— Мне жаль, что мы не нашли тебя раньше, — произносит она, невесомо проводя пальцами по шраму, пересекающему ключицу.

Энакин пожимает плечами, обрывая прикосновение.

— Вы ничего не могли сделать.

Она не выглядит особенно убежденной, но уступает его невысказанному желанию не говорить больше об этом. Вместо этого Бреха помогает ему забраться в ванную, закатав рукава и принимаясь за старое, знакомое занятие, намыливая ему волосы. После долгих часов, проведенных в камере, ее пальцы в волосах — это прекрасно, и это первый добровольный контакт после короткого визита Асоки. На самом деле к тому моменту, как Бреха заканчивает смывать пену с его кудрей, мысли Энакина уже плавают в приятном тумане, а сам он едва ли не мурлыкает под ее пальцами.

— Приятно видеть, что кое-что не меняется, — ласково произносит Бреха, гладя его по волосам еще раз, прежде чем дотянуться и перекрыть кран.

Он вытирается насухо, и его ждет одежда Бейла для сна. Тот выше и плотнее Энакина, так что вещи висят мешком. Стресс от всего происходящего наконец дает о себе знать, теперь, когда ему удалось сбежать из бесконечного напряжения участка. Усталость тяжелым грузом наваливается на плечи, и у Энакина закрываются глаза, когда он выходит из ванной обратно в спальню. Он не хочет ничего, кроме как рухнуть на огромную хозяйскую кровать и упасть в объятия сна, но Бреха перехватывает его раньше и подводит к двери, ведущей в комнату близняшек.

— Еще рано, Энакин, — говорит она. — Мы бы хотели, чтобы ты сначала встретился кое с кем.

Кое-кто, как обнаруживает Энакин, это два маленьких ребенка в соседней комнате, спящих в собственных кроватках. Бейл стоит за ними, бережно проводя ладонью по маленьким головкам детишек, и мягко улыбается подошедшим Брехе и Энакину.

— Энакин, — объявляет он, понизив голос, чтобы не разбудить детей, — мы бы хотели познакомить тебя с Леей и ее братом-близнецом Люком.

Энакин медленно подходит ближе, заглядывая через край одной из кроваток, чтобы посмотреть на ребенка. Конечно же, Энакин видел детей и раньше, но по какой-то причине дочь Бейла выглядит меньше и, возможно, хрупче, чем другие. Совсем крошечная, она спокойно и умиротворенно спит, а темные волосики на ее головке растрепались. Мальчик, Люк, спит беспокойно, и его веки дрожат от снов, которые он видит. Его волосы светлые, в отличие от сестры.

— Они прекрасны, — говорит Энакин, искренне улыбаясь. — Мои поздравления.

Они благодарят его, но что-то в их взглядах его смущает. Они, кажется, чего-то ждут, пока он рассматривает детей, но он не может понять, чего же именно. Может, узнавания? Но почему?

— Должно быть, тяжело растить близняшек, — добавляет он, не зная, что еще сказать. Молчание Бейла и Брехи быстро становится нервирующим.

— Мы их, честно говоря, усыновили, — отвечает Бейл, подходя ближе и кладя ладонь Энакину на плечо. Ему это не нравится; Бейл так делает, только когда собирается сказать нечто такое, что, как он осознает, Энакину не понравится. — Энакин, ты знал, что Падме была беременна до того, как ты пропал?

Ответ отрицательный, и он бы обязательно сказал об этом Бейлу, если бы его мозг не закоротило от такой новости. Его молчание должно быть достаточным ответом, потому что Бейл сжимает его плечо, пытаясь оторвать его от размышлений, прежде чем продолжает:

— Последнее, что я слышал, прежде чем ты исчез, что она думала о том, как рассказать тебе.

— Как?.. — Энакин задыхается, и звук получается громче, чем он предполагал, потому что Бейл и Бреха выводят его обратно в спальню, закрывая дверь.

Они садятся на край кровати, усаживая его между собой.

— Она говорила про вечеринку за пару месяцев до твоего исчезновения?

Думая об этом, он вспоминает ту ночь. Смутно. Праздник, организованный общим другом, по причине, размытой алкоголем, которая привела к их встрече. Слишком много выпитого, снова вспыхнувшие старые чувства и то, что они оказались в одной постели — абсолютно ужасная идея, результатом которой стали двое детей, спящих в соседней комнате. Детей Энакина.

