– Я же говорю, у нас это не поощряется.

– Но бывает – потому вы и спросили, отсасывала Ангел кому-то на парковке или нет.

– Я же не сказал – на нашей парковке. Она могла заниматься этим где угодно, не обязательно у нас. Слушайте, я же не могу быть в каждом из трех клубов круглые сутки семь дней в неделю. Я не утверждаю, что у нас такого не бывает, говорю только, что это не приветствуется. Если кого-то за этим делом застают, то гостя просто выгоняют вон, а танцовщицу увольняют.

– Независимого предпринимателя, – напомнила Кроссуайт.

– Послушайте, детектив, наш бизнес, конечно, притягивает уродов, но если они заявляются к нам, то быстро соображают, что у нас такие штуки не проходят, и сматываются.

Но Трейси нравилось действовать Нэшу на нервы.

– А какие штуки у вас проходят?

– Я же говорил. У нас клуб для джентльменов. Как на Юге, там таких много. Парни просто хотят расслабиться, выпить, посмотреть, как танцуют красивые женщины.

– Постоянные клиенты у вас есть?

– Конечно. Спортсмены часто заходят, особенно бейсболисты, когда приезжают на серии. Но наш главный кусок хлеба с маслом – белые воротнички из центра. Вы бы не поверили, скажи я, кто к нам заходит.

– Сомневаюсь, – ответила Трейси. – Но имена постоянных клиентов нам тоже понадобятся.

– Я не веду списка клиентов.

– Есть же у вас список имейлов, информационный бюллетень, что-нибудь подобное? – спросила она.

– Не, лучшая реклама – это когда клиенты рекомендуют нас друг другу.

– А как насчет веб-сайта?

– Это есть, конечно.

– Для чего?

– Для рекламы. А еще для того, чтобы посетители могли войти в онлайн и заказать приватный танец от любимой танцовщицы.

– Нам нужен список, – сказал Кинс.

– Я все-таки поговорю со своим адвокатом. А вам разве не нужен ордер?

Трейси вручила Нэшу визитку.

– Я могу получить ордер еще до конца нашей беседы с вами, или вы можете согласиться сотрудничать с нами в деле об убийстве. В котором часу вы закрылись вчера?

Вид у Нэша стал такой, как будто его головная боль вернулась.

– В два. Распоряжение мэрии.

– Танцовщицы расходятся сразу?

– А чего им там торчать?

– Вы видели, как уходила Анжела Шрайбер?

– Нет.

– А вы? – спросил Кинс. – Во сколько вы сами вышли из клуба?

– Я заполнил учетные книги, просмотрел счета. Наверное, ушел в два тридцать – два сорок пять.

– И куда вы пошли? – спросила Трейси.

– Почему вы меня об этом спрашиваете?

Но Кроссуайт не отвечала. И Кинс тоже. Молчание иногда действует сильнее слов.

– Я вернулся домой и лег спать.

– Кто-нибудь может это подтвердить?

– Моя жена.

Трейси бросила на Кинса взгляд, означавший «продолжай без меня», а сама отошла к шкафам-витринам.

– Камеры в клубе постоянно действуют? – спросил Кинс.

Нэш следил глазами за Трейси.

– Думаю, работают в круглосуточном режиме, – сказал он.

– Нам понадобятся съемки вчерашнего вечера. Позвоните в клуб, скажите, пусть не стирают. Вы говорили, что камеры следят за парковкой. А танцовщицы оставляют свои машины там же?

– В этом клубе – да, там же.

Трейси рассматривала фото в рамке. Оказывается, святилище было не только футбольное. Тут Нэш сидел верхом на лошади, судя по виду, на мустанге. На нем была сдвинутая на затылок широкополая ковбойская шляпа, джинсовая рубашка с воротником на пуговицах и синие джинсы с ковбойскими сапогами. В зубах он держал сухую травинку. Руки лежали на луке седла, с которой свисала веревка.

Трейси обернулась.

– Ездите верхом?

Нэш, который уже снова начал подкидывать футбольный мячик, поймал его и ответил:

– Да. У моего отца было ранчо недалеко от Ларедо. Мы с братьями всю юность там вкалывали. А когда он умер, продали.

