Снимая с себя футболку и джинсы, Энакин то и дело поглядывал в сторону Оби-Вана, но всякий раз убеждался, что тот по-прежнему не смотрит в его сторону, а дойдя до нижнего белья, остановился, задумавшись, стоит ли ему снять и его, решив было оставить последнюю деталь одежды, усевшись на диван.
— Все снимай. Да, и это тоже, — подтвердил опасения Оби-Ван, и Энакин поразился, каким образом он его видит, смутившись и поспешно завернувшись в белую простынь перед тем, как снять белье и оказаться в некомфортном обнаженном состоянии.
Похоже, что художники и маньяки — понятия весьма родственные. И окончательно Энакин убедился в этом после того, как Оби-Ван, после нескольких его попыток улечься правильно — то есть, именно так, как это должно выглядеть в представлении художника — подошел, чтобы исправить это недоразумение лично, то простынь, прикрывающую бедра Энакина таким образом, что рисковала в любой момент соскользнуть и обнажить что-то, чего не стоит видеть, поправляя, то руку Скайуокера, то ногу, будто он был каким-нибудь манекеном. Энакин в эти моменты слышал очень близко, прямо над ухом, немного шумное дыхание Кеноби, видел сосредоточенные, будто смотря одновременно сквозь Энакина и поедая его взглядом, светло-бирюзовые глаза, прямо напротив своих, и чувствовал, как теряет собственную волю.
— А ты кого-нибудь уже рисовал так? — спросил Энакин, сам не зная, на положительный или отрицательный ответ надеется в большей степени.
— Ну да, в художественном училище, где я учился, бывали специальные занятия по рисованию с натуры, — спокойно пояснил Кеноби, поглядывая на Энакина из-за холста. — А сам лично — нет.
— Приятно быть у тебя в чем-то первым, — хмыкнул Энакин, лишь секундами позже осознавая, что он сморозил. — Ты не говорил, что заканчивал училище.
— Правильно. Потому что я его не заканчивал. Бросил на втором или третьем, кажется, курсе, ради гонок. Трудно, может, поверить, но я был чем-то похож на тебя в молодости, — улыбнулся Кеноби, серьезно добавив: — Но ты учебу не бросай. Пригодится.
Он говорил спокойно, непринужденно, привычными размеренными движениями накладывая краску поверх холста, но в глядящих на Скайуокера расширенных зрачках, за которыми, казалось, полностью утонула светлая радужка, Энакин увидел бездну. И бездна его влекла.
— Думаю, нам стоит устроить перерыв, — каким-то севшим голосом произнес Кеноби, положив — нет, буквально бросив порывистым движением — кисть, и потянувшись в карман, собираясь закурить вопреки привычке прямо в комнате, но не успев этого сделать.
Ловкие длинные пальцы Скайуокера перехватили сигарету у рта. Энакин, завернувшийся в простыню, словно в плащ, почти сливаясь с ней по цвету в этот момент, обхватил сигарету губами, отобрав следом и зажигалку, прикуривая не с первого раза, несколько раз щелкнув кнопкой своими дрожащими нервными пальцами. Он знал, что Кеноби в этот момент глядит на него, как завороженный, еще раньше, чем они встретились взглядами. Две пары глаз, состоящие в этот момент из одних лишь зрачков, уставились друг на друга. Энакин сдался. Бездна победила.
Комментарий к Часть 10. Если долго смотреть в бездну…
========== Часть 11. Безумие. ==========
— Эни, если ты не прекратишь, я за себя не отвечаю, — возбужденно прошептал Кеноби, часто и жадно целующий шею Скайуокера, ощутимо сжимая в ладонях его талию под простыней.
— А я сам сейчас похож на человека, который отвечает за себя? — поинтересовался Энакин игривым тоном, тихо смеясь и откидывая голову назад. — И к слову, я абсолютно ничего не делаю.
— А должен бы. Оттолкнуть меня, ударить, что угодно, — как-то горько усмехнулся Кеноби, и Энакин буквально ощутил всем своим телом его возбужденную дрожь, и моментально понял, что это вот возбуждение копилось едва ли не с первой их встречи, и сейчас эту дамбу почти прорвало, и если он не отойдет, то моря хлынут и Скайуокера попросту снесет. Но Энакин не отошел.
