Кинс положил отчет.

– Терпеть не могу, когда ты так делаешь.

Трейси пожала плечами.

– Лучше я, чем его адвокат.

– А что в «Танцах голышом»? – спросил Серабоне.

– Вик и Дел показывали его фото и там. Никто его там не видел, – ответила Трейси.

– Что еще?

– С узлами он на «ты», – сказал Кинс.

– Но говорит, что правша, – вставила Кроссуайт.

– Может быть. Мы еще не проверяли. Зато мы знаем, что он был увлечен ею больше, чем хотел показать. – Кинс выложил на стол перед Риком копии фотографий, которые они нашли во время обыска в гараже Гипсона, и продолжал говорить, пока прокурор рассматривал их. – Все они сделаны в комнате того самого мотеля, и по крайней мере на одной из них Шрайбер стоит на четвереньках.

– Но без веревки на шее, – сказал Серабоне.

– Да, без веревки, – согласился Кинс.

– Что-нибудь еще?

– В тот раз она сняла комнату больше чем на час, – сказала Трейси.

– Он же говорил, что у него жена уехала. Домой торопиться было незачем. – Кинс ухмыльнулся ей с таким видом, как будто хотел сказать: «Видишь, и я могу сыграть в адвоката дьявола».

– Почему это так важно? – спросил Серабоне.

– Трейси думает, что она могла снять комнату на подольше потому, что планировала там встречу с кем-то еще, после Гипсона, – объяснил Воробей.

– Проститутки часто так делают, Кинс, – сказала Трейси. – В моем предположении нет никакой натяжки.

– Извини, но я на это не куплюсь, – парировал Кинс. – Посуди сама, что мы имеем? Гипсон везет ее в мотель, где они занимаются сексом, а потом туда же приходит другой парень, который ее и убивает? Ну тогда получается, что Гипсон – самый невезучий сукин сын в мире.

– А что говорит владелец мотеля? – спросил Серабоне.

– Что минимальный срок аренды комнаты – два часа, – ответил Кинс, но запись наличных платежей он не ведет.

Рик перевел взгляд на Трейси.

– Ты думаешь, что это не он?

В голове у нее гудело. Хотелось есть и спать. Но до этого еще далеко, особенно до последнего.

– Не знаю.

– Что-нибудь еще?

– Я просто хочу сказать, что тут еще есть над чем подумать, вот и все. Я не утверждаю, что он невинен, как бойскаут, – сказала Кроссуайт.

Серабоне выбил на столе дробь костяшками среднего и указательного пальцев.

– Что ж, слушание о предполагаемых причинах мы, может, и пройдем, но вот привлечения к суду нам не дождаться, скорее нас ждет решение об освобождении. Конечно, я могу подать на обжалование, но это будет равносильно тому, чтобы выложить на стол все карты – о сходстве с делом Хансен узнает пресса.

– Тогда гаси свет, сливай масло, – закончил его мысль Кинс.

Серабоне глянул на часы, встал и надел пиджак.

– Если появится что-то новое, дайте мне знать. – Голос его звучал без оптимизма. У самой двери он оглянулся. – А ничего такого, чтобы связать его с делом Хансен, у нас нет?

– Пока нет, – ответила Трейси.

Учитывая недостаток улик по делу Гипсона, Трейси ничуть не удивилась, что звонок от Серабоне раздался в тот же день, когда они с Кинсом выходили из рыболовного магазина. Там они показали хозяину образцы сделанных Гипсоном мушек и задали вопрос, можно ли по ним определить, левша их изготовитель или правша.

– Надо же, какая тонкая работа, – сказал он, – тот, кто это сделал, наверняка одинаково хорошо вяжет узлы обеими руками.

«Класс», – подумала Трейси.

Рик произнес вслух то, до чего она уже додумалась и сама.

– Вперед мы так и не продвинулись.

Серабоне вызывал у нее уважение. В отличие от многих прокуроров, которые старались брать только заведомо выигрышные дела, чтобы не портить свой послужной список, он не боялся проигрывать. Но это его решение было вполне обоснованным. Им не хватало улик, и последнее, что им было сейчас нужно, – это чтобы судья по результатам предварительного слушания освободил Гипсона, а пресса опять накинулась на них с обвинениями в том, что они опять не смогли раскрыть убийство женщины.

Поговорив с Риком, Кроссуайт пошла в кабинет к Ноласко, сделать запрос. В общем-то, она и так знала, что ей ответят, но ей хотелось, чтобы ее обращение было зафиксировано в файле, с которым она уже работала.

