Игорь пожал плечами.

– Возможно, полы мне помыть и простирнуть бельё.

Соседка хихикнула по-девчачьи.

– Ну да, как я не догадалась! – Она попятилась в свою квартиру. – Осторожней, Игорь Петрович: у вас опасная работа.

– Алевтина Викторовна, – шагнул к ней Игорь, – в подобной ситуации, пожалуйста, впредь не высовывайтесь.

Дама ответила, исчезая за дверью:

– Так я вас и послушалась.

Могилевич повернул ключ в своём замке.

Гурам и Вадик вились перед Ритой вьюнами, всячески демонстрируя услужливость. Рита, напротив, была с ними подчёркнуто холодна. В результате машину клялись отремонтировать к концу завтрашнего дня, денег взяли меньше, чем Рита предполагала, и потому кошелёк её опустел не вполне. Жаль только, домой пришлось добираться на метро, притом Верка оказалась дома, что вызывало досаду особую.

Рита столкнулась с ней в прихожей, не успев переобуться, и схлопотала дозу сердечного тепла. Вешая медицинский халат на крючок, Верка разродилась вопросом:

– Как прошёл день? Что было интересного?

Риту передёрнуло.

– А у тебя? – осведомилась она елейно. – У кого-то из пациентов прорезались рога? Или больничку твою прикрыли? Или ты разочаровалась в своём благородном призвании?

Верка заметно сдулась, но улыбку держала.

– Не разочаровалась, уж извини. Просто смена моя закончилась. – В свои сорок лет Верка, утомлённая и потускневшая, всё же до неприличия походила на покойную Ритину мать. Что, впрочем не удивительно, поскольку была она младшей сестрой матери и, соответственно, Ритиной тёткой. И потому, разумеется, источала эту суетливую заботливость. – Ужин готов, поешь. И ещё я очень аккуратно прибрала в твоей комнате.

– Что-о?! – взвилась Рита. – Сколько ещё твердить: если я проживаю – временно! – в твоей квартире, это не значит, что здесь командуешь ты! Усекла, родственница?!

У тётки дрогнула губа.

– Я же не притрагивалась ни к чему, только пыль вытерла…

– Проверим! – Рита в ярости метнулась из прихожей.

Комната её, более просторная из двух, обставлена была незатейливо: письменный стол с компьютером, мамин платяной шкаф и раскладной диванчик, покрытый пледом. Обстановку завершало склеротичное кресло на колёсиках. Ворвавшись в этот рай, как спецназовец в логово террористов, Рита мигом осмотрела всё, вплоть до узоров на обоях. Нигде ни пылинки. Книги на подоконнике разложены в стопки. И ворох нижнего белья с дивана перемещён куда-то… очевидно, в стиральную машину. Рита выдохнула, успокаиваясь. Тётка у неё за спиной повторила:

– Я ни к чему не притрагивалась, честно.

Стянув платье через голову, Рита в трусах и лифчике села за компьютер.

– Ладно, Верка, мне поработать надо. Иди, не отсвечивай.

– Поешь хоть, – канючила тётка. – Я куриные крылышки поджарила…

– Ага, щас! – Рита взглянула на часы. – Мне скоро в ресторан, там наемся. Брысь, говорю.

Тётка исчезла.

Включив компьютер, Рита отыскала в Интернете разрозненную информацию о Горводоканале. Кое-что выбрала и скачала. Сюжет расследования стал смутно вырисовываться. Делая заметки в блокноте, Рита увлеклась.

Верка просунулась в дверь.

– В ресторан идёшь с молодым человеком?

Вперясь в текст на дисплее, Рита поправила:

– С человеком полезным. Я его использую, он планирует меня трахнуть. Ничего личного.

– Ты хоть сама себя слышишь?! – Тётка хлопнула дверью.

Рита вновь глянула на часы, чертыхнулась и ринулась в душ.

Минут через двадцать, посвежевшая и подкрашенная, она стояла перед зеркалом в дверце шкафа. Синее платье до колен с чёрным пояском на осиной талии, сумочка и туфли на шпильке также чёрные, и в ушах – мамины синие топазы. Золотистые с рыжинкой волосы уложены в пышный узел – девочка из мечты. «Ну как? – подмигнула Рита своему отражению в зеркале. – К бою готова?» И сама себе ответила: «Всегда.» После чего выпорхнула в прихожую, где, конечно же, её караулила тётка с дежурной улыбкой на карамельных устах:

– Вернёшься поздно?