Та вечеринка случилась примерно за три месяца до его исчезновения; его детям должно быть около шести месяцев. Он пропустил их первый вздох, первые дни дома, бессонные ночи, приходящие вместе с ранним детством.

Он не позволяет себе думать о том, что значит отсутствие Падме. Когда они верили в возможное совместное будущее, они обсуждали то, что у них будут дети. Падме хотела усыновлять, упоминая риски рожать самой, связанные с историей семьи, и Энакину не нужно говорить, что она не вернется к Люку и Лее. Но что более важно…

— Я никогда их не узнаю, так ведь? — спрашивает Энакин у Бейла и Брехи, пока они укладывают его между собой.

— Если ты согласишься принять помощь, — тихо говорит Бейл, — если ты пройдешь через программу и научишься снова жить самостоятельно, может быть, мы сможем разработать расписание визитов. Но нет, Энакин, ни один суд в мире не даст тебе опеку.

Энакин ценит его честность, даже если горячие слезы жгут глаза. Он не хочет быть банальным. Но этот сюрприз нарушил его планы. Он намеревался исчезнуть с Оби-Ваном, как только тот его найдет, сбежать и никогда не оглядываться, но теперь кое-что привязывает его к этому месту. Мысль о том, чтобы оставить детей, пугает его теперь, когда он знает об их существовании, но жизнь без Кеноби пугает его так же сильно.

Ну и какого черта ему теперь делать?

========== 24. ==========

Энакин когда-то думал, что новизна секса для Оби-Вана пройдет после первых пары недель. То, что он берет Энакина практически на каждой возможной поверхности в доме, по-видимому, пытаясь пробраться в самое его существо, определенно должно его в конечном итоге измотать. Но, кажется, дело обстоит иначе, когда они оба изо всех сил пытаются восстановить дыхание; Энакин ногами обвивает талию Оби-Вана, а тот придерживает его за бедра, спиной вдавливая в дерево, сминая пальто и рубашку. Какая-то маленькая часть сознания Энакина переживает, что он будет до конца своей жизни вынимать занозы из спины.

— Мы же выгуливали собак, — выдыхает он, когда Кеноби, наконец, опускает его, и кривится от ощущения влаги, скользящей по бедру, натягивая джинсы. — Есть такая штука, как чрезмерная спонтанность.

Оби-Ван, приводивший в порядок одежду, смеется на это замечание, когда Энакин опускает его с небес на землю, и прислоняется к дереву, в которое только что его втрахивал. — Нет ничего плохого в свежем воздухе, Дорогуша, — говорит он и делает глубокий вдох, будто подтверждая свои слова.

Зима только начала идти на спад, уступая место теплой весенней погоде. Вместе с повышением температуры и просыпающейся от зимней спячки жизнью новое время года изменила и поведение Оби-Вана. Он теперь более расслаблен, дружелюбен, очевидная напряженность покинула его тело, когда он оставил позади тяжесть зимы и воспоминания, с нею связанные. Иногда, когда они отдыхают вместе, потягивая любой алкоголь, что есть у Кеноби, пока тот проверяет работы студентов, Энакин почти может представить,что последних месяце никогда не было. Он смотрит на Оби-Вана, притворяясь, что они снова в их неудобных квартирах, а он просто заглянул пропустить по стаканчику после работы. Конечно, эти фантазии не длятся долго, потому что неустанный напор Оби-Вана отвлекает его от проверки, притягивая внимание к чему-то более приятному. И все же такие перерывы, позволяющие оторваться от реальности, помогают Энакину сохранить рассудок с тех пор, как их взаимоотношения изменились.

Здесь, в хижине, в компании с Кеноби и собаками было бы легко полностью потерять контроль. Было бы так легко просто пустить все на самотек и тонуть в каждой прихоти Оби-Вана. Но моменты, когда он вспоминает, помогают не захлебнуться. Они толкают его иногда бороться, даже если он знает, что это бесполезны усилия против накрывающих с головой волн. Оби-Ван не возражает, наслаждаясь неожиданными препятствиями, когда он подчиняет его себе — когда приковывает наручниками к изголовью кровати и наблюдает, как он корчится, пока не ослабевает настолько, что сил на сопротивление не остается. Это отвратительно странная и беспроигрышная для обеих сторон ситуация.