Конечно же, не о такой жизни Энакин мечтал. Но отчего-то заранее ощущал боль от ее утраты, и в горле застрял предательский ком. В конце концов, он сдался и, обхватив себя руками за талию, дал волю слезам.

========== Часть 14. Возвращение блудной музы… И не только. ==========

Оби-Ван не объявлялся третий день, и Энакин всерьез начинал волноваться. Сам Скайуокер, чье настроение упало ниже нуля, почти не вставал с кровати и не отвечал на звонки от Асоки и прочих — отклонял, едва только увидев, что вызов не от Оби-Вана. Хотел выпить или покурить, но так и не притронулся ни к алкоголю, ни к сигаретам. Думал о том, что их с Кеноби малышу это будет чертовски вредно, хоть и тут же одергивал себя, вспоминая, что день аборта назначен на следующую неделю, но рука так и не поднялась.

Решение самому зайти к Кеноби было спонтанным. Они расстались на неопределенной ноте, за что Скайуокер испытывал изрядную долю вины. Энакину хотелось извиниться за ту пощечину, перед глазами до сих пор стоял взгляд Оби-Вана в те мгновения. Но это было не единственным стимулом к такому решению… Он боялся, что это действительно конец их отношений. Энакин, которого считали бесстрашным, был всерьез напуган. Да, это не было никем озвучено и оговорено, а значит, можно считать, что никакого расставания не было. Но неопределенность — хуже всего на свете. Если это конец, то Энакину хотелось бы знать об этом точно.

По этой причине, Энакин был заранее готов к тому, что Оби-Ван выставит его за дверь или просто не пустит на порог. Однако, тот встретил юношу с улыбкой, хоть и под глазами его пролегли тени, заставившие сердце Скайуокера болезненно сжаться. В квартире стоял отчетливый запах сигаретного дыма. Запах депрессии. Энакину захотелось себя ударить.

— Эни?.. Прости, я не ожидал, что ты придешь, поэтому здесь немного… — Кеноби не договорил, резко замолчав, должно быть, никак не ожидая того, что его сгребут в объятия.

— Прости меня, — разом позабыв всю свою заготовленную по дороге речь, Энакин всхлипнул, прижавшись так, будто искал утешения. Хотя скорее, так оно и было. Снова разреветься на плече Оби-Вана — это было бы слишком, и Скайуокер стиснул зубы, тяжело сглотнув, чувствуя, как непрошенные слезы застилают глаза.

— И ты меня прости, — рука Оби-Вана обхватила плечи Энакина, чуть сжимая их, и скользнула ниже, гладя Скайуокера по спине какими-то рассеянными движениями. — Может, зайдешь? Я тебе чаю сделаю. Только не на кухню, там все прокурено, а тебе… — Кеноби запнулся, видимо, не желая лишний раз напоминать Энакину о причине их ссоры, но тот, хоть и понял, к чему он ведет, послушно согласился без лишних пререканий пройти за Оби-Ваном в комнату, которая считалась его рабочим кабинетом.

— Рисуешь? — слабо улыбнулся Энакин, подойдя к мольберту, перебирая пальцами баночки с красками и различные кисти.

— Вчера пытался, но ничего не вышло, — помотал головой Кеноби, сжав губы. — Муза меня покинула.

— Но сейчас-то я здесь, так что, может, есть смысл попробовать? — Энакин кинул взгляд на любимого через плечо, слабо улыбнувшись.

Оби-Ван молча улыбнулся в ответ, подойдя и прижавшись со спины к Энакину, скользнув руками под его футболку, оглаживая холодными — должно быть, от нервов, как и у Энакина — ладонями живот, но ненадолго замерев, словно раздумывая об уместности подобной ласки сейчас. Энакин кивнул, дабы Оби-Ван продолжал, довольно улыбнувшись, когда тот начал целовать его шею, все так же со спины. Скайуокер обреченно простонал, поняв, что местами на нем точно останутся засосы — теперь-то уже поздно думать, что они исчезнут к возвращению родителей, ведь осталось совсем немного.

— Волосами закроешь, — немного легкомысленно, что вовсе не было ему свойственно, махнул рукой Оби-Ван, стягивая со Скайуокера футболку, резко развернув его к себе и ставя новые засосы уже ниже, на груди, прямо вокруг сосков, местами задевая их и заставляя Энакина протяжно стонать от прикосновения к чувствительной зоне.

