– Мы встретились на вечеринке, которую устроил адмирал для холостых офицеров. Там собрались все более или менее заметные юные леди на выданье.

Он одарил меня полным недоверия взглядом.

Пришлось признаться:

– Я обслуживал столы.

– Наверное, это проявление животного магнетизма, чувства опасности и вкуса запретного плода, таящихся в связи с представителем низшего класса, – заявил он невозмутимо.

Я не мог решить, обижаться или нет.

– Чем бы оно ни было, это величайшее событие моей юности. Ничего подобного со мной больше не происходило.

– Я же говорил, что ты романтик.

И он оставил эту тему.

– С тех пор здесь многое изменилось, – сказал я. – Дом полностью перестроен.

– Ты уверен, что это именно тот?

– Да.

Память твердила – здесь. По этой земле мы ходили под бдительным взглядом любящей мамаши, которая считала наши чувства мимолетным эпизодом в жизни дочери и не поверила бы своим глазам, если бы догадалась пробраться за нами на кладбище.

Морли поверил мне на слово.

Мы были еще в пятидесяти футах от дома, когда вышел человек в ливрее и двинулся к нам навстречу.

– Вижу, он не очень рад, что мы решили заглянуть на огонек. Он не похож на обычного швейцара, – пробурчал Морли.

И точно. Он смахивал на Плоскомордого Тарпа, оставившего позади свои лучшие годы, но по-прежнему весьма опасного.

– Чем могу служить, джентльмены?

Надеясь на удачу, я решил идти напрямую, не сильно удаляясь от правды:

– Не знаю. Мы прибыли сюда из Танфера в поисках Кляуса Кронка.

Похоже, с этой стороны он удара не ожидал:

– А я-то думал, что уже слыхал все идиотские шутки.

– Мы только сейчас узнали, что он умер.

– Ну и отправляйтесь туда, откуда явились, раз парень, которого вы ищете, откинул копыта.

– Я желал побеседовать с ним лишь с целью выяснить, где я могу найти его старшую дочь. Я знаю, что она вышла замуж, но не знаю за кого. Я рассчитывал, что ее мать или кто-то из родственников еще живет здесь и сможет подсказать мне нужное направление поисков. Остался ли кто-нибудь из них в этом доме?

Он выглядел так, будто все это для него слишком сложно.

– Вы, наверное, толкуете о людях, которые здесь жили раньше? Так они съехали пару лет назад.

Изменения в доме казались свежими, что подтверждало слова ливрейного Тарпа.

– Вам неизвестно, где она может находиться?

– Откуда? Я даже не знал ее имени, пока вы мне не сказали.

– Благодарю вас за ваше внимание и потраченное на нас время. Попытаемся отыскать ее как-нибудь еще.

– Для чего вам потребовалась эта мачушка?

Пока я обдумывал ответ, Морли выпалил:

– Чтобы бросить ее в болото и посмотреть, как запрыгают лягушки.

– Мы представляем интересы душеприказчиков в завещании, по которому она является основной наследницей.

– Обожаю, когда ты изъясняешься юридическими непристойностями. – Морли перевел нашему новому приятелю: – Она унаследовала кучу денег. – Почти превратившись в чревовещателя, он прошипел мне: – Врежь ему цифрой, посмотрим, как он вытаращит глаза.

– Это составит примерно сто тысяч марок, за вычетом гонорара душеприказчиков.

Глаза он не вытаращил. Даже не мигнул. Наш друг просто сказал:

– А я-то думал, что уже слыхал все идиотские шутки.

Я тоже повторил:

– Благодарю вас за ваше внимание и потраченное на нас время, – и направился в сторону улицы.

– Куда дальше? – поинтересовался Морли.

– Поспрашиваем в домах на противоположной стороне. Те, кто там живет, знали это семейство. Может, что-нибудь подскажут.

– Если они тоже не съехали. Сделал выводы об этом парне?

– Пока воздержусь, надо побеседовать с другими людьми.

В следующем доме у нас состоялась не такая воинственная, но такая же бесполезная беседа. Живущие там люди переехали в этот район всего год назад и знали о Кронках лишь то, что Кляус был убит во время последнего вторжения венагетов.