– Нам нужно установить за Гипсоном слежку, – объявила она.

– Делайте свое дело и не вынуждайте меня идти на перерасход средств, – сказал босс.

Вечером того же дня Уолтер Гипсон, любитель шлюх и дешевых мотелей, а также искусный вязальщик рыболовных мушек, вышел из тюрьмы округа Кинг на свободу.

Трейси села за стол с намерением еще раз просмотреть все фото с места преступления – вдруг да удастся заметить что-нибудь такое, на что она не обратила внимания раньше. Но тут Фац в своем углу отпустил одно из своих любимых замечаний, чем помешал ей сосредоточиться.

– Эх, пни меня в яйца, а, Профессор?

– Тебя-то за что? Кое-кого другого – да, хотелось бы.

Вик часто называл Трейси прозвищем, которое ей дали еще в полицейской академии.

– Это ты, думаю, не откажешься увидеть.

Трейси развернула к нему кресло. Они были одни. Кинс ушел обедать домой. Он и так уже пропустил слишком много семейных обедов, и напряженным отношениям с женой это не помогало. Дел тоже отбыл, оставив на своем столе стопки бумаг, жирные обертки и немытые кофейные кружки.

Трейси оттолкнулась от кресла, встала, подошла к Вику и наклонилась, чтобы заглянуть через его плечо в компьютер. Сам он смотрел в экран поверх лекторских очков. В темной, расплывчатой картинке она опознала парковку перед клубом «Пинк Палас», снятую одной из двух камер слежения. Кроссуайт тоже просмотрела пленку с записью из клуба, но ничего полезного не нашла: камера была направлена в основном на стойку с кассовым аппаратом и следила за тем, как работники Нэша управлялись с деньгами. Клиенты в кадр не попадали.

– Скажи мне, что ты тут видишь, – предложил ей коллега и ткнул пальцем в клавиатуру.

Она подалась вперед, к экрану, но тут же отпрянула – в нос ударило чесноком. Какой бы жевательной резинкой ни пользовался Вик, ее мощности явно не хватало на то, чтобы перебить этот запах. Она помахала ладошкой у себя перед носом.

– Фу, ты что, готовишься к атаке вампиров?

– Если человек поел и не воняет чесноком, значит, еда была не итальянской, – изрек гурман.

– Ну твоя-то точно итальянская, на все сто.

Вик освободил ей кресло.

– Ты сядь. А я постою и постараюсь на тебя не дышать.

Трейси села и нажала клавишу «пуск». Видео было плохого качества, главным образом потому, что на парковке явно не хватало фонарей, и освещенные участки чередовались с глубокими пятнами темноты. Розовая штукатурка на стенах клуба выглядела бледно-серой, а когда вспыхивали неоновая вывеска и экран над входом, все на видео оказывалось размытым. Вне всякого сомнения, Нэш сэкономил на безопасности, когда составлял бюджет для своего «джентльменского клуба».

Первые тринадцать секунд записи на картинке ровно ничего не происходило, потом в нижнем правом углу экрана включился таймер, и из-за угла здания вышел мужчина в кепке и женщина с большой красной сумкой через плечо.

– Гипсон и Шрайбер, – проговорила Трейси, чувствуя холодок под ложечкой от того, что, словно какое-то божество, наблюдала за последними мгновениями жизни Шрайбер, наперед зная, что будет дальше. Они шли, переплетя пальцы и раскачивая туда-сюда руками, как школьники, которые теплым летним вечерком вышли «подружить» на улицу и теперь наслаждаются прикосновениями друг к другу. Гипсон притянул Шрайбер к себе и поцеловал. Было видно, что ему хочется большего, но женщина отстранилась и уперлась рукой ему в грудь. Взглянула на «Пинк Палас». Знала ли она про камеры и опасалась увольнения или просто боялась, что кто-нибудь выйдет сейчас из дверей и их увидит?

Они разделились и быстро скользнули в одну и ту же машину с разных сторон. Фары зажглись не сразу, в темноте нельзя было понять, что происходит внутри машины, но Трейси догадывалась. Скорее всего, Гипсон пытался получить от Шрайбер то, в чем она отказала ему на парковке. Тридцать восемь секунд отсчитал таймер, потом вспыхнули огни, и два продолговатых луча света протянулись через асфальт перед машиной. Гипсон подкатил к выезду, притормозил, затем повернул направо, проехал вдоль фасада «Пинк Паласа» и скрылся из зоны наблюдения в сторону Авроры.