Кажется, Оби-Ван заметил чувствительность Энакина, чем с радостью тут же и воспользовался, прикусив один из сосков, не сильно, но достаточно для того, чтобы заставить того вскрикнуть и часто задышать. И все же, от взгляда Скайуокера не утаился тот факт, что Кеноби в этот момент потянулся к кисточкам, что-то определенное с явной целенаправленностью выискивая.

— Эни, ты боишься щекотки? — уточнил Кеноби, изучая взглядом очередную кисть, пробуя ее пальцем.

— Если честно, очень, — чистосердечно признался Энакин, надеясь, что это хоть как-то смягчит его дальнейшее будущее. Но увы…

— Вот и отлично, — ярко улыбнувшись, Оби-Ван принялся частыми движениями кисточки водить по и без того истерзанному ласками, до невозможности чувствительному соску, заставляя стоны срываться с губ Скайуокера вместе со смехом.

— Ты конченый садист, — кое-как сквозь эту смесь эмоций проговорил Скайуокер.

— То ли еще будет, я только начал, — хмыкнул Оби-Ван, кивнув на баночки с красками, что перед этим с таким неподдельным интересом изучал Скайуокер. — Выбирай.

Энакин, недолго думая, выбрал какой-то пастельный оттенок фиолетового, просто ткнув пальцем. Обычно юноша предпочел бы что-то более темное, или наоборот яркое, но сейчас глаз отчего-то лег именно на этот, более спокойный оттенок. Кеноби на это кивнул, согласно пожав плечами, и, хорошенько обмакнув кисточку со всех сторон, принялся легкими и небрежными, совсем непохожими на те выверенные мазки по холсту, движениями, выводить немыслимые узоры вверх по ребрам Скайуокера. Юноша мелко дрожал от щекотки, но боялся лишний раз вдохнуть, дабы не помешать этим завораживающим, каким-то гипнотическим, движениям руки. Однако, стоило кисти Кеноби снова подобраться к соску, и Энакин тихо взвизгнул, вызвав у возлюбленного улыбку столь забавным звуком.

Когда кисть продолжила свой маршрут по груди Скайуокера, тот мгновенно затаил дыхание, изображая из себя неподвижный манекен несмотря на то, что щекочущее чувство, казалось, было одновременно на поверхности кожи, под кожей и под ребрами. Когда кисть скользнула ниже, Энакин постарался втянуть в себя и без того плоский живот. Оби-Вана все это явно забавляло:

— Боже, Эни, расслабься, — смеясь, Кеноби обмакнул пальцы, один за другим, в такую же светлую небесно-голубую краску, и осторожно провел подушечками по коже Энакина, поверх выведенных на ней узоров, под его абсолютно непонимающий взгляд.

Хитро ухмыльнувшись, Скайуокер обмакнул палец в зеленую краску, мазнув им по щеке Оби-Вана, а затем синюю, проведя по его нижней губе, а после притянув к себе и поцеловав. Тот, обхватив его за талию, притянул к себе, крепко прижимая в поцелуе. Энакин, спустя секунды, протестующе попытался отстраниться:

— А рубашка-то…

Оби-Ван принялся небрежно расстегивать свои пуговицы, после и вовсе предоставив это дело Энакину, махнув рукой на пол, дабы тот бросил. Скайуокер, привыкший, что у Кеноби вечно все по полочкам, вновь был приятно удивлен. Туда же вскоре полетели и остатки его собственной одежды.

Энакин понял, что на этом сюрпризы не окончены, когда его развернули лицом к мольберту, едва ли не прижимая, а после юноша ощутил, как Кеноби кисточкой проводит вниз по его позвоночнику, уделяя свое особое внимание каждому позвонку. Скайуокер напрягся, когда кисть остановилась у копчика, и застонал, когда она прошла меж ягодиц, нарочно небрежным движением задевая особо чувствительное место, а затем круговыми движениями проводя тонкой кистью снова. Кажется, Кеноби нашел новый еще более извращенный способ пыток после его несчастных сосков. Энакин прогнулся в спине, сгорая со стыда, опустив взгляд и упираясь руками в мольберт, и простонал чуть громче, чем того хотелось.

Когда в его тело вошли резким, почти грубым рывком, обхватив со спины ладонью за горло, Энакин понял, что примирение явно удалось на славу. На плечах, а затем на бедрах и ягодицах оставались цветные отпечатки пальцев, под которыми — Энакин точно был уверен — прятались будущие синяки.