Он захлебывается солоноватым, горьким вкусом на языке, изо всех сил стараясь вырваться из хватки Оби-Вана, скинув его руку с головы. Тот позволяет ему только выпустить член изо рта, а следом ловит снова, зажмурившись и кончая, выплескивая оставшуюся сперму Энакину на щеки и переносицу.

Долгое молчание между ними нарушается только тяжелым дыханием Оби-Вана, и Энакин не смеет двигаться, чтобы не ухудшить свое состояние.

— Не двигайся, — наконец говорит Кеноби под шуршание какой-то ткани, а после Энакин чувствует, как что-то касается его лица, стирая следы оргазма Оби-Вана. Он распахивает глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как Оби-Ван отбрасывает свою грязную рубашку и и теперь сидит с голым торсом, покрытым тонкими дорожками пота.

— Поднимайся, — неразборчиво говорит он, тянет Энакина с пола и усаживает снова к себе на колени. Втягивая Энакина в глубокий, влажный поцелуй, он скользит рукой под резинку штанов Энакина, надавливая на очертание его возбужденного члена, пальцами касаясь влажного пятна, расплывающегося на ткани. — Ты так стараешься для меня.

Энакин задыхается, когда Оби-Ван окончательно высвобождает его член, оттянув резинку, и проводит по нему в том же медленном ритме, в котором до этого вел Энакина. Он кусает Энакина в шею, водя рукой, шепчет ему на ухо ласковую похвалу и непристойные обещания грядущего. Приходится закусить губу, чтобы не застонать, когда Оби-Ван тщательно и детально описывает, как бы хотел взять Энакина, как бы он трогал его, как бы почувствовал его, как бы Энакин чувствовал внутри его…

Разрядка наступает незаметно, резко обрушиваясь на него, когда он думает, что знает, как оттянуть этот момент. Он хнычет Оби-Вану в грудь и безвольно обмякает в его руках, не волнуясь о сперме, застывающей между ними. Шершавые пальцы рассеянно играют его волосами у основания, пока он тяжело дышит Кеноби в горло; тот продолжает бессмысленно бормотать о том, как Энакин хорош. Вот только Энакин не чувствует себя хорошо.

С трудом открыв глаза, он поднимает голову и видит, что Оби-Ван глядит на него, чуть прикрыв глаза. Взгляд собственнический и обожающий, но чудовище внутри него пока что сыто. В следующий раз ему захочется большего, и как бы Энакин ни сомневался в своем желании дать ему требуемое, еще больше он сомневается в своей способности ему отказать. Как бы отвратительно ни было это признавать,но теперь он принадлежит Оби-Вану — больше чем когда-либо прежде. Раньше он был собой. Он был Энакином Скайуокером, детективом Корусантского полицейского управления и пленником Оби-Вана Кеноби. Но больше он не может называться так. Теперь он сообщник, партнер, его судьба тесно и неразрывна переплетена с судьбой Оби-Вана. Побег больше не выход — перестал быть выходом уже давно, если быть честным с самим собой.

Пульсирующее, сосущее ощущение внутри просыпается снова, когда Оби-Ван шевелится под ним, пытаясь встать. Энакин хочет вцепиться в него, начать умолять не уходить, но вместо этого он замыкается в себе, цепляясь пальцами за свою испорченную рубашку, и ждет, что будет дальше.

Оби-Ван отходит от него, открывает входную дверь, и собаки вбегают в дом. Энакин наблюдает за всем происходящим со странным чувством отстраненности. Он даже не вздрагивает, когда Кеноби возвращается и поднимает его на руки. Тот произносит какие-то слова, Энакин чувствует его бормотание по гудению в области его ребер, пока тот несет его в их спальню, но ему не удается четко различить хоть что-нибудь. Все, что он может, это спокойно сидеть на матрасе там, куда его посадил Кеноби, сняв с него испорченную рубашку и запачканные штаны и беспечно бросив их на пол. Со своими штанами, запятнанными еще и брызгами крови, Оби-Ван делает то же самое, и Энакин рассеянно замечает, что тот сидел на диване прямо так. Энакин сидел на нем прямо так.

В конце концов Оби-Ван ложится к нему, утягивая Энакина под одеяла и прижимая его к себе. Он шепчет какие-то нежности и ласково гладит его, пока усталость не вынуждает его погрузиться в сон.

Боль от пустоты внутри становится немного меньше.

========== 18. ==========

Судя по теплому свету, льющемуся из окна, и напряжению в мышцах, на дворе, должно быть, уже почти полдень, когда Энакин наконец просыпается. Само по себе это не плохой знак. В связи со стрессом последних дней это был только вопрос времени — когда же усталость накроет его с головой. Странно то, что Оби-Ван его не разбудил. Обычно тот поднимал Энакина не позже десяти, скрупулезно следуя их расписанию и поддерживая своеобразную рутину. Кеноби, как Энакин уже выяснил, очень зависит от своих повседневных дел.

Он вытягивает руку в поисках своего соседа по кровати, но натыкается только на пустые остывшие простыни, где лежал Оби-Ван. Перекатившись, Энакин хмурится, задаваясь вопросом, куда же подевался Кеноби, пока не натыкается взглядом на записку на прикроватном столике. Требуются серьезные усилия, чтобы вытянуться достаточно, чтобы дотянуться до нее, чувствуя огромное желание просто растянуться на простынях и насладиться этими редкими мгновениями наедине с собой, но ему наконец удается подцепить записку со столика.

«Энакин,

Я уехал довольно рано, так что я решил не будить тебя до моего возвращения. Я должен отвезти нашего друга в Корусант, пока не натворил еще большего беспорядка в подвале. Собаки накормлены, но, скорее всего, придется их выгулять, как проснешься. В холодильнике для тебя завтрак, пожалуйста, поешь. Я знаю, вчера ты мало ел из-за тошноты. Вернусь, как только смогу.

С любовью,

Оби-Ван.»

Энакин стонет от упоминания вчерашнего дня, комкая записку в руке и бросая ее, смятую, на пол, когда накатывают воспоминания. Тогда его действия казались хорошей идеей, но теперь, вдали от магнетического присутствия Оби-Вана, он поверить не может в то, что натворил. Худшее во всем этом, по его мнению, то, что он даже не удивлен. В конце концов это обязательно случилось бы. Прямо с того момента, как Оби-Ван впервые поцеловал его, Энакин знал, что это только вопрос времени. Неважно, как часто он говорил себе, что этому не бывать.

Все дело в том, что месяцами он не видел никого, кроме Оби-Вана и Асоки. При таком узком круге общения он бы не смог противиться намекам Оби-Вана слишком долго. Так что нет, он не удивлен — просто разочарован в себе из-за того, что сдался так быстро, когда Оби-Ван был запачкан кровью и почти буквально пах смертью.

Выбравшись из безопасного укрытия одеял, Энакина бредет вниз, чтобы проверить собак. Они полны энтузиазма из-за долгожданной прогулки — Оби-Ван уехал довольно рано. Энакин мимоходом думает, что стоит узнать у Кеноби насчет возможности сделать дверцу для собак в дальнейшем. И хотя есть опасность того, что они могут убежать слишком далеко, так у них хотя бы будет возможность свободно выходить и приходить, когда захочется, а не ждать, пока кто-нибудь их выпустит.

Он стоит на крыльце, глядя на лес, совсем как вчера вечером. В первые несколько недель тишина почти выводила Энакина из себя, потому что он привык к шуму и суете городской жизни. Теперь же он жадно вдыхает свежий воздух, широко потягиваясь и успокаиваясь от шелеста веток на ветру и звуков возни собак в сухих зарослях. Он возвращается в прихожую, чтобы взять пальто Оби-Вана и его ботинки, прежде чем выйти из дома и спуститься на подъездную дорожку навстречу собакам.

Они следуют за ним, когда он медленно бредет вдоль дорожки, никуда намеренно не собираясь. Ему не посчастливилось осмотреть все вокруг, когда Оби-Ван только привез его сюда, потому что он был связан на заднем сиденье его машины, а теперь им овладевает любопытство. Из-за того, что Кеноби постоянно крутился рядом, у него не было возможности исследовать что-то вдали от хижины. Так что он принимает долгосрочное отсутствие Кеноби за шанс размять ноги и подумать. Движение всегда помогало его беспокойному уму, а когда ты заперт в хижине, его не так уж много.

Потрескивание гравия под ногами служит ритмичным фоновым звуком прогулке Энакина с собаками. Смотреть особо не на что, потому что большая часть животных впала в спячку на зиму, но пару раз он улавливает движение каких-то древесных зверушек в ветках. Ардва гонится за ними, воодушевленно тявкая, но его маленькие ножки не могут бежать так же быстро, как его возможная добыча, и он возвращается обратно через пару мгновений, вывалив язык из пасти. Трипио не отходит от Энакина, следуя за ним и смотря на своего младшего собрата взглядом, напоминающим собачье разочарование, каждый раз, как тот возвращается после своих преследований.