— Оби-Ван, мне не шестнадцать, я уже давно сам решаю, чего я должен, а чего нет, — с неожиданной для себя мягкостью возразил он, положив ладони на плечи мужчины, совершенно забыв о простыни, которая теперь попросту свободно свисала с его плеч, почти обнажая их, подставляя под новый град поцелуев.
Энакин позволил подхватить себя на руки и оттащить обратно на диван, ощущая, как жесткая поверхность пружинит под спиной после того, как его не просто уложили, а едва ли не кинули на нее. Простынь окончательно распахнулась и открыла полный обзор для застывшего на месте Оби-Вана, упершегося рукой в низкую спинку, на которую Скайуокер дразнящим движением закинул ногу.
Рука Кеноби скользнула по ноге Энакина, оглаживая ее, дойдя до внутренней стороны бедра и остановившись, словно выжидая его реакции. Энакин нетерпеливо поерзал бедрами в знак приглашения к дальнейшим действиям, и Оби-Ван принялся неторопливо целовать его ногу от колена и выше.
— Ты похож на произведение искусства, я не хочу тебя портить, — помотал головой Кеноби, резко отстранившись, хоть Энакин и видел, скорее даже чувствовал, каких усилий ему это стоило.
— Может, ты хотя бы один гребанный раз спросишь, чего хочу я сам? — обиженно фыркнул Энакин, серьезно глядя на своего почти партнера. — Поймешь, что я никакое не произведение, не обезличенный объект, который ты с какой-то стати должен беречь, охранять и что-то в этом роде, а живой человек, который прекрасно понимает, чего хочет? В данный момент, например, хочет тебя.
— Эни, я не… Твою мать, — Оби-Ван выдохнул, а затем вдохнул поглубже, перехватив запястье Скайуокера и проведя по нему кончиком носа. — Невероятно. Знаешь, много лет назад, я тогда был еще школьником, а тебя и вовсе, наверное, на свете не было, были популярны такие конфеты, наподобие жвачек, я даже не помню, как они назывались, поскольку их давно сняли с продажи, но тратил на них все карманные деньги. Но я до сих пор помню, что у них был фантастический запах… — он провел по запястью вверх и уткнулся в ладонь Энакина, а затем несколько раз подряд поцеловал, прижимаясь к ней губами.
— Хочешь сказать, я теперь напоминаю не только античное божество, твою музу и произведение искусства, но и доисторические конфеты? — с прищуром улыбнулся Энакин.
— Да, примерно так, — засмеялся Оби-Ван, но тут же возмущенно изогнул брови. — Доисторические? Это ты сейчас намекнул на то, что я старый?! Знаешь, что?..
Рассмеявшись, с удовольствием изучая любимые черты лица, кажущиеся ему в этот момент еще более прекрасными, Энакин на этом и оборвал возмущенную речь весьма приятным для обоих способом — поцелуем, заставляя Оби-Вана фактически улечься сверху на себя. Шутки шутками, но вот его возбуждение уже давно перестало быть шуточным, и становилось болезненным, заставляя Энакина тереться о выступивший бугорок прямо сквозь ткань брюк Оби-Вана, обхватив его ногами за талию. Кеноби и сам ощутимо поддавался этим движениям, дразня Скайуокера, то и дело будто случайно задевая то самое место, касания к которому были подобны для Энакина разрядам тока.
— Маленький извращенец, — хрипло прошептал Кеноби, заглянув в лихорадочно горящие глаза юноши. — У нас даже нет ничего для… Я не хочу делать тебе больно, Эни, — помотал он головой.
— Всегда можно что-нибудь придумать, — прошептал в ответ Энакин, перехватив руку Оби-Вана за запястье и потянув к своим губам, которыми обхватил два пальца, посасывая их сначала по первую фалангу, аж причмокивая тихонько, смотря в глаза возлюбленного затуманенным взглядом из-под слегка приопущенных век, затем вбирая глубже, смачивая слюной.
Пальцы вошли в него почти безболезненно, должно быть, благодаря возбуждению, которое распаляло Энакина, заставляя ощущать пульсацию в той самой точке ниже поясницы, которая лишь усилилась, когда Кеноби вначале просто прикоснулся слегка влажными подушечками. Энакин в полубредовом состоянии расстегивал рубашку Оби-Вана, едва ли не задыхаясь в экстазе от одного вида его обнаженного торса — а в одежде и не скажешь, что у него такое прекрасное тело. Скайуокеру до последнего казалось, что он кончит от одних лишь пальцев внутри и этого чудесного вида, не дотерпев до основной части.
