***

— Что ты загадал? — спрашивает Энакин позже, когда они уединяются в своей палатке. Он опирается на локти, нависая над Кеноби с возбужденным блеском в глазах и яркой улыбкой на губах.

— Если я скажу, то оно не сбудется. Разве не так это работает?

— Да ладно тебе, Оби-Ван, — просит Энакин, тыча пальцем ему в грудь.

Оби-Ван на него не смотрит, и между ними на долгое мгновение повисает тишина, пока Энакин не решает, что Оби-Ван просто не хочет ему рассказывать.

— Я загадал это, — наконец произносит Кеноби мягко, словно признание, и касается ладонью щеки Энакина. — Ты, Асока и я, здесь, все вместе, так долго, как только возможно.

Энакин хмыкает, тронутый такой сентиментальностью.

— Это ведь довольно просто исполнить, Оби-Ван.

Только тогда Кеноби встречает его взгляд, и нечто в его глазах, в тоне его голоса останавливает смех Энакина.

— И ты, и я, мы оба знаем, что это не так, Дорогуша.

Энакин прекращает улыбаться, смотря Оби-Вану в глаза и видя там смятение. Искрящуюся правду. Ему приходится отвернуться, он сворачивается на груди Кеноби, избегая его взгляда и того, что он означает.

Иногда так легко притворяться. Так легко верить, что он обычный верный парень Оби-Вана, романтично проводящий с ним выходные дни в хижине. Он так долго играл эту роль, что иногда так легко забыть, что когда-то он был кем-то другим Иногда он даже не хочет вспоминать жизнь, которая была у него за пределами этих стен.

— Я бы хотел, чтобы это было правдой, — признается Энакин, произнося слова Оби-Вану в горло.

Руки Оби-Вана обнимают Энакина сильнее, прижимая к себе, и он упирается ему в голову подбородком. Оби-Ван гладит его по волосам, прежде чем ласково поцеловать в макушку.

— Я знаю, Дорогуша, — говорит он. — Я знаю. Я убью тебя прежде, чем позволю им забрать тебя, — горячо шепчет он Энакину в волосы, усиливая хватку до тех пор, пока не становится почти больно. В том кусочке, что остался от сердца Кеноби — яд, и собственничеством он отравляет его.

— Я никогда тебя не оставляю, — клянется Энакин. — Я обещаю. — Что бы ни случилось, я не покину тебя. Я всегда буду твоим.

Эти слова, кажется, хотя бы немного развеивают тревогу Кноби. Он ослабляет хватку, и теперь это больше похоже на объятие, а не на отчаянную попытку удержать. Энакин вздыхает, устраиваясь поудобнее и позволяя себе закрыть глаза.

Он засыпает, слушая стук сердца Кеноби и желая — так же горячо, — чтобы этот миг никогда не заканчивался.

========== 30. ==========

Проблема в том, что все меняется. Вселенная находится в постоянном движении, планеты вертятся вокруг звезд, которые в конце концов перестанут существовать. Ничто не застраховано от бега времени — и меньше всего хрупкое существование Энакина Скайуокера и Оби-Вана Кеноби в их хижине среди леса в Набу.

Летние месяцы проходят в мареве жары и смеха, Асока приходит к ним почти каждый день. Она привносит живость в их тихий дом, пересказывая истории своих школьных авантюр и медленного соблазнения своей одноклассницы Райо Чучи. Они сидят в обнимку около кострища, которое Асока убедила Оби-Вана выкопать во дворе, или лежат на крыше, глядя на звезды. В такие дни Энакин не перестает улыбаться, когда слышит эхо шагов Асоки в доме, когда собаки отправляются спать, вымотанные насыщенным событиями днем. И Оби-Ван доволен — он проводит ночи, занимаясь ласковой, нежной любовью с Энакином вместо шатания по корусантским улицам. В такие дни они близки к нормальности, близки к настоящей семье — как никогда.

Лето клонится к закату, и Асока и Оби-Ван снова уезжают в Корусант на время учебы. Дни становятся короче, а в воздухе едва уловимо ощущается приближающийся зимний холод. Энакину после летней жары это нравится, он кутается в одно из пальто Оби-Вана, наслаждаясь утренним кофе. В те дни, когда Кеноби нет дома, Энакину одиноко, но у него есть собаки, и с детским восторгом он наблюдает, как листья меняют свои цвета с зеленого на богатые оттенки красного, оранжевого и желтого. Он, Ардва и Трипио гуляют по лесу, и Энакина восхищает шелест опавшей листвы под ногами. Но в воздухе уже витает предвкушение, пока проходят эти осенние месяцы. Энакин знает, что будет дальше, и он не уверен, что готов к возвращению дней, полных тревоги, и ночей, окрашенных кровью.

