Энакин садится рядом с Оби-Ваном, позволяя притянуть себя ближе, пока они смотрят на набухшие почки на ветвях сверху.

— Как думаешь, насколько далеко собаки убежали, когда мы… отвлеклись?

— Думаю, зависит от того, насколько смелым Трипио чувствует себя сегодня, — задумчиво произносит Кеноби. — Обычно именно он решает, как далеко они уйдут.

— Справедливо.

На пару секунд они замолкают, наслаждаясь видами и звуками весны. Лес только начал просыпаться, живность постепенно выходит из спячки, пока растения потихоньку расправляют листики. Энакин никогда не был в таком диком месте, и он осознает, что очарован качанием ветвями с бледной листвой и яркими почками, когда ласковый весенний ветерок колышет их.

— Я не был здесь несколько лет, — признается Оби-Ван, кладя голову на плечо Энакина. — Ни разу с того момента, когда мы последний раз были тут с семьей. Точнее, с тех пор, как умер Квай-Гон.

Энакин понимает, что рассеянно гладит Оби-Вана по голове, радуясь обычной близости.

— Кажется, ты все еще довольно неплохо помнишь окружающую местность.

— Пришлось выучить. Квай-Гон до смерти боялся, что мы уйдем слишком далеко от дома и заблудимся. Эти леса очень опасны без должной подготовки.

— Можешь мне не рассказывать, — шепчет Энакин, вспоминая, как много недель назад, потерянный, провел холодную ночь в лесу. — Однажды ты научишь меня.

Он чувствует, как Оби-Ван медленно кивает, и заторможенность и усталость эхом отзываются в теле Энакина. Похоже, спонтанный секс вымотал их куда больше, чем они думали.

— С радостью, мой дорогой, — отвечает Оби-Ван, а после снова становится тихо. Энакин чувствует, как засыпает, но прежде чем отключиться, слышит тихие слова Кеноби: — Я рад, что я здесь, с тобой.

***

Первый выстрел ошарашивает их, вырывая из дремоты, но еще не пугает по-настоящему. В конце концов, это может бы всего лишь охотник, забредший слишком близко к хижине в погоне за животными. Нет, от второго выстрела, поднимающего их на ноги, страх закручивается в груди, когда вслед за гулом слышится безошибочно определяемый визг раненого животного.

— Трипио? — зовет Оби-Ван. — Ардва?

Энакин даже не ждет ответа, срываясь и убегая в лес, следуя за звуком полного боли скулежа, который эхом отдается в деревьях. Кеноби догоняет его через мгновение, а после бежит с одном темпе, явно недовольный, что тот убежал один. Сердце Энакина бьется где-то в горле, лишая возможности говорить, сглатывать или даже глубоко дышать. Есть только стук, громкий и бесконечный. Оби-Ван на бегу продолжает звать собак, но никто не отзывается. Если одна из них ранена, то, скорее всего, другая ни за что от нее не отойдет. Они были рядом все эти месяцы после знакомства, неразлучные в свои лучшие дни. Энакин подозревает, что сейчас наступили плохие.

— Трипио! Ардва!

Пробираясь через особенно плотные заросли, Энакин замечает псов: Ардва, готовый к защите, нависает над подозрительно спокойным Трипио. Его шерстка стоит дыбом, и он пристально куда-то смотрит — до того, как Оби-Ван отталкивает его в сторону и панически кричит:

— Энакин! Осторожнее!

Раздается третий выстрел, и кровь Оби-Вана брызжет на ветви, когда пуля проходит ровно там, где только что стоял Энакин. Если бы не быстрая реакция Кеноби, он бы точно был бы мертв. Они оба падают на землю, Оби-Ван держится за плечо. Кровь сочится из-под пальцев, капая на еще жухлую траву. Он все еще жив, слабо рычит от боли, но самостоятельно двигаться он теперь не способен. Четвертый, пятый и шестой выстрелы попадают куда-то рядом с ними, поднимая брызги грязи и заставляя разлетаться щепки, когда пули врезаются в землю или в кору деревьев позади.

