— Ты, должно быть, Бейл Органа, — мурлычет Оби-Ван, и Энакин вздрагивает от его тона. — Очень рад наконец встретить тебя.

— Ты, — выдыхает Бейл, широко распахнув глаза. — Как ты… Как ты сюда попал? — Его взгляд мечется от кроватки к кроватке, но он слишком далеко, чтобы разобрать, что внутри.

— Будем считать, что я… находчивый, — пожимает плечами Кеноби. Кажется, он тоже заметил, на что обращено внимание Бейла, потому что он добавляет выразительное: — Не волнуйся о детях. Энакин довольно настойчиво просил их не трогать.

Бейл переводит взгляд на Энакина, прослеживая кровавую дорожку и открытую рану на его бедре. Он быстро складывает два и два — то, как Энакин защищал близнецов, его рану, полученную в процессе, — и, когда он снова встречает взгляд Энакина, в его глазах тускло сияет благодарность. Он делает шаг вперед, и Оби-Ван приказывает:

— Не подходи ближе!

Органа смотрит на пистолет, прижатый к шее Энакина, на его бледную кожу. Он явно разрывается между стремлением прийти Энакину на помощь и тем, чтобы послушаться Оби-Вана, угрожающего пистолетом.

— Ты в порядке? — спрашивает он, но Кеноби вмешивается прежде, чем Энакин успевает ответить.

— И не говори с ним! — добавляет Кеноби, притягивая Энакина еще — бесконечно — ближе. Энакин знает, что ему не нравится, когда его авторитет ставится под сомнение — ему не нравится присутствие Бейла. Он ведь только-только вернул себе власть над Энакином.

От повышенного тона Оби-Вана близнецы начинают хныкать, добавляя напряжения в комнате. Их вопли пробуждают нечто первобытное в груди Энакина, и он видит, как то же эхом отдается в Органе. Он отчаянно хочет их успокоить, но он застрял у двери.

— О, звезды, почему ты делаешь это? — стонет Бейл, и Энакин видит искреннее недоумение на его лице. Всегда существовала возможность, что Оби-Ван вернется за ним, но впервые Энакин понимает, что Бейл ни разу не думал, что это действительно произойдет. Он в самом деле верил, что если он сможет разрушить зависимость Энакина от Кеноби, то все закончится; что Кеноби не рискнет сунуться в гнездо гадюки, чтобы забрать своего любимого питомца. Бейл явно не знает Кеноби так хорошо, как Энакин. — Почему ты рискуешь всем, возвращаясь сюда?

— Думаю, это очевидно: я его люблю.

— Ты не любишь его, — шипит Бейл. — Если бы любил, то всегда бы хотел для него лучшего! А не той больной фантазии из твоей головы.

— Я и есть лучшее для него, — огрызается Оби-Ван; в его трясущихся руках дрожит дуло пистолета, прижатого к шее. Энакин уверен, что Бейлу никогда не удастся переговорить Оби-Вана. Все это может закончиться только либо их смертью, либо их побегом; Оби-Ван ни за что его не отпустит теперь, когда познал все, что так хотел. — А теперь отойди, Органа. Боюсь, мы с Энакином должны уйти.

Энакин также знает, что он не будет сопротивляться. Как бы Кеноби ни решил все закончить — это будет его судьба. Протест навлечет опасность на жизни всех находящихся в комнате, и на счастливый конец рассчитывать не приходится. Если Оби-Ван решить убить их обоих, Энакин хотя бы станет единственной жертвой.

— Ты заблуждаешься, если думаешь, что я позволю тебе увести его отсюда.

— Не вижу других вариантов для тебя. Ты правда хочешь его кровь на своей совести? Ты сможешь жить с этой виной на плечах?

— А ты смог бы? — бросает вызов Бейл. — Если ты так его любишь, смог ты убить его и жить дальше, зная, что именно ты прервал его существование?

Губы Оби-Вана кривятся в странной, горько-сладкой улыбке.

— Конечно нет. Но я ведь никогда не говорил, что он умрет один, верно? — Звук возводимого курка взрывается в тишине, повисшей после заявления Кеноби. — Последнее предупреждение, Органа. Отойди, или я убью его.

— Энакин, — говорит Бейл, меняя тактику. Он переводит отчаянный, умоляющий взгляд на Энакина. — Пожалуйста.

Энакин не выдерживает его взгляда, смотря в пол и расслабляясь в руках Кеноби. Однажды Бейл вспомнит эту встречу и поймет, почему Энакин принял такое решение.

