— Ну и о чем же вы говорили весь день? О твоей захватывающей жизни?
— Мы смотрели кино и туповатые детективные сериалы. Я указал на несколько ошибок… Она считает, что из меня бы вышел неплохой детектив.
Это должно было стать колкостью, обвинением, но Оби-Ван встает с дивана и начинает выкидывать обертки так, будто эти слова ничего не значили.
— Как жаль, что в твоем случае это не сработало, — презрительно усмехается он.
Остаток вечера проходит в напряженной тишине.
========== 11. ==========
Напряжение от визита Асоки сохраняется еще несколько дней. Энакин рад, что ее возвращение откладывается из-за снега, плотным одеялом укрывшего все вокруг, потому что он не уверен, что она была бы в безопасности у них при том, как ведет себя Кеноби. Из-за этого же Энакин держит собак подальше от него, чтобы тот не поддался своей странной неудовлетворенности. Он всегда относился к собакам хорошо, и никак иначе, но Энакин сейчас не готов идти на неоправданный риск.
Оби-Ван ходит по хижине, словно хищник в клетке, и это сравнение кажется Энакину метким, как никакое другое. Он бы с радостью обвинил его в том, что он так задумчив, поскольку обдумывает месть Асоке, и об этом Энакин размышляет за его спиной, но вряд ли Оби-Ван настолько глуп. Энакин изучил его мысли, хотя бы косвенно, за последние три года. Он знаком с картиной преступления куда дольше. Дикий, голодный блеск в глазах Кеноби так же знаком ему, как взгляды дюжины других подозреваемых за последние годы. «Необходимость», — вот как это назвал Оби-Ван, кровожадность, чуждая всему остальному населению; хитросплетение травм и личных патологий, которое превратило этого человека в своего рода охотника — хищника высшего порядка.
Переговорщик всегда следовал своему ритуалу. Это не зависело от того, насколько плоха погода или насколько велики риски в том или ином выбранном месте. Каждый год, словно по часам, три человека умирают ужасной смертью и выставляются напоказ, словно отвратительные подношения, в известных местах. И все это заканчивается до Рождества. Пока он не был в состоянии отслеживать наступление определенного дня, находясь в этом заключении, Энакин примерно сопоставил прошедшие недели и пришел к выводу, что праздник уже очень близко.
Имея за плечами только двух из трех жертв и истекающий через пару дней срок, Оби-Ван чувствует давление от незавершенного цикла. Он напряжен, отстранен и неразговорчив. Энакин обнаруживает, что болтает о пустяках, только чтобы избавиться от гнетущей тишины. Он достает Кеноби, пытаясь расшевелить и вытащить из глубин его разума. Иногда это срабатывает — обычно когда его попытки сопровождаются физическим контактом, — но в другое время Оби-Ван только огрызается, грубо посылая его, и скрывается в подвале на несколько часов. Энакин туда никогда не заходил, Кеноби ясно дал понять, что ему нельзя, когда он начал часто спускаться вниз, и у него не было никакого желания нарушать это конкретное правило. Чем бы Оби-Ван ни занимался, чтобы избавиться от своей фрустрации, Энакин определенно ничего не хочет об этом знать.
Но за свою жизнь ему не страшно. На самом деле мысль о том, что Кеноби может причинить вред ему, даже не возникает в его голове. При всей своей жестокости, при всей своей агрессивности, он вымещал злость на Энакине, только когда у него больше не оставалось выбора. Но все равно, когда Кеноби однажды утром громко поднимается по лестнице и входит в спальню, держа в руках несколько бутылок воды и батончиков мюсли, сердце Энакина пропускает удар. Он наблюдал за тем, как тает первый снег, с растущим пониманием, в глубине души зная, что Кеноби что-нибудь предпримет, как только сможет.
— Оби-Ван? — с подозрением спрашивает он, но тот проходит мимо него, оставляя все принесенное на полу в ванной. После он собирает постельные принадлежности, на которых Энакин спал до этого, с пола и уносит их на прежнее место — в ванну. Энакин выбирается из кровати, отходя к двери, когда Оби-Ван выходит из ванной. — Оби-Ван, что ты?..
Кеноби вытягивает руку, подзывая его.
— Иди сюда.
Энакин пятится с каждым шагом, что Оби-Ван делает навстречу.
— Я туда не пойду.
— Эни… — это предупреждение. — Это только на одну ночь. Я вернусь утром, и все будет нормально. Вот увидишь. Мне просто нужно, чтобы ты подошел сюда.
— Нет! Я офицер полиции, Кеноби! Черта с два я позволю тебе просто запереть меня, чтобы ты смог уйти и… и убить кого-нибудь!
Кеноби дотягивается до него, когда он пытается увернуться, ловя его уже за дверью и затаскивая обратно в спальню. Энакин дергается в его руках, стараясь изо всех сил усложнить Оби-Вану задачу и не позволить затащить туда, куда тот хочет. Несколько раз ему почти удается ускользнуть, но Энакин больше привык преследовать, нежели быть преследуемым. Никакие полицейские курсы самозащиты не смогут подготовить к тому, что командовать тобой будет твой серийный-убийца-бывший-сосед-нынешний-сожитель.
— У нас тут не демократия, Энакин, — ворчит Кеноби, когда наконец отпускает его, грубо затолкав в ванную.
Энакин тяжело оседает на плитку, но все-таки поднимается на ноги и старается успеть к двери до того, как Оби-Ван ее закроет. Он не успевает — она захлопывается, как только он касается ее, и Энакин понимает, что Кеноби подсунул под ручку стул, когда та упрямо отказывается открываться. Черт его возьми.
— Оби-Ван! Ты не обязан этого делать! — кричит Энакин через дверь, потому что другого выбора у него нет. — Оби-Ван, пожалуйста!
— Нет, обязан, Энакин, — слышит от в ответ. — Ты знаешь, что обязан.
— Но ты не должен! У тебя есть я, я здесь. Я никуда не уйду. Ты сказал мне, что после встречи со мной ты начал убивать, чтобы уберечь меня. Но теперь мне ничто не угрожает! Здесь меня никто не достанет. Ты убедился в этом.
Повисает зловещая пауза, а потом Оби-Ван рычит:
— Да. И я продолжу это делать.
— Нет! Оби-Ван! — Энакин долбит в дверь, отчаянно крича ему пожалуйстаостановисьнеделайэтогопожалуйста, но не получает никакого ответа. Он слышит, как Кеноби покидает комнату, слышит его шаги на лестницу, и все его просьбы улетают в пустоту.
Невозможно понять, сколько времени Энакин кричал до хрипоты, потому что в комнате нет окон, но в конце концов он обрушивается на дверь, чувствуя в горле такую боль, будто он ел стекло. Колени подводят его, и он соскальзывает на пол, подтягивая ноги к груди и обвивая их руками, пока глаза жгут слезы.
Что он за человек, если позволил этому случиться? Почему он не понял, что Кеноби из себя представляет? Они столько лет были соседями; он провел бессчетное количество ночей в его доме вместе с ним. Неужели он действительно был настолько ужасным копом, что так долго не замечал, что человек, которого он преследовал, жил у него под носом, а он даже не подозревал? А теперь, когда он знает об этом, когда Кеноби выкрал его, чтобы тот жил в его собственном уголочке вселенной, какой от него толк? Он никак не может связаться с людьми снаружи, чтобы помочь им. Какая от него польза, если он даже не может удержать