Энакин после теряет счет выстрелам, больше фокусируясь на том, чтобы вытащить себя и Оби-Вана в безопасное место до того, как их преследователю снова улыбнется удача. Он не хочет оставлять собак на волю судьбы, не может смириться с мыслью о том, что они останутся без защиты, но кровь Кеноби запачкала уже руки их обоих, и по опыту работы в полиции он знает, что иногда приходится выбирать, даже если хорошего варианта нет. Так что он по-прежнему остается внизу и вытаскивает их из-под огня, таща Оби-Вана за собой, скрываясь за достаточно крупными выступающими каменистыми образованиями. Энакин думает, что единственное хорошее в том, что пули ударяются в другую сторону камней, — то, что никто не стреляет по собакам. Очевидно, он и Оби-Ван — куда более привлекательные цели.

Пока они ждут, что нападающий сделает следующий шаг, Энакин снимает с Оби-Вана шарф, каким-то образом удержавшийся на шее, и обвязывает им его плечо. Кеноби стонет, напрягается, будто собираясь вот-вот оттолкнуть Энакина, но в итоге только цепляется пальцами за запястье Энакина в почти болезненной хватке. И хотя пули не задели ничего жизненно важного — Кеноби дышит без затруднений и не теряет кровь быстрее, чем должен, — он ранен, а они застряли за этими чертовыми камнями до тех пор, пока стрелок не решит, что делать дальше.

— Стрельба… ведется с дороги, — с трудом выговаривает Кеноби сквозь сжатые зубы, и Энакина бы впечатлило то, как обостренно тот ощущает направления в лесу, если бы не факт того, что Оби-Ван истекает кровью под ладонью Энакина прямо сейчас.

— Заткнись, — шипит он в ответ, чувствуя, как растет паника от осознания, что звуки стрельбы прекратились. Напавший решил драться с ними? Энакин не в форме; он не уверен, что сможет их защитить, если дело дойдет до драки, особенно при наличии у противника пистолета. Если все к этому идет, он чертовски уверен, что будет сражаться до последнего, даже если это всего лишь замедлит нападающего. Ему придется иметь дело с Энакином, если он хочет причинить Кеноби больший вред.

Несмотря на решимость, он чуть не плачет от облегчения, когда слышит, как заводится двигатель машины. Кеноби был прав: стреляли с дороги. Шины скрипят, когда нападавший уезжает, очевидно, решив, что предупредительных выстрелов было достаточно, что его сообщение доставлено. Он вернется — в этом сомнений нет, — но его временное отступление дает Энакину столь необходимое время, чтобы помочь Оби-Вану и Трипио. Если последний вообще еще жив.

Он не понимает, что бормочет бесконечное «нет, нет, нет, нет», пока Оби-Ван не сжимает его запястье так сильно, что чувствуется кость, заставляя очнуться от собственных мыслей и взглянуть на него. Кеноби поднимает свободную руку, затягивая шарф, чтобы тот удержался на месте, когда отталкивает руку Энакина.

— Я буду в порядке, — говорит он с отчасти ободряющей улыбкой. Он бледен — даже больше, чем обычно, — от стресса и потери крови. Его рука, держащая Энакина, дрожит. — Иди проверь Трипио и Ардва.

Энакин совсем не хочет оставлять Оби-Вана одного, но ему не нужно повторять дважды. Теперь, когда опасность прошла, страх за жизни его питомцев возвращается. Поднимаясь, он зовет их, выходя из убежища за камнями, чтобы их найти, но не получает ответа.

— Ардва? Трипио?

Обнаружив их, он видит, что они оба не двигаются. Единственное, что изменилось, — это то, что внимание Ардва теперь приковано к Энакину, а не к нападающему. Он настолько взбешен, что, кажется, не узнает собственного хозяина, оскалившись и вставая на защиту Трипио, когда Энакин подходит ближе. Энакин шепчет, подбираясь к ним, стараясь успокоить. Он не решается подойти так, чтобы Ардва смог достать до него своими зубами, пока не будет уверен, что тот ему позволит, потому что все еще помнит крик Саважа той ночью.

Уже ближе он видит, как медленно поднимается и опускается грудка Трипио. Пес жив, и кажется, что огромная гора свалилась с плеч. Он честно не знает, что бы он делал, если бы Трипио погиб — если бы он не смог защитить свою пушистую семью так же, как и истекающего кровью Оби-Вана.

Ардва наконец отступает, позволяя Энакину осмотреть Трипио, пока сам слоняется вокруг. Трипио, судя по его пугающему спокойствию и тихому скулежу, который Энакин слышит, подобравшись ближе, отделался царапиной, и все на самом деле только выглядит так страшно. Энакину интересно, хотел ли нападавший убить собаку или ранил ее, только чтобы заманить на линию огня Энакина и Оби-Вана.