— Может быть, потому что не хочешь? — предположил Брок. — Или тебе просто не нужно. Я же нашел тебя, теперь все будет хорошо.
Они укладывались спать, и Баки тянулся к Броку, в его объятия, потому что теперь было можно, потому что это и был его важный, ощущавшийся все время так правильно рядом. Брок обнимает его, а Баки укрывает их обоих своим монструозным одеялом, чувствуя, как согревается. Не только тело, но и душа. Все внутри оттаивает, чтобы быть рядом с Броком.
— Почему у меня такое дурацкое прозвище? — спросил Баки уже у засыпающего Брока.
— Потому что, — ответил тот. — Потому что, Баки. Спи.
И Баки уснул, просто провалился в сон без сновидений, чувствуя, как отпускает сжимавшуюся с каждым днем одиночества пружину. Ослабляет медленно, без рывка.
Он проснулся рано, Брок еще спал, откинув одеяло, но прижимая Баки к себе. Баки чувствовал, как по телу гуляет желание, пока еще томное, оно будоражило кровь, пускало по спине стада мурашек, и так хотелось прикоснуться к Броку губами, почувствовать тепло и мягкость его губ.
Баки погладил Брока живой рукой по плечу почти невесомо, чувствуя жар его кожи, а потом стянул свой лонгслив, в котором всегда спал рядом с Броком, и прижался грудью к его груди, совершенно не боясь разбудить, желая разбудить.
— Сейчас, что ли? — сквозь сон пробормотал Брок. — Белоснежка, отстань, я спать хочу. Белоснежка?
Брок резко открыл глаза, его сердце забилось рвано, быстро, взбудораженно, словно он не понимал ни где находится, ни что происходит. Словно сам вернулся в прошлое, в их прошлое, где им было нельзя быть вместе, но они были. Но сейчас-то было можно, и Баки, глядя в эти распахнутые глаза, поцеловал его. Прижался губами к губам, не помня, как он целовался хоть с кем-то, но уверенно сминая чужие губы, толкаясь языком. И застонал, когда ему ответили.
Брок ответил жарко, сразу сплел его язык со своим, почти трахая в рот, сгреб его в объятия. Навалился сверху, придавливая собой, вклинив колено между ног. Легко задрал руки Баки над головой, обращаясь с бионикой точно так же, как с живой, и прижал ладонью. Оба знали, что Баки может вырваться, если захочет, из любой хватки, но он не хотел.
Баки приподнял бедра, потеревшись пахом о ногу Брока, словно предлагая, понукая, изогнулся всем телом, чтобы почувствовать Брока, прикоснуться к нему, и Брок со вздохом-всхлипом прижался к нему всем телом, вжался в шею лицом, прикусил чувствительную кожу, от чего Баки тихо застонал, стараясь стать к Броку еще ближе.
— Как ты хочешь? — пробормотал Брок, Баки чувствовал его стояк бедром, чувствовал, как он хочет его, жаждет.
— А как мы… ну… обычно? — сейчас ему было одновременно и жаль, что он ничего не помнит, и радостно, что этот раз будет, как первый. Да для него сегодняшнего это и будет первый раз, потому что он не помнил ни единой своей близости.
— По-разному, Белоснежка, — выдохнул Брок, выпуская руки Баки, обнимая его, вжимая в себя, удобно на нем устроившись, хотя оба хотели здесь и сейчас, быстрее соединиться, но Брок не торопился, и Баки понимал, почему. Потому что так долго ждал. — А у тебя смазки нет. Поэтому…
— Никак? — расстроился Баки, но Брок просто принялся покрывать его тело поцелуями, спускаясь все ниже и ниже, и Баки понял, что тает и одновременно возгорается где-то внутри. Ему внезапно стало до одури жарко, он льнул к губам и рукам Брока, который уже тащил с него пижамные штаны, освобождая из их плена жаждущий ласки член.
Баки почувствовал, как губы Брока обхватили головку, и задохнулся, потерялся в ощущениях, хоть и простых, понятных, но для него доселе неизведанных. Сколько бы они ни были вместе до этого, для Баки сейчас все было впервые. Он инстинктивно толкнулся в жаркий, влажный рот, побуждая взять глубже, и Брок взял. Он принялся сосать без затей, обхватив ствол ладонью, а другой поглаживая яйца и за ними. И от этих ласк, всех вместе, было так крышесносно хорошо.
Баки потерялся в ощущениях, а почувствовав пальцы Брока там, как он поглаживает нежные складочки, захотел почувствовать эти пальцы внутри, впустить их в себя, потому что откуда-то пришло знание, что это будет приятно, что ему нравилось так раньше, значит, понравится и теперь.
Баки плавился, неуверенно вскрикивая, когда Брок играл с уздечкой кончиком языка, застонал, накрывшись подушкой, почувствовав, как головка уперлась в стенку глотки, а потом не выдержал, прижал голову Брока к своему паху и задвигал бедрами, трахая его в рот. Брок стонал, не пытаясь отстраниться, и Баки понял, что ему тоже нравится так. В паху все горело, полыхало, и Баки почувствовал, как наслаждение, до этого накатывающее волнами становится острым, как стилет, готовый пронзить его насквозь. Он выгнулся, закричал, кончая, не позволяя Броку убрать голову, и опал на кровать, словно воздушный шарик, из которого выпустили весь воздух.
— Все такой же страстный, — облизнулся Брок, выпустив его член изо рта.
Баки лежал, глядя на Брока, весь размазанный этим удовольствием в тонкий блин, но ему хотелось, чтобы Броку было так же хорошо с ним. Он потянул его на себя, и Брок снова улегся сверху, давая почувствовать свой стояк, положив на него живую ладонь Баки.
— Направь меня, если что, — попросил тот, опрокидывая Брока на кровать и нависая над ним. Теперь уже он целовал его везде, куда мог дотянуться, чувствуя вкус кожи.
— Ты сам все знаешь, — заверил он Баки, доверчиво расслабляясь под его руками и губами. Баки поражался, как Брок не боится его бионики, как не противно ему смотреть на грубые выпуклые шрамы, но потом откинул все эти мысли, собираясь вознести Брока на вершину блаженства.
Шелковая головка под языком ощущалась правильно, словно он делал это не раз и не два, он обхватил ее губами, пососал, и сразу взял до горла, уверенный, что сможет. Брок застонал, вцепился в его волосы, но не больше, а потом погладил по затылку, и Баки принялся сосать, урча от удовольствия. Он пропускал член глубоко в горло, то принимался ласкать только одну головку, мял яйца в металлической ладони, и Брок очень скоро не выдержал, застонал громко, что-то бормоча неразборчиво, и кончил. Баки почувствовал во рту смутно знакомый вкус, проглотив сперму. Облизнулся и полез целоваться, прижимаясь к Броку всем телом.
Он чувствовал полную расслабленность, ему было хорошо, спокойно, он наконец-то нашел того, кого искал и кого ждал.
— Мне собираться надо, Белоснежка, — тихо сказал Брок, целуя Баки в висок. Баки казалось, что он тоже не хочет от него уходить. А как Баки не хотел, чтобы Брок уходил от него, кто бы знал. Но они увидятся всего через несколько часов. — И я тебя тоже сегодня жду в зале.
— Я приду, обязательно приду, — пообещал Баки.
— Я еще мультиков взял, — сказал Брок, выбравшись из-под него, и пошел в душ. — Будем смотреть?
— Конечно! — обрадовался Баки, потому что это было предложение остаться у Брока, а на это он был согласен. — Только можно я привезу кое-что?
— Хоть совсем переезжай, — тут же предложил Брок. Похоже, он давно обдумывал эту мысль, раз так сразу предложил. — Если хочешь, конечно.
— Хочу, — Баки смущенно склонил голову. Только он не понимал, чего они смущаются, если они последний месяц практически жили вместе.
— Так, Белоснежка. Я опаздываю, обсудим это дело вечером за мультиком, идет? — предложил Брок. — Кстати, что у тебя с телефоном? Я тебе звонил.
— Я его сломал, — просто ответил Баки. — Расстроился и сломал. Я куплю новый сегодня и скину тебе сообщение.
— Тогда я скину тебе список покупок, чтобы вечером не заморачиваться, купишь днем и закинешь домой. На тебе ключи, — Брок бросил Баки пару ключей, и тот их ловко поймал.
— Хорошо, — Баки был практически счастлив. Это было что-то невероятное. Он не только нашел своего важного, это оказался человек, к которому Баки тянуло, с которым он хотел быть рядом, даже не зная, что он — его важный. И сейчас он сказал просто “домой”, а не “ко мне домой”.
Они жили вместе уже полгода. Раз в полтора-два месяца зарабатывали изрядную сумму на боях, скопив небольшое состояние, сняли квартиру побольше, на две спальни, тоже рядом с залом, смогли сделать Баки права, хотя это оказалось не так-то просто, потому что настоящего его имени они не знали, просто придумали какое-то, которым не пользовались даже. Брок называл его Белоснежкой, в зале его звали Баки, а больше особо и некому было представляться.
