— Я надеялся сменить твою повязку и, может, перекинуться парой слов теперь, когда ты немного успокоился, — объясняет Квин, расстегивая наручники Энакина. — Брасс все же не хочет, чтобы с тобой, пока ты без наручников, кто-то находился наедине, после того, что случилось в хижине. Эйла вызвалась пойти со мной на случай, если… Ну…

— На случай, если я снова попытаюсь выцарапать тебе глаза? — предлагает Энакин со всей фальшивой смелостью, на которую сейчас способен.

Квинлан в ответ на это фыркает:

— Ага. Именно.

Он берет Энакина за запястье, медленно разворачивая грязную повязку. Это напоминает ему первую ночь, когда Оби-Ван обрабатывал его раны. Не то чтобы Энакин собирается рассказывать об этом Квину, конечно. То, что случилось между ним и Кеноби, это их личное дело.

— Я правда сожалею о том, что я тебя ранил, — вздыхает Энакин. — Я не…

— Уже неважно, — уверяет Квинлан. — Я уже тебя простил. Я понимаю, почему ты подумал, что тебе нужно сделать именно так.

Если бы Энакин не сидел сейчас, его колени подвели бы его, поддавшись облегчению, разлившемуся внутри после этих слов. До сих пор Квин был единственным, кто хоть как-то пытался понять его ситуацию. Даже у доктора Че терпения хватило только до момента, как он выразил свое нежелание говорить. Он знает, что они все думают, что ему стоило быть сильнее — что он должен был стараться лучше, чтобы сбежать. Что он не должен был сдаваться манипуляциям Кеноби с самого начала и что ему стоило понять, что этот мужчина из себя представляет, до того, как ситуация достигла такого размаха. Они винят его, и часть его хочет кричать о том, что это не его вина.

— Спасибо, Квин, — хрипло выдыхает Энакин. — Как мои собаки?

— Они в порядке, — отвечает Квин, протирая открытую рану на запястье Энакина антисептической салфеткой. — Сейчас они заперты в моем кабинете. Трипио держится, а вот другой… как его зовут?

— Ардва. Оби-Ван и я спасли его…

— Ардва все еще пытается сбежать. Полагаю, он хочет посмотреть на тебя. Он чуть не откусил мне руку, когда я нес его обратно в кабинет.

Энакин кривится:

— Извини. Он немножко слишком заботливый.

Квин фыркает:

— Я заметил. Я планировал присмотреть за ними, пока ты не встанешь на ноги, но тут приходила девочка с отцом, спрашивала, можно ли ей забрать их. Я сказал, что узнаю, но так как это твои собаки, то тебе и решать.

— Асока Тано? — Энакин обнаруживает, что интересуется с, наверное, жалкой надеждой в голосе. Лететь из Набу в Корусант довольно долго, и он не был уверен, что увидит девочку еще когда-нибудь, раз уж теперь он под охраной полиции.

— Так ты знаешь ее.

— Да. Она была нашей соседкой. Приходила, когда Пло был на работе. Она… наверное, ближе всего к понятию дочери, о которой я всегда думал.

Квин не отвечает на это, но смотрит на Энакина странным взглядом, который тот не может понять.

— Полагаю, это значит, что ты хочешь, чтобы она забрала собак?

— Это будет здорово, да, — бормочет Энакин и решает отбросить осторожность, спрашивая: — Можно ее увидеть?

— Не могу ничего обещать, но я спрошу у помощника Винду, если ты правда этого хочешь.

— Спасибо, Квин.

Оставшееся время они проводят в тишине. Энакин не сопротивляется, когда Квин снова надевает на него наручники и следует за Секурой к выходу. Но он не уходит, замирая в дверях, прежде чем повернуться к Энакину.

— Мне кажется, я задолжал тебе извинения, Скайуокер, — признается Квин.

— За что?

— За то… что подтолкнул тебя к Кеноби, наверное, — вздыхает Квин, смотря на свои ноги. — В день пресс-конференции я кое-что сказал, и, может, я слишком надавил на тебя и заставил делать что-то, чего ты не хотел. Я просто подумал, после всего, что случилось с Амидалой, может, это будет хорошо для тебя… А потом он оказался…

— Квинлан, — перебивается Энакин, и его грубый тон заставляет его бывшего напарника оторвать взгляд от пола. — Ты сделал все правильно, и ты ничего мне не должен. Мои решения, мои ошибки были моими собственными. Ты ничего не можешь с этим сделать. Не вини себя.