Рита обогнула её и за порогом квартиры прощебетала:

– Сходите на горшочек, Вера Ивановна, и спите до утра.

Тётка то ли всхлипнула, то ли шмыгнула носом.

С параноидальной дотошностью Могилевич обследовал свою холостяцкую квартиру. В прихожей, в туалете-ванной, на кухне было чисто. В большой комнате, где к стене прикреплён турник и с потолка свисает боксёрский мешок, а в углу поблёскивают гантели, где к тому же поместилось пианино в окружении полок с книгами и всё это, благодаря мудрой планировке, ничуть друг другу не мешало, – здесь, Игорь мог бы поклясться, тоже никто не побывал. В комнате поменьше, в кабинете-спальне, треть которой занимала жёсткая софа, плюс письменный стол с компьютером и шкаф-купе во всю стену (его Игорь осмотрел особо), и тут следов проникновения не наблюдалось. Впрочем, такой прыти от шпаны из «сузуки» Игорь и не ждал – просто действовал в соответствии с процедурой, ставшей уже привычкой. Меж тем сонливость его как рукой сняло.

Игорь принял душ, слегка перекусил и в домашних шортах присел за письменный стол. Из верхнего ящика он извлёк цифровой диктофон и нажал на кнопку воспроизведения. Послышался его собственный размеренный голос: «Подтвердите оба своё согласие на запись.» – «Зачем? – отозвался ныне покойный Василий Травкин. – Чтобы мы не вздумали потом отпираться?» – «Именно поэтому, – подтвердил голос Могилевича. – И чтобы вам не взбрело на ум тащить меня в суд за клевету.» – «С какой стати нам так себя вести?! – возмутился молодой женский голос. – Мы сами на вас вышли и даём информацию добровольно! Кем вы нас считаете?!» – «Обычными людьми, не героями. Допустим на вас надавят и сделают предложение, отказаться от которого вы не сможете. Этой записью вы сожжёте за собой мосты. Подумайте, стоит ли оно того.» После напряжённого молчания Травкин произнёс: «Ладно, Ирка, сдадимся Могилевичу. Сказали «А» – пора говорить и «Б». Иначе Ракитин меня в унитазе утопит и объявит несчастный случай. Пишите нас, Игорь: пусть всё катится к чертям…»

Выключив диктофон, Могилевич проследовал в соседнюю комнату и принялся колотить в боксёрский мешок. Затем, распахнув окно, подставил лицо вечерней прохладе. У подъезда, через две машины от «вольво» Игоря, припаркован был «сузуки», салатовый цвет которого не скрывали майские сумерки. «Друг Аркадий, – вздохнул Могилевич, – умом ты не богат, но я тебя уважу. Дело чести.»

Открыв пианино, Игорь одним пальцем, по-детски, сыграл песенку «Чижик-пыжик, где ты был…»

В ресторан Рита, само собой, опоздала. Чуть ли не на полчаса. Зампрокурора, сменивший к вечеру костюм, сорочку и галстук, прохаживался перед входом, сверкая очками. Парфюм его благоухал столь интенсивно, что напоминал газовую атаку. Служитель Фемиды подбородок держал высоко и выглядел торжественно. При виде журналистки он, похоже, намеревался отчитать её за неприличное опоздание, но по мере приближения девушки желание это улетучивалось.

– Маргарита, чёрт возьми, – пробормотал он, – я просто не в силах на вас сердиться.

Рита взяла его под руку.

– Тогда приступим к ужину. Я голодна зверски.

После майских праздников, к тому же в понедельник, посетителей в «Арагви» оказалось негусто. Однако все они, мужчины и женщины, воззрились на Риту. Зафиксировав эту реакцию, зампрокурора лучился удовольствием. Ресторан «Арагви», несмотря на, мягко сказать, прохладные взаимоотношения России с Грузией, процветал и благоденствовал. Здесь было тихо, уютно, и на прокурорском столике горели свечи. Усевшись, Рита щёлкнула пальцами.

– Ускорьте прелюдию, Николай Захарович. Или я съем вас без горчицы.

– Без горчицы я не вкусный. – Хохотнув, зампрокурора подозвал официанта, который тотчас выложил перед каждым из них меню. Николай Захарович поправил на носу очки. – Прошу, госпожа людоедка, заказывайте, не стесняйтесь.