После завершения первой части любовного акта, они перебрались в ванную, где он продолжился второй частью, под душем, с попутным отмыванием краски. Энакин наблюдал за стекающей вниз разноцветной водой, чувствуя прохладу кафельной стены разгоряченной спиной, а затем перевел взгляд на Оби-Вана, обняв того за шею, дабы удержаться, стоя на одной ноге, и улыбнулся:
— Правда, что художники могут всю ночь?
— Если накормить — можем. Мы, художники — народ голодный, Эничка, — усмехнулся Кеноби, проведя ногтями по ноге Энакина, которую тот почти закинул на него, от бедра до колена.
— Зайдем ко мне — авось и накормлю, — ухмыльнулся в ответ Скайуокер.
Но в собственной квартире Энакина ждал сюрприз. Зайдя домой, Скайуокер первым делом обнаружил в коридоре туфли матери и ботинки отчима, затем услышал с кухни их голоса, а после не нашел иного выхода, кроме как вытолкнуть не успевшего сообразить Кеноби в подъезд и захлопнуть дверь раньше, чем в коридоре появился отчим.
— А… Вы уже приехали?.. — похлопал глазками Энакин, мысленно обругав себя за столь очевидно глупые вопросы. Конечно же они приехали, ведь Энакин, как и свойственно почти каждому студенту в каникулы, перепутал сегодняшнюю дату со вчерашней.
— Как видишь, — кивнул Квай-Гон, разглядывая пасынка, сложив руки на груди. Энакина сразу насторожила эта поза и взгляд отчима, вызывая желание ретироваться в подъезд вслед за своим любимым. — Ты откуда это?
— Я… Эм. От Оби-Вана, — честно признался Энакин. В конце концов, что такого в визите к другу родителей, которого они же сами оставили следить за своим неразумным импульсивным чадом?
— С мокрыми волосами? Душ тоже у Оби-Вана принимал? — уточнил Квай-Гон, за спиной которого нарисовалась Шми.
— Привет, мамуль, — неловко улыбнулся бледнеющий Скайуокер, глядя на лицо матери и не понимая, чего он такого успел натворить… Вернее будет сформулировать — о чем из того, что он успел натворить, она уже в курсе.
— Эни, скажи на милость, что это я нашла у тебя на столе? — женщина, глядя на непутевого сына, сжала губы в тонкую ниточку. Шми не была строгой матерью, но когда она так делала, как правило, подобное выражение эмоций не предвещало ничего хорошего.
«Твою мать…» — обреченно подумал Энакин, набрав в легкие побольше воздуха. Кажется, ему многое предстояло объяснить родителям.
========== Часть 15. Как на допросе. ==========
На ум Скайуокеру пришли сцены из каких-нибудь фильмов со злым и добрым копом в главной роли: по одну сторону стола сидели Шми, поджавшая губы и скрестившая руки на груди, и Квай-Гон, уложив руки, сложенные в замок, перед собой, а по другую готовый провалиться сквозь пол Энакин и сидящий с таким видом, словно только что постиг дзен, Оби-Ван. По мнению Энакина, такое вот благородство сейчас было глупым — дал ведь ему шанс смотаться, так нет же!
Мать явно взяла на себя роль злого копа, молча и хмуря брови, положив прямо посередине стола справку из больницы. Энакин, проведя здесь аналогию с уликой, едва сдержал смех. Хотя скорее, виной тому были нервы. Отчим же, как казалось Скайуокеру при взгляде на весьма лукавое выражение его лица, на эти искорки в глазах, какие были знакомы Энакину, да и вообще любому человеку, знающему Джинна, прилагал усилия к тому, чтобы сдержать улыбку. Квай-Гон был экспериментатором и авантюристом по своей натуре, благодаря чему ему и везло в бизнесе — большинство его самых успешных проектов начиналось с «интересно, что из этого получится». Но сейчас ему явно было интересно, что получится из союза Кеноби-Скайуокер.
— И что же вы делать собираетесь со сложившейся ситуацией? — поинтересовался Квай-Гон.
— Лично я собираюсь поступить разумно, сделав аборт, — фыркнул Энакин.
— И как же ты, Оби-Ван, относишься к данному решению? — отчим обратился на сей раз лично к своему давнему другу.
— Думаю, мне остается лишь смириться, — вымученно улыбнулся Оби-Ван, и Энакин ощутил непреодолимое желание то ли ударить его в этот момент, то ли напротив обнять и не выпускать как можно дольше. Но для начала Энакин предпочел бы ударить себя. Улыбка Оби-Вана должна была скрывать боль, но она лишь отразила на его лице то, что он так старательно замалчивал при встрече со Скайуокером, в то время, как Энакин наивно принимал это молчание за немое согласие, даже не представляя, что Оби-Ван на самом деле испытывает, и чего стоило ему это смирение.