Квин улыбается с едва заметным облегчением:

— Спасибо, напарник.

— Всегда пожалуйста, Вос.

— Я узнаю, что мы можем сделать с Тано, — говорит Квин и выходит из камеры.

***

В следующий раз, когда дверь открывается, появляется взволнованное лицо Асоки. Винду стоит рядом, положив руку ей на плечо, но это ненадолго.

— Энакин, — выдыхает она, выпучив глаза, и Энакин чувствует, что задыхается, когда она вырывается из хватки Мейса и бежит к нему.

Если бы Энакин мог, он бы встал ей навстречу. Но вместо этого он нетерпеливо ждет ее. Когда она подходит ближе, она тут же прижимается к нему, обнимая его изо всех сил, несмотря на неловкую позу, в которой он сидит. Он утыкается лицом ей в шею и просто позволяет себе вдохнуть. Впервые с момента, как его заперли здесь, он почти может расслабиться. Он почти что чувствует себя в безопасности, в объятиях девочки, когда могла бы быть его дочкой.

Мейс неловко кашляет, привлекая их внимание. Он указывает на кресло перед Энакином, и Асока отпускает его, занимая положенное место. Энакин не тянется следом, когда она отходит, но он к этому очень близок.

— Я буду в коридоре. Постучи, когда захочешь выйти, — говорит Мейс и покидает комнату.

Между Энакином и Асокой повисает тишина, пока они просто смотрят друг на друга, пытаясь собрать мысли воедино. Так много всего случилось за такое короткое время, и они не уверены, что же происходит теперь. Энакин почти доволен, рассматривая ее. Темная кожа, длинные белые волос. И серо-голубое великоватое ей худи, которое, Энакин знает, она украла у Оби-Вана, скрывает ее в своих складках. Она всегда больше ценила функциональность, а не моду.

Энакин наконец нарушает тишину:

— Я рад видеть тебя.

— Я тоже рада тебя видеть, — говорит она, вытягиваясь через стол и беря руки Энакина в свои. — Я так рада, что ты в порядке!

— Все хорошо, Шпилька, — уверяет Энакин. — Не стоит волноваться обо мне. Ты сама-то как?

— Я увидела сюжет в новостях и не могла в это поверить. Я не была уверена, что Пло вообще разрешит мне приехать, а потом — что мне позволят увидеть тебя… Слишком много всего, понимаешь?

— Да.

Она кусает губу, глядя на их соединенные руки.

— Люди продолжают говорить мне обо всех тех ужасных вещах, которые сделал Оби-Ван, но, кажется, мне понадобится очень много времени, чтобы принять все это. Он был всегда таким теплым и добрым. Никогда не выглядел как человек, способный на то, о чем все говорят… — Ее взгляд возвращается к нему, пригвоздив к сиденью. — А еще похоже на то, что не только он меня обманывал.

— Шпилька…

— Нет, Энакин! Почему ты не сказал мне? Я думала, что ты типа нелюдимый парень Оби-Вана. Если тебя правда удерживали против воли, почему ты не сказал мне? Мы столько раз оставались наедине! Мы могли сбежать! Мы могли попросить о помощи!

— Он угрожал тебе, Шпилька! — перебивает Энакин, и Асока тут же замолкает. — Когда мы только приехали туда, он сказал, что убьет тебе, и Пло, и любого, кого я могу попросить о помощи. Я не могу рисковать вами, так что я решил выждать. А потом, когда я узнал тебя поближе, я со временем понял, что мне не нужна помощь. Я хотел остаться. Я был счастлив, Кеноби был счастлив, ты была счастлива. Как я мог все разрушить только потому, что все началось неправильно?

— Кеноби похитил тебя… — фыркает Асока. — Оби-Ван украл тебя и держал взаперти в той хижине, словно какую-то принцессу из сказки, только вот твой рыцарь в сияющих доспехах никогда бы за тобой не пришел, так что ты вместо этого влюбился в дракона.

Энакин ничего на это не отвечает, только, задумавшись, смотрит на стол.

— Ты винишь меня? — наконец спрашивает он.

Асока вздыхает, скрестив руки на груди, выпустив его ладони из своих и откидываясь на спинку кресла.

— Нет, — неохотно признает она. — Если бы была возможность, ты бы вернулся к нему?