Игорь выдержал деликатную паузу.

– В таком случае первый мой вопрос: можно технически спровоцировать сигнал датчика о чрезвычайном загрязнении воды? Тот самый фатальный сигнал, на который отреагировал дежуривший ночью Травкин. И вопрос второй: побывал ли Василий на приёме у заместителя мэра по ЖКХ, у Каретникова Ильи Михайловича, для обсуждения проблем на полигоне ТБО вблизи деревни Савеево? Ответ на каждый из этих вопросов принимается в простой форме: либо «да», либо «нет».

Повисло молчание. С неприязненным удивлением гендиректор смотрел на журналиста. Молчание казалось нескончаемым, когда послышался негодующий девичий голос: «Мне назначено в два! Вы сами сказали!» И голос секретарши сурово отрезал: «Вы опоздали на семь минут! Пеняйте на себя!.. Ну-ка, стойте! Стойте, говорю!»

На пороге кабинета возникла Рита Володина, которую секретарша пыталась удержать за ремень сумки. Глаза Риты пылали, волосы разметались в живописном беспорядке, и пресс-карта у неё на шее покачивалась, как маятник судьбы. Заметив Могилевича, сидящего с портфельчиком на коленях, Рита простонала:

– О нет! У меня дежавю!

– Поверите ли, у меня тоже, – отозвался гендиректор и, посмотрев на секретаршу, царственно плеснул кистью руки. – Ступай, Светлана. Разберусь.

Пышнотелая блондинка, выходя, пробормотала:

– Ух, я бы ей! – И прикрыла за собой дверь.

Гендиректор адресовал Могилевичу кривую усмешку.

– Интересная у вас газета. И дело иметь с вами приятно.

– Взаимно, – сказал Игорь. – На вопросы ответите?

– Разумеется. Отвечу тогда, когда сам в этом разберусь.

Могилевич поднялся.

– Ладно, Олег Тимофеевич. Завтра – послезавтра позвоню вам, если не возражаете. – Проходя мимо Риты к двери, он обронил: – Бейджик можно снять. Здесь принято по-домашнему. – Дверь за ним закрылась.

Рита заняла освободившийся стул, скрестив умопомрачительные ноги.

– Много времени я не отниму, – заверила она деловито.

– Безусловно, – с ехидцей произнёс Ракитин, – такой возможности я вам не предоставлю. Прошу: покороче и, главное, по существу.

– Постараюсь, Олег Тимофеевич. – Рита извлекла из сумки сложенный вдвое лист. – Прокомментируйте, пожалуйста…

Её прервал зазвонивший телефон. Гендиректор снял трубку, сбросил звонок и выжидательно воззрился на журналистку.

Развернув листок, Рита скороговоркой прочла:

– «Нравственно-этический кодекс работника Горводоканала. Вступая в коллектив работников Горводоканала, я осознанно принимаю на себя следующие правила поведения…» Думаю, достаточно. – Рита бережно убрала листок в сумку. – Не растолкуете ли, Олег Тимофеевич, смысл этого египетского папируса? Или, быть может, сей артефакт – наследие ацтеков?

На столе испустил трель сотовый. Гендиректор взглянул на дисплей и в досаде телефон отключил.

– Что творится у вас в голове! – Ракитин поднялся с кресла. – Такой парень погиб, а вы тычете мне в нос отрыжку наших пиарщиков!

– Но под этой отрыжкой ваша подпись, Олег Тимофеевич.

Гендиректор, заложив руки за спину, прошёлся по кабинету.

– Чего только я не подписывал, барышня. Увы. Но в данный момент идёт следствие, и у меня, простите, нет охоты копаться в этой безобидной белиберде.

– Безобидной?! – сверкнула глазами Рита. – Ваш главспец погиб, или его убили, в своём, как у вас там написано, родном доме, где о нём, блин, заботятся и его защищают! Нравится вам такая коллизия?!

Ракитин резко остановился.

– Люблю пофилософствовать, но не сегодня. Повторяю, идёт следствие, притом у вас, красавица, имеется источник в прокуратуре. Все вопросы к нему. А касательно белиберды типа морального кодекса, пожалуйте к Артёму Карпову, начальнику Управления технологического развития. Он вас обслужит, я распоряжусь. И разумеется, организую себе годовую подписку на вашу газету. Что-нибудь ещё?

Рита безмятежно улыбнулась.

– Олег Тимофеевич, не могли бы вы стать милым и обворожительным?