– И что ты об этом думаешь? – спросил я, развернув экипаж и направив его назад, в сторону обиталища павлинов.

– О чем?

– Они сказали, что Кронк был убит «во время последнего вторжения венагетов», а не «убит венагетами».

– Неточность, проистекающая из лености ума. Без сомнения.

– Не исключено. Но это тот нюанс, который стоит принять во внимание. Именно из таких деталей создается полная картина. Они подобны отдельным мазкам кисти художника.

Павлины засекли нас и теперь орали в тринадцать дьявольских глоток. Они вопили так, словно у них много лет не было повода покричать.

– Господи, – прошептал я, – да она вовсе не изменилась!

– Она всегда была такой старой уродиной? – спросил Морли, уставясь на женщину на балконе, которая следила за нашим приближением.

– Не изменила даже одежду. Будь с ней осторожен. Она наполовину халдер и что-то вроде ведьмы.

Маленький человечек в зеленом сюртуке и длинном колпаке перебежал нам дорогу. Он что-то верещал на непонятном мне языке. Морли поднял камень, чтобы запустить им в человечка, но я его остановил:

– Что ты делаешь?

– Это же паразиты, Гаррет. Пусть они бегают на задних лапах и издают звуки, напоминающие речь, но они всего лишь паразиты. Не лучше крыс.

Но камень он все же выронил.

У меня свое отношение к крысам, которые бегают на задних лапах, говорят и даже занимаются общественно полезной деятельностью. Я понимал настроение Морли, хотя и не разделял его предрассудка.

Старая Ведьма (я не слышал, чтобы ее звали иначе), скалясь, пялилась на нас сверху. Это был классический беззубый оскал. Она выглядела точно как ведьмы в детских сказках. Я ничуть не сомневался, что она сознательно выработала для себя этот образ.

До нас донеслось безумное хихиканье. Павлины ответили на него новым воплем.

– Страшно, – сказал Морли.

– Таков ее образ. Своего рода игра. Вообще-то, она безвредна.

– Это ты так говоришь.

– Так считали все, когда я был здесь. Безумна, как гном, накурившийся «травки», но абсолютно безвредна.

– Тот, кто дает убежище этим крошечным ядовитым гадам, не может быть безвредным. Или невинным. Как только вы позволяете им приютиться в вашем саду, они начинают размножаться как кролики, и скоро вы обнаруживаете, что все приличные люди, раздраженные их грязными трюками, бегут от вас.

Мы уже находились под самым балконом. Я воздержался, не стал упоминать о его реакции на расизм садовника. Это не принесло бы пользы. Каждый почему-то склонен полагать, что его собственный расизм – проявление божественного вдохновения и не подлежит сомнению.

Разумеется, моя личная нелюбовь к крысиному народцу – исключение из этого нелогичного образа мышления.

Старая Ведьма снова захихикала, ее поддержал мощный хор павлинов. Затем она прокричала:

– А ведь его убили!

– Кого? – спросил я.

– Человека, которого ты ищешь, рядовой Гаррет. Синдика Кляуса. Они думают, что об этом никто не знает. Но они ошибаются. Их видели. Не так ли, мои милые крошки?

– Откуда вы?..

– Неужели ты думаешь, что вы с той девчонкой могли незамеченными убегать по ночам на кладбище, чтобы удовлетворить свою похоть? Маленький народец все видит и рассказывает мне. А я никогда не забываю имен и лиц.

– Что я тебе говорил? Настоящие паразиты. Прятались в тени надгробий, выслеживая тебя. И, думаю, хохотали в глубине своих маленьких черных душонок, потому что нет зрелища более смешного, чем совокупляющиеся люди.

Я постарался проигнорировать его слова, но слегка покраснел.

– Кто его убил, – спросил я, – и почему?

– Мы могли бы назвать некоторые имена, не так ли, мои милые крошки? Но зачем? В этом нет теперь никакого смысла.

– Но не могли бы вы, по крайней мере, сказать, почему он был убит?

– Он узнал нечто, оказавшееся опасным для его здоровья. – Она вновь хихикнула. Павлины приветствовали ее ором. Видимо, это была удачная шутка. – Не так ли, мои милые крошки? Слишком много знал.