет, — выдохнула старушка.

— Все получится, вот увидите! — подбодрила ее невеста внука.

— Комнаты для гостей готовы, а фаэр Тальмир Като ожидает вас в своем кабинете, — оповестил вошедший в зал Торп.

— Идемте, — улыбнулась девушка, — отец хочет нас видеть.

Отец Айи оказался крепким мужчиной в достаточно солидном возрасте. Некогда насыщенно-синие волосы припорошила благородная седина, но взгляд остался внимательным и цепким. Мужчина осмотрел гостей, несколько напряженных минут молчал, потом улыбнулся и указал на мягкие кресла у рабочего стола.

— Приветствую тебя и гостей нашего рода, дочь моя, в обители Като! — голос родителя был глубокий, звучный. Как только улыбка перестала растягивать его губы, вид снова стал суровый и незримая аура власти вновь окутала астерийца.

— Отец, позволь тебе представить моего жениха Жоффрея Селедкина и главу его рода, уважаемую бабушку — Серафиму Дормидонтовну Селедкину, — немного робея, Айя заговорила с грозным родителем.

— Рад знакомству, — мужчина произнес ожидаемую вежливую фразу, но смотрел на гостей по-прежнему сурово, — мое имя вам известно — я — Тальмир Като, хозяин этого дома и отец Айи.

— Дак и мы завсегда хорошим людям рады, — открыта улыбнулась старушка. — Тям болия породнимси вскоростя.

— Породнимся? — нахмурился родитель.

— А как жа! Любоф веть у детак, любоф! — Серафима Дормидонтовна многозначительно покивала. — У нас ить как на Зямле-та, коли парень с девицей сходются, то и семьи их роднятся.

— И чем это грозит Като? — напрягся мужчина.

— Грозит! Эко сказанул! Мы ить ни угрожать сюды прилятели, а за счастья молодых порадоваться. Родичи, они не угрожают, но завсегда помощники в любой бяде неминучей! — староста всея Руси тоже могла быть вполне убедительной.

— Беда пока исходит только от вашего внука, уважаемая! — чуть повысил голос и метнул яростный взгляд хозяин. — Наследник рода Вурса опорочил мою дочь во всех реестрах астерийских невест, его слова подтвердили представители других родов, присутствующие при инциденте. Это позор для рода Като, это бесчестье для Айи!

— Позор — когда коланча с дурной силай женщину унижаить, а бесчестья — когда другия молча на енто смотрють! Жоффреюшка, хоть и млад яшо, да поступил по совясти! А на ряястры ваши нам… — никогда еще Жорка не видел бабушку такой негодующей. Она чуть не перешла на откровенные ругательства и сейчас, видимо, подбирала дальнейшие слова. — Самя на ряяестры свои глядитя, а мы Айку приняли и полюбили.

Тальмир Като удивленно поднял брови и глаза его потеплели. Мужчина хмыкнул и расхохотался, введя гостей в ступор. Неужели вся его суровость была напускной?

— Годится! — проговорил он отсмеявшись

— Хто? — уточнила мудрая старушка.

— Внук ваш годится, уважаемая фаэра Селедкина.

— Да кака я тябе фаера-фанера? Серафима я, а для своякоф и вовся — Симочка, — мило улыбнулась глава Жоркиного рода.

— Прошу отобедать вас, уважаемая Серафима, и внука вашего в кругу семьи, так сказать, — родитель поднялся с кресла и жестом пригласил гостей на выход. — У меня единственный сын и наследник и три дочери. Две старшие давно замужем в числе первых жен уважаемых мужей, занимают солидное положение по астерийской иерархии, а вот Айю мне боги на склоне лет подарили. Характером ее наделили непокорным, переживал я за нее.

— Дак нету на Зямле многоженства вашава! Тьфу, пакасть! — скривилась бабушка. — Одна у Жофреюшки Аюшка и он у няе один. Пара на то и пара, шта на дваих все — и горясти, и радасти, и чуйства.

— Может вы и правы, — задумался Тальмир, вышагивая по коридору в сторону столовой. — У меня девять жен, мать Айи десятой была…

— Была? — переспросил Жорка, с тревогой посмотрев на невесту.

— Она умерла, давая жизнь моей дочери, — такая горечь сквозила в словах отца Айи, что все невольно прониклись его горем. — Если бы встретил ее вначале жизненного пути, то от других обрядов отказался бы. Одна она для меня была, не видел никого вокруг. Вот и Айа особенная, потому что подарила ее особенная для женщина. Понимаете?

— Да чаго ш ня понять, милай! Любил ты Аюшкину матушку, — вздохнула баба Сима, похлопав легонько астерийца по спине.

— Спасибо, — улыбнулся он. — Трудно жить, когда никто тебя не понимает. Тревога за любимую дочь терзала мое старое сердце, но сейчас я спокоен и счастлив за нее. Предлагаю провести обряд вечером.

— Ох, — вздохнула старушка. Она хитро переглянулась с внуком и Айей. — Аккурат апосля шествия паломникаф-кинсли и провядем, чаго тянуть.

Определенно, синий — самый распространенный цвет на планете Астерия. Огромный стол был накрыт и блюда поражали цветовой гаммой от индиго до лазурного. Массивные стулья, тяжелые канделябры с кристаллами вместо свечей, картины в тяжелых, золоченых рамах — все выглядело надежным, добротным и несовременным, словно пронизанным историей и воспоминаниями.

— Это есть безопасно? — шепотом спросил Жофрей у невесты, окинув взглядом пищу непривычного для землянина цвета.

— Еще как, — отозвалась Айа. — Все очень вкусно, у отца чудесный повар, а многие продукты производятся в поместье.

За столом присутствовали девять женщин. Их возраст разнился, но незначительно. Все они давно проживали вторую половину жизни. Стоило Айе появиться в помещении, все они посмотрели на нее неприязненно, некоторые даже скривились. Тальмир тоже это заметил.

— Моя дочь вернулась домой, а я не вижу радости на ваших лицах! — тихо произнес он, но от его голоса на коже выступили мурашки. Женщины тут же налепили на лицо фальшивые убыбки. Впрочем, более на это досадное происшествие родитель Айи не обращал внимания.

Андроиды помогли гостям рассесться. Хозяин дома поддерживал беседу, рассказывая Селедкиным о том, из чего готовят блюда, поданные к столу. Астерийцы отдавали предпочтение пище растительного происхождения, изредка добавляя в рацион рыбу, яйца и морепродукты. О молоке и его производных имели слабое представление, но вот хлеб пекли, хотя и не сдобный.

— Прилятитя к нам, пярогов навяду! — обещала Серафима Дормидонтовна, уплетая за обе щеки салаты из синих и голубых овощей с лазурными бобами.

— Теперь, конечно, — вежливо улыбался отец Айи, периодически поглядывая на притихших жен.

Иногда Тальмир хмурился и даже кривился, выражая свое явное недовольство. Казалось, астерийца раздражает само присутствие женщин не только за столом, но и в его жизни. Они старались вести себя как можно тише и неприметнее, но все равно вздрагивали, едва чувствовали на себе взгляд мужа.