Гендиректор побледнел от гнева.

– Золотко, извините, но эротический массаж мы здесь не практикуем.

– Как? – округлила глаза Рита. – Разве секретутка ваша делает что-то другое?

Казалось, Ракитина сейчас хватит удар.

– Немедленно… – прохрипел он… – Сию же минуту…

Рита поспешно встала.

– О’кей, Олег Тимофеевич. Свяжусь с Карповым

Она покинула кабинет, кляня по-чёрному подлюгу Могилевича.

Неподалёку от ступенек морга, под прикрытием мусорных баков, хронически небритый капитан Кирко обменивался со своим судмедэкспертом оперативной информацией. Капитан, в том же потёртом пиджаке и в джинсах, раздражённо курил, а пожилой эксперт с лицом мученика отмахивался от табачного дыма.

– Отчёт не готов, но между нами девочками, – произнёс он, – в крови ни алкоголя, ни какой-то иной дряни. И смерть наступила не в результате удара головой, а от прекращения дыхания, обусловленное… Короче, вода у него в лёгких. Давай отойдём, Серёжа: здесь голуби срут.

Капитан Кирко словно выплюнул шматок дыма.

– Так всё-таки, – уточнил он, – ушибся головой, упал и захлебнулся? Или врезали по башке и утопили?

– А вот это решать тебе. – Судмедэксперт закашлялся. – Кури в сторону, жопа.

Капитан послушно отвернулся.

– Только что звонил Могилевич. Спрашивал, как там с прутьями от ограды.

– Серёжа, ты не имеешь права разглашать.

– Да ну? Спасибо, что напомнили, Ефим Зиновьевич. Но проверить эти долбаные прутья – его идея. И мне самому интересно: вдруг там ненароком…

– Не вдруг, – перебил судмедэксперт. – Один из прутьев исчез как по волшебству. Вывод напрашивается, и не делай такое личико. Ты не девочка в первую брачную ночь.

Капитан Кирко смачно выругался.

– Но кто и как?! Суслик этот прокурорский елозит по всему периметру. Андрюха Дерябин рыло с утра воротит… Вы вполне уверены, Ефим Зиновьевич?

Судмедэксперт вновь отмахнулся от дыма.

– Было четыре прута, осталось три, – констатировал он. – Вычитать единицу я не разучился. У тебя еврейские глаза, Серёжа.

– Недавно, Ефим Зиновьевич, вы говорили, что у меня уши еврейские.

– Процесс, Серёжа, ускорился.

Оба рассмеялись.

– Семагин прессовать меня начал, – объявил капитан. – Висяки мои припомнил, рекомендовал на этом деле не зацикливаться… Вещдоки пропадали и прежде, в обморок не падаю. Но в данном эпизоде, какой смысл?

Ефим Зиновьевич пожал худыми плечами.

– Бабло, вероятно. Кругом бабло и конфликт интересов. С понедельника, Серёжа, я на пенсию сваливаю. Айда за мной.

Капитан чуть не поперхнулся сигаретным дымом.

– Как это, сваливаете?.. У нас же с вами, Ефим Зиновьевич, дел вагон.

– Знаю, друг мой, на пенсию тебе рано. Тогда отстрели себе ногу, подхвати сифилис, оформи инвалидность – и линяй. Пойми, ты здесь – как щепка в заднице. – Развернувшись, судмедэксперт пошёл к ступенькам морга. Майский ветерок теребил его распахнутый лабораторный халат.

Капитан Кирко притушил сигарету, нацелился бросить её в мусорный бак, но помедлил. Перед броском он плюнул на окурок. Для подстраховки.

В кабинете редактора боком к столу сидел священник. В рясе и с крестом на шее, как водится. Тощ, сутул и невзрачен, растительность на голове и лице он имел обильную. С бритым наголо Фоловым священник являл, что называется, разительный контраст, который усиливался от их откровенной взаимной неприязни.

– Почему не опубликуете? – густым басом допытывался священник. – Вы против религии вообще или против православия, конкретно?

Редактор потёр оттопыренное ухо.

– Ни то ни другое. Статья ваша сумбурна с сложна для понимания наших читателей.

– Цитатами из Евангелия, что ли? – сверкнул очами слуга божий. – Я мог бы сократить, не проблема.

– Кроме того, текст ваш пестрит историческими неточностями.

– Ну так поправьте! У вас же есть для этого корректоры, пусть займутся! Главное, сохранить смысл!