— А найти какой-нибудь компромисс не пробовали? — отчим внимательно уставился прямо на Энакина, видимо, явно намекая, с чьей стороны этот самый компромисс должен быть, а затем перевел взгляд на маму и от следующей его фразы Скайуокера едва не прорвало на смех: — Шми, поставь, пожалуйста, чайник, а то все это здорово напоминает допрос.
— Пап, ну ты же понимаешь, если я решу оставить ребенка, то плакала моя карьера гонщика, еще даже не начавшись толком, — изогнул брови Энакин, пытаясь хоть как-то оправдать боль, причиненную Оби-Вану, прежде всего перед собой. — Я не могу бросить сейчас, когда сделан лишь первый шаг, — Скайуокер заметил, как родители переглянулись, и вдохнул поглубже. Раз уж настало время серьезных разговоров, то почему бы заодно не поговорить и о карьере?
— И как его первая гонка? — осведомился Джинн, повернувшись к Кеноби.
— Я им горжусь, — Оби-Ван улыбнулся, проведя ладонью по волосам Энакина. — Моя собственная была много хуже, а Эни попал бы в первую тройку, если бы не непредвиденные обстоятельства.
— Стоп. Так ты в курсе? — Скайуокер распахнул глаза, уставившись на отчима.
— С самого начала, Энакин, — кивнул с улыбкой Квай-Гон.
— А вот я — нет! — Шми с грохотом поставила на стол чашки, наклонившись к мужу, упершись рукой в его плечо. — И как это понимать?
— Да, как это понимать? — хмыкнул Энакин, кивнув в сторону родителей и обратив взгляд в сторону Оби-Вана.
— Вообще-то, я действительно сдержал свое обещание и не сказал Квай-Гону ни слова об этом, — заявил Кеноби, в ответ уставившись на Энакина. — Но и не сказал тебе о том, что твой отчим знаком с организаторами гонок.
— Вы сейчас серьезно? — недоверчиво хмыкнул Энакин.
— А откуда, ты думал, мы так хорошо знакомы с моим будущим зятем? — улыбнулся отчим, то ли нарочно не замечая румянца на щеках Скайуокера после этой фразы, то ли действительно не видя его. — Я был точно таким же фанатом гонок, как и ты сейчас. Только я в то время был не настолько молод, как ты, и видимо, не настолько смел, чтобы самому участвовать. Зато азарта мне было не занимать. Однажды поставил крупную сумму на тогда еще никому почти неизвестного Оби-Вана… К слову, все проиграл и ни черта не выиграл. Но обрел лучшего друга на всю жизнь, что еще более важно. Со временем мне начало больше везти в ставках и я стал одним из организаторов гонок, — поведал Квай-Гон, на что Энакин аж рот распахнул. Его, конечно, и раньше интересовало, откуда у отчима такой друг, как Кеноби, но эта история была неожиданной. — Поэтому от некоторых старых друзей я узнал и о гонке, и о ваших отношениях, кстати, тоже, потому что кое-чей поцелуй видели все, кому не лень, — мужчина цокнул языком, укоризненно взглянув в сторону пасынка и «будущего зятя», чья очередь краснеть настала на сей раз.
— А теперь вы двое объясните мне, почему я последняя узнаю о какой-то гонке, о которой, как выяснилось, известно моему мужу, и в которой участвовал мой сын, и почему ты, Оби-Ван — наш друг, которому доверили беречь моего сына от необдуманных поступков, эти самые поступки и спонсируешь, да еще и непосредственно участвуешь в некоторых из них? — Шми перевела взгляд с мужа на Кеноби, и Энакин невольно хихикнул в рукав, глядя на то, как два взрослых здоровых мужика опустили глаза в стол, явно стараясь занимать собой как можно меньше места, а в лучшем случае — исчезнуть с этой кухни и вовсе.
— У меня нет оправданий, дорогая, — развел руками Джинн, снова сложив ладони вместе. — Я всего лишь не хотел, чтобы ты волновалась.
— Абсолютно аналогично, — хмыкнул Кеноби, кивнув на друга. — Я сам там едва не поседел, наблюдая за выкрутасами Эни на трассе. Глупостью с моей стороны было отпускать его одного. Но после этого принял решение вернуться в гонки, правда, не в качестве пилота, а в качестве напарника.