— Пять, — рычит Оби-Ван, и Бейл испуганно таращит глаза.

— Четыре, — Энакину интересно, действительно ли так закончится его жизнь.

— Три, — он понимает, что отклоняется от пистолета так сильно, как только может при уверенной хватке Кеноби.

— Два, — и он поворачивает голову, утыкаясь носом в подбородок Оби-Вана и глубоко вдыхая. Знакомый запах успокаивает Энакина перед лицом смерти. Он определенно не хотел бы умереть вот так, но иногда нужно просто плыть по течению.

— Один…

— Подожди! — кричит Бейл, поднимая руки и сдаваясь. Они дрожат, замечает Энакин. Эта стычка разрушила даже невероятные спокойствие и решимость Бейла. — Пожалуйста, подожди.

— Отойди, Органа, — снова говорит Оби-Ван, и Бейл выполняет приказ, переступая на трясущихся ногах. Отходит от двери, позволяя Оби-Вану утащить Энакина за собой. Энакину неудобно, он все еще ощущает слабость в ногах из-за близости смерти, пока Оби-Ван держит его между собой и Бейлом, не позволяя тому задеть его, не задев сперва Энакина.

— Мне жаль, — мямлит Энакин, проходя мимо бывшего любовника. На ум, кроме этого, ничего не приходит.

— Мне тоже, — отвечает Бейл, и они уходят. Сначала в спальню, потом в холл. Органа не идет следом, не склонный еще больше испытывать терпение Оби-Вана и, скорее всего, желая успокоить детей после пережитых потрясений.

Только когда они добираются до лестницы, Оби-Ван ослабляет хватку на шее, перемещая руку на талию Энакина, и ведет его по ступенькам вниз, ласково приговаривая: «Сюда».

Они выскальзывают в дверь черного хода, добираются до задних ворот и находит ожидающий их мотоцикл службы доставки рядом с полицейской машиной, полной офицеров без сознания. Оби-Ван из кармана своей украденной формы выуживает ключ к маячку Энакина и быстро наклоняется, чтобы расстегнуть его, прежде чем усадить Энакина на байк. Энакин надевает предложенный запасной шлем, устраивается за спиной Кеноби и обвивает его талию руками. Мотоцикл, взревев, на секунду заглушает звук приближающихся сирен, и затем Оби-Ван отъезжает от дома. Они выезжают на дорогу, и Энакин понимает, что держится за Оби-Вана крепче, чем хотел.

Господи, как же он по нему скучал.

========== 32. ==========

Шесть месяцев спустя

Громкость музыки в ночном клубе давит Энакину на уши, синтетические мелодии эхом отдаются в замкнутом пространстве, а басы бьются где-то в ребрах. Разноцветные огни вспыхивают и вертятся, беспорядочно освещая запутанные тела толпы на заполненном танцполе. В воздухе пахнет потом, сексом и алкоголем; запахи раздражают нос Энакина и заставляют кривить губы в отвращении. Он никогда особенно не любил клубы — даже когда еще не был беглецом — предпочитая тихие бары, а не суеты танцполов, но он должен признать, что в анонимности, которую дарят эти места, есть что-то раскрепощающее. В темной комнате он — никто; он — кто угодно. Просто очередной мужчина, затерянный в море темных лиц.

Оби-Вану в клубах нравится именно это, теперь он знает. Быстрое развитие, обилие вариантов. Никто никогда не вспомнит, как ты выглядел, как долго здесь пробыл, что пил. Здесь так много имен, так много лицо — и так мало поводов для беспокойства. Никто не идет в клуб, чтобы запомнить, как он провел здесь время; вот почему все эти годы ему удавалось так легко уводить людей из клуба.

Даже сейчас никто из сидящих за столиками на балкончике, выходящем на танцпол, не замечает хищника среди толпы. Их лица напечатаны на постерах и ориентировках по всей стране, но остальные посетители все равно проходят мимо, даже не взглянув на них. Может, это заслуга внешних изменений, может, — тусклого света вокруг. Или, что более вероятно, по мнению Энакина, — того, что всем плевать.

Оби-Ван лениво потягивает дорогой бурбон, сидя вальяжно и расслабленно и качая головой в такт музыке. Энакин до сих пор не привык к его гладко выбритому лицу, но он должен признать, что так он выглядит моложе и свежее. В этой обстановке он абсолютно в своей тарелке, и Энакин понимает, как же ему удавалось так легко находить жертв. Никто не заподозрит в этом красивом человеке с легкой улыбкой ничего более настораживающего, чем парочка странных наклонностей.