Его сердце сжимается от мысли, что они трое останутся здесь, погибать в этой хижине, и, прежде чем он осознает, он вскакивает на ноги в поисках выхода из ванной. В идеальном мире он бы просто выбил дверь, как его и тренировали. Но дверь в ванную открывается внутрь, и Энакин скорее сломает себе ногу, нежели сможет действительно выбраться, даже если попытается. Однако есть другой вариант.

Раз дверь открывается внутрь, то Энакин может легко добраться до петель, если решит заняться ими. У Энакина много талантов, и, хотя у него никогда не было особых успехов в школе, у него есть бесконечный запас практических навыков, которые оказались неоценимыми во время его службы. Он может собрать компьютер из хлама, завести машину без ключа и, о да, Энакин Скайуокер может снять дверь с петель. Все, что ему нужно, это подходящие материалы.

Здесь есть отвратительная деревянная фигура рыбы, прикрепленная к стене; Энакин неделями пялился на нее, стараясь заснуть в ванне. Он подходит к украшению, пытаясь увидеть, на чем оно держится. Если повезет, то там окажется своеобразный крюк, с помощью которого оно крепится к гипсокартону. Если бы Энакин только мог добраться до него…

Рыба отрывается от стены с вызывающим смутное удовлетворение облачком пыли из штукатурки и гипсокартона, но там же, конечно, обнаруживаются крюки, на которых она изначально держалась. Очистив один из них, он идет к двери, забирая сомнительное украшение с собой. Оно совершенно не похоже на молоток или отвертку, но должно сработать. Его руки в порезах от случившегося разрушения, потому что рыба и крюк разодрали его кожу в кровь.

Он помещает крюк под петлю, надавливая на рыбу до тех пор, пока шарнирный болт не сдвигается настолько, чтобы Энакин мог взять и выкрутить его. Серьезно, почему он не додумался до этого раньше? Хотя на самом деле Оби-Ван бы точно услышал шум и не позволил бы ему закончить. Это веская причина, наверное. Неважно.

Он повторяет действия с другими петлями, и поскольку теперь дверь ни на чем не держится, ему нужно только пару раз хорошенько дернуть за ручку, чтобы выбить стул и перевернуть дверь. Энакину приходится отойти, чтобы его не задело падающей дверью, но короткая вспышка беспокойства стоит новообретенной свободы.

Снаружи обнаруживаются Ардва и Трипио, с любопытством глядящие на то, как Энакин выкарабкивается из ванной, переступая через устроенный беспорядок. Они приветственно виляют хвостами, когда он гладит их, размазывая по шерсти кровь и пыль. Ни один из них не обращает на это внимания в борьбе за ласку Энакина. За окнами все еще темно, а это значит, что Кеноби отсутствует еще даже не полный день. Столько паники из ничего.

Вздыхая, Энакин идет вниз вместе с собаками. Трипио разорвал брошенную в гостиной подушку — первый приступ, вызванный тревогой, с тех пор, как они приехали сюда. Очевидно, не только Энакина взволновало отсутствие Оби-Вана. Входная дверь закрыта только на защелку, так что Энакин открывает ее и надевает зимнюю куртку Кеноби, которую тот стал оставлять на крючке у двери. Ардва и Трипио не терпится выйти наружу, и они вылетают во двор, чтобы размять лапы и сходить по своим делам, пока Энакин стоит на крыльце и обдумывает варианты действий.

Оби-Ван обещал вернуться утром. Энакин мог бы пойти и сейчас, и, возможно, он добрался бы до города до его возвращения. Он мог бы попросить помощи, полиция бы дождалась прибытия Кеноби. Это жизнеспособный вариант и вполне привлекательный. Ну или хотя бы должен таким быть. Энакину бы стоило уцепиться за возможность сбежать, но на улице довольно холодно. Даже сквозь плотную куртку Кеноби он чувствует жалящие прикосновения зимнего холода. Каждый выдох остается в воздухе облачком пара, и значит, прогулка будет долгой.

Он мог бы попытаться сбежать или… он мог бы просто подождать. Должен быть другой вариант, кроме похода по горе. Он мог бы забрать собак в дом и свернуться на диване с ними, смотря прилипчивую рекламу до возвращения Кеноби, а потом придумать более легкий вариант побега — потом, не посреди ночи на холоде. Это действительно звучит гораздо лучше, чем отморозить себе задницу, и не имеет абсолютно никакого отношения к смутному чувству вины, появившемуся от перспективы окончательно обмануть доверие Оби-Вана.

Так что он свистом подзывает собак, запуская их в дом и заходя следом. Он не сдается; он лишь ждет лучшую возможность. Однажды Энакин сбежит отсюда. Но все-таки сейчас его ждет распотрошенная подушка, которую стоит убрать, и телевизор, который стоит посмотреть.

***

Звук подъезжающей машины будит его, оповещая о возвращении Оби-Вана. Собаки соскальзывают с него и спрыгивают с дивана, лая по пути к входной двери. Энакин, все еще сонный, идет гораздо медленнее. Без Кеноби он толком не спал, но он старается не слишком задумываться над этим.

Когда собаки выскакивают за дверь, Оби-Ван уже вышел из машины и стоит, оперевшись на закрытую дверь, зажав сигарету в зубах, видимо, только прикурив в утреннем свете. Энакин не видел его курящим, за исключением пары раз, с тех пор, как они приехали в хижину, и это позволяло думать, что это не регулярная привычка. На самом деле это, скорее всего, часть цикла.

Одежда Кеноби покрыта засохшей кровью, и Энакину стоило бы поинтересоваться, есть ли какой-то божок в давно забытой религии, который посредством своего божественного вмешательства помогает Оби-Вану избегать дорожных полицейских. Судя по размеру и количеству пятен, Энакин предполагает, что он точно не остановился на одной жертве этой ночью. Ему жаль тех офицеров полиции, которым придется убирать место преступления, но он слишком устал, и у него нет сил на злость. Он разозлится после того, как сможет выспаться.

— Ты всегда куришь после того, как убьешь кого-нибудь? — спрашивает Энакин, медленно спускаясь с крыльца и подходя к Кеноби. Ардва и Трипио теснятся у его ног, но он не обращает на них внимания. Его взгляд прикован к Энакину. В его глазах еще виден голодный блеск, но теперь он даже близко не такой яркий, как был до отъезда. Пока что чудовище накормлено.

— После секса я тоже курю, — отвечает он с нечитаемым выражением лица. — Я хочу знать, как ты выбрался из ванной?

— Наверное, нет, — признается Энакин, запоздало понимая, что он забыл умыться после прошедшей ночи, и торопливо сует руки в карманы.

Кеноби, как всегда внимательный, все равно замечает движение. Он отбрасывает окурок и тянется к его рукам, беря за запястья и вытягивая ладони обратно. Осматривает критическим взглядом, замечая запекшуюся кровь и штукатурную пыль, и вздыхает.

— Пойдем, Эни. Давай-ка помоемся, ага?

Оби-Ван, поразительно спокойный для человека, который только что обнаружил, что пленник, которого он оставил, вырвался из своей камеры, за руку ведет его обратно в дом. Возможно, наказание последует позже; Кеноби, скорее всего, устал так же, как и Энакин, если не больше. Энакин хотя бы поспал пару часов. Они ненадолго останавливаются у двери в спальню, куда Оби-Ван заглядывает и вздыхает снова, увидев разрушения, прежде чем отвести Энакина в их ванную.

Энакину бы стоило рассердиться, когда Кеноби заходит следом, включая воду и настраивая комфортную температуру. Но он не может. Вместо этого он испытывает странное облегчение оттого, что не останется один. Оби-Ван вернулся, и с ним все в порядке; Энакин не останется наедине с дикой природой Набу.

Они раздеваются — из-за усталости обоим не до скромности, — пока комната заполняется паром. Тут немного тесновато для них обоих, но каким-то образом это срабатывает. Первые несколько минут они просто стоят под струями воды, стекающей с них розовыми потоками и уносящей за собой упрямую, въевшуюся грязь. То, что остается на коже, стирается мыльной мочалкой. Энакин не сопротивляется, когда Оби-Ван моет его. В волосах — шампунь и кондиционер, и он бережно распутывает его кудри пальцами. К моменту, когда они выбираются из-под душа, Энакин уже тяжело опирается на Кеноби.

— Знаешь, — мурлычет тот, вытирая его полотенцем, собственное обернув вокруг бедер, — если бы я знал, что ты будешь так по мне скучать, я бы уехал гораздо раньше.