Это объясняло, откуда у Нэша взялись деньги на такой дорогой дом со святилищем в честь самого себя, плюс еще сеть стрип-клубов.

– Вы с братьями, случайно, в соревнованиях по набрасыванию лассо на животных не участвуете?

– Бывает.

– И как, получается?

– Да не хуже, чем у других.

– Трехжильная?

– В смысле?

– Веревку какую предпочитаете: трех- или пятижильную?

Нэш опять подбросил мяч.

– Без разницы. Никогда даже внимания не обращал.

– Мы пришлем сегодня кого-нибудь к вам в клуб, – сказал Кинс, – забрать пленки наружного наблюдения и список с фамилиями тех, кто работал вчера вечером.

– Я все же спрошу совета у адвоката, – сказал Нэш. – Это наносит урон моему бизнесу.

Будь у Трейси с собой шокер, она точно не удержалась бы и тряханула засранца. Они с Кинсом уже уходили. Кинс вдруг обернулся и выставил руку. Нэш тут же подал ему крученый мяч.

– Может, вам следовало бы играть квотербеком[9], – сказал Кинс, возвращая бросок.

– Не, – ответил Нэш, – квотербеков все лупят. А я и сам вдарить люблю.

Трейси отодвинулась от компьютера, когда Кинс протянул ей свежую чашку кофе.

– Допрос? – спросил Кинс.

Трейси взглянула на экран.

– Как правильно все-таки: гавнюк или говнюк?

– Думаю, что в нашем случае без разницы. А ты обратила внимание, какой рукой он засветил мне мяч?

– Думаешь, все так просто?

Дэррел Нэш бросил Кинсу мяч левой. Работавший по делу Хансен эксперт сказал, что ее задушили трехжильной полипропиленовой веревкой с плетением Z, или правосторонним, а тот, кто это сделал, был левшой. Полипропилен меньше подлежит растяжению, чем любое натуральное волокно, и лучше скользит, так что узел затягивается туже. К несчастью, такими веревками и пользуются чаще других, а потому их можно купить в любом магазине скобяных, строительных или хозяйственных товаров.

– Веревка на луке седла на той фотографии была пятижильной, – сказала Трейси.

– И что с того?

– А то, что пользоваться такой веревкой может только очень опытный человек. Конечно, может статься, что Нэш умнее, чем кажется, а когда я его расспрашивала об этом, он только разыгрывал дурака, но я и в самом деле не думаю, чтобы он понимал разницу. Не думаю, что он настоящий ковбой.

– Может быть, и нет, – сказал Кинс, – но он все еще во главе нашего гребаного списка.

Большую часть дня Трейси и Кинс провели за изучением обстоятельств жизни Хансен и Шрайбер, пытаясь понять, что между ними могло быть общего, кроме очевидного. Имейл от криминалистов с отчетом о дактилоскопическом анализе комнаты мотеля, где нашли Шрайбер, ничего не прояснил, как они и ожидали. Предстояло отработать больше трех дюжин отпечатков, для чего надо было пригласить эксперта из отдела латентных отпечатков полицейского управления Сиэтла, чтобы тот помог им сопоставить каждую пару с возможными аналогами, накопленными в Системе автоматической идентификации отпечатков округа Кинг. Известная как САИО, система хранила сотни тысяч отпечатков людей, обвиненных и осужденных за те или иные преступления, желающих получить разрешение на оружие, федеральных служащих, военных, а также тех, кто работает с детьми.

Вик Фаццио и Дельмо Кастильяно – самопровозглашенный «итальянский турбодуэт», часть группы А, пятерки детективов из отдела по борьбе с особо тяжкими преступлениями – вошли в офис совершенно измученные. Как «запасная команда» они отвечали за общую картину преступления: опрашивали владельца мотеля, других постояльцев, а также владельцев и посетителей аналогичных заведений напротив.

– По нулям, Профессор. Никто никого не видел. – Двести пятьдесят с лишним фунтов[10] живого веса Фаца, облаченные в любимые затасканные штаны и рубашку для боулинга, почему-то особенно подчеркивали его акцент уроженца Нью-Джерси. Дел был еще крупнее, а его лицо, как он выражался, из тех, что «может полюбить только мать».