И все-таки ничто не может оставаться неизменным, и Энакин еще не знает, что скоро будет оплакивать эти дни.

***

— Энакин, — зовет кто-то, кажется, из другой галактики. Это похоже на шепот, фоновый шум приятного сна, но следующие за этим толчки оказываются достаточно эффективны, чтобы разбудить его. Энакин недовольно ворчит, возится на кровати, насколько позволяет еще сонное тело, и посильнее кутается в одеяло. На это он получает только мягкий смешок от того, кто настойчиво беспокоит его в этот час.

— Энакин, — зовут снова, — тебе нужно вставать, Дорогуша.

Открыв один глаз, Энакин встречает взгляд Оби-Вана. Тот склоняется над ним, положив одну руку сбоку от ладони Энакина и ласково улыбаясь. Свободной рукой он перебирает пряди Энакина, заставляя его низко застонать.

— Еще же даже не рассвело, — скулит Энакин, пытаясь натянуть одеяло на голову, пока Оби-Ван не ловит его руки, останавливая движение — слишком рано.

— Я знаю, — отвечает Оби-Ван, — но сегодня особый случай, так что, думаю, ты можешь сделать исключение ради одного раза.

— Что за особый случай требует такого раннего подъема?

— Увидишь, — шепчет Кеноби, ласково целуя Энакина в губы. Такому прикосновению он рад больше, чем толчкам до этого, так что Энакин не отворачивается, подается навстречу и, когда Кеноби отстраняется, тянется следом.

— Видишь? — спрашивает он, самодовольно ухмыляясь, когда Энакин, наконец, открывает глаза. — Ты уже почти проснулся.

Он прав, к огромному сожалению Энакина. Пытаясь продлить поцелуй, он сел, и одеяло сползло на бедра, открыв его голую грудь и позволяя холодному воздуху коснуться ее.

— Ты жульничал, — дуется он.

— Все честно, Дорогуша, — говорит Оби-Ван. — А теперь пойдем.

Уже почти выбравшись из постели, Энакин не видит другого пути, кроме как встать полностью и последовать за Оби-Ваном в гардеробную. Тот уже одет в теплое пальто и шарф, но на Энакине только его белье и ошейник. Его кожа покрывается мурашками, пока он наблюдает, как Кеноби просматривает их вещи, выбирая для Энакина фланелевую рубашку с длинными рукавами, джинсы и другое теплое пальто, а Энакин тянется к ошейнику, чтобы расстегнуть его, но Оби-Ван перехватывает его руки.

— Оставь его, только на сегодня, — просит он, и Энакин чувствует, как в удивлении приподнимает брови. Кеноби никогда не заставлял его покидать хижину в ошейнике, обычно он настаивает на том, чтобы снимать его, если есть малейший риск столкнуться с посторонними людьми. Даже когда с ними Асока, ошейник отправляется в свою коробку на прикроватной тумбочке, потому что они точно знают, что их наклонности определенно вызовут у нее вопросы. — Воротник пальто его скроет, — настаивает Кеноби, и Энакин осознает, что кивает, соглашаясь, несмотря на то, что голос в голове говорит ему, что это все-таки ужасная идея.

На стойке внизу его ждет чашка кофе, но завтрака нет. Оби-Ван держит в руках дорожную кружку, снимает ключи с крючка за чашками и выводит Энакина на улицу.

— Нам нужно собрать собак? — спрашивает Энакин, обеими руками держа чашку с кофе, пока Оби-Ван ведет его по лестнице на крыльце, придерживая за поясницу.

— Не сегодня, — шепчет Оби-Ван, открывая пассажирскую дверь, когда Энакин оказывается близко к ней. Часть него разочарована тем, что поведет не он, но Кеноби все-таки разрешал ему рулить — всего лишь несколько раз за прошедший год. По его словам, Энакин водит «беспокойно» и «опасно». Энакин же думает, что его просто слишком впечатляет мысль о том, на что способна машина с умелым водителем за рулем. — Сегодняшний день — только для нас, — продолжает Кеноби, когда Энакин забирается на сиденье.