Когда Оби-Ван расстегнул молнию джинс и приспустил с себя белье, Энакин резко отвел взгляд, преодолевая желание зажмурить глаза, чувствуя, как его щеки пылают от смущения, которого он отчего-то не ощутил раньше, оказавшись полностью раздетым, распростертым перед ним на диване. Он лишь кивнул на вопрос о том, все ли в порядке и могут ли они продолжить.
В первые мгновения Энакин сжал зубы, чтобы не вскрикнуть от боли. Но слегка освоившись, юноша отметил, что дело, в общем-то, лишь в непривычности ощущений заполненности и легкого давления на чувствительные стенки изнутри. Кеноби старался быть осторожен, хотя Энакин по глазам прочел, каких усилий тому стоит попросту не начать втрахивать его в диван, как какую-нибудь шлюху, но он ведь сказал, что не хочет сделать больно.
— Я люблю тебя, — Кеноби искренне улыбнулся, глядя на Скайуокера, который в тот момент не мог ответить ровным счетом ничего: вслед за шквалом эмоций, последовавших за столь желанными словами, его накрыло первой волной наслаждения, заставившей полностью в них раствориться, захлебнуться, упасть на самое дно.
Перед самым пиком удовольствия, к которому они подошли вместе, Энакину пришлось вобрать побольше воздуха, который выбивался из его легких со стонами и частыми хаотичными выдохами, чтобы ответить:
— Я тебя тоже.
Вопреки всем своим опасениям, Скайуокер не испытывал ни малейшего чувства вины перед самим собой. Совесть, принципы, отрицание… Все это умолкло перед одним лишь осознанием: они равны, как две половинки целого. И то, что только что произошло между ними — ровно то, что должно было произойти — рано или поздно, так или иначе.
— Господи… — прошептал Оби-Ван, нервно рассмеявшись, утыкаясь Скайуокеру в плечо, а почувствовав на себе его внимательный взгляд, пояснил срывающимся от смеха шепотом: — Я только что трахнул пасынка своего лучшего друга. Он мне голову открутит.
— Ничего не открутит. Откуда бы ему об этом узнать? — хмыкнул Энакин, а на весьма красноречивый взгляд возлюбленного, указывающий на его покрытую засосами шею, махнул рукой: — Еще десять раз пройти успеет. Так что готовься, я потребую новую порцию.
Звучало, кажется, вполне убедительно. На это, Оби-Ван, тихо рассмеявшись теперь уже искренне, словно от облегчения, которое ощутил даже Энакин, сжал его в объятиях, заворачиваясь вместе в простынь — совсем тонкую и легкую, но никогда еще Скайуокеру не было так тепло. Он со вздохом подумал, что все же, их отношения должны остаться в тайне. Но не потому что страшно, а потому что это то немногое, чем ему действительно жалко делиться. Даже с самыми близкими.
Комментарий к Часть 11. Безумие.
Никто не ожидал, но я это написала, просто потому что могу :”Р
========== Часть 12. Гонка. ==========
Стараясь не разбудить спящего рядом Кеноби, Энакин выбрался из-под одеяла и тихо поднялся с кровати, отойдя к окну и глядя на светлеющее небо. В четыре утра всегда тихо и безмятежно. И сейчас Энакин как никогда искал спокойствия, вглядываясь в спящую улицу за стеклом, и повторяя, как мантру, самому себе под нос: «Ты идиот, Скайуокер, просто гребаный кусок идиота, да к тому же чрезмерно впечатлительный». Это был всего лишь дурной сон. Энакин прикрыл глаза и вновь увидел перед ними ту же картину: скрежет металла в ушах, взрыв и скрывшая все вокруг темнота. До гонки оставались считанные часы, которые, казалось Энакину, не шли своим чередом, а летели, неслись вперед. Час от часу не легче.
Энакин вышел на балкон. Летняя ночь выдалась какой-то на редкость прохладной, и стоять в одном белье оказалось немного зябко. Зато сердце перестало колотиться где-то в горле, вернувшись на свое законное место. Но теперь к нему подкатила тошнота. Энакин не понимал, что творится с его здоровьем в последнюю неделю, но ему это явно не нравилось. Однако, юноша не жаловался: в обморок он пока не падал, а значит и к врачу идти рановато. Он и без врача догадывался, что выпишут ему разве только успокоительное: всему виной — его дикое волнение перед гонкой.
Скайуокер ощутил, как сзади, со спины, на его плечи ложится теплое одеяло, которое поспешно запахнули на нем родные руки, заворачивая Энакина, будто в кокон, и услышал мягкий шепот на ушко:
— Простудишься ведь, чудо.
— Ты почему не спишь? — улыбнулся он, бегло взглянув за плечо, на Кеноби, лениво оглаживая обнимающие его руки. В этот момент Энакину показалось, что вместе они с Оби-Ваном не три недели — именно столько прошло с того самого дня, о котором Скайуокер до сих пор смущался вспоминать — а как минимум три года. Настолько по-домашнему обыденно выглядела эта сцена.
— У тебя балкон открыт, я почувствовал, что меня продувает, да еще и тебя рядом нет, — сообщил Кеноби, вскинув бровь и развернув к себе Энакина. — Все в порядке?
— Да, в порядке, я всего лишь волнуюсь перед завтрашней гонкой, — успокоил Скайуокер. — Еще и сон какой-то дурацкий приснился очень некстати… Оби-Ван, слушай… — он ненадолго замолчал. — А ты помнишь свою первую гонку?
— Редко, кто забывает, как делает что-то впервые, — уклончиво ответил Оби-Ван. — Скажу лишь, что я волновался не меньше, чем ты сейчас. Не спал всю ночь и едва не клюнул носом приборную панель, пока дожидался объявления старта. Ничего, разумеется, не выиграл, и даже в первую пятерку не попал. Расстроился смертельно… Ты, главное, помни одну важную вещь, о которой мне в ту пору никто не сказал. Когда ты впервые на гонке, сам факт твоего участия — уже победа. Как минимум, над собой.
— Спасибо, — улыбнулся Энакин, потянувшись за поцелуем и практически незамедлительно получив его, оказавшись вдобавок прижатым к балконной перегородке, в то время, как руки Оби-Вана нашаривали его талию под одеялом, что выглядело безразмерным на юноше. — Прямо на балконе? Это что-то новенькое…
— Ну, а чем балкон хуже подоконника? — с усмешкой поинтересовался Кеноби, на что Энакин сдержал ехидный комментарий: это у них было своеобразное негласное соревнование в поиске мест в квартире Кеноби, пригодных для занятий любовью. Пока что Скайуокер побеждал, но видимо, Оби-Ван надеялся сравнять их счёт.
— Оби-Ван, я хотел спросить кое о чем, — Энакин остановил любимого от очередного поцелуя, прижав к его губам подушечки пальцев.
— О чем хочешь, — великодушно дал свое согласие Кеноби.
— Почему ты все-таки бросил гонки? Я думаю, что раз мы встречаемся, я имею право это знать, — задал вопрос Энакин, собственными глазами наблюдая, как сменилось выражение лица Оби-Вана.
— Ушел после аварии, — буркнул Оби-Ван, явно выразив свое нежелание дальше продолжать эту тему, что, впрочем, не остановило Энакина.
— Это случилось на гоночной трассе? Ты сильно пострадал? — заволновался Скайуокер, которого данный Оби-Ваном краткий ответ не то, чтобы не устроил, а сам по себе не мог не вызвать еще кучу вопросов дополнительно. Кеноби не был похож на человека, пережившего тяжелую травму и вынужденного бросить занятие всей жизни по состоянию здоровья.
— Это в далеком прошлом и я, как видишь, жив и здоров. Сменим тему, — надавил Оби-Ван, одним жестом руки запахнув одеяло на Энакине, стоило тому чуть открыться. Весьма заботливо, но жест вышел нервным и резким, что Скайуокер буквально ощутил кожей. — Я замерз тут стоять, а кое-кому стоит хотя бы попробовать выспаться перед завтрашней гонкой.
Кеноби попытался попросту затолкнуть Энакина в квартиру, но тот проявил изрядную долю своего ослиного упрямства.
— Оби-Ван…
— Эни, послушай…
Проблему Оби-Ван решил весьма варварским, с точки зрения Энакина, способом: ухватив Скайуокера на руки, покинул вместе с ним балкон, не забыв закрыть за собой дверь, и вернул свою «жертву» в кровать. Скайуокер недовольно надулся и отодвинулся на другой край кровати. Его безмерно раздражали подобные выходки Оби-Вана, будто нарочно подчеркивающие разницу в возрасте между ними — неполных шестнадцать лет.
«Спасибо хоть на том, что больше не выносит мне мозг по поводу гонок», — обиженно подумал Энакин, отвернувшийся от Кеноби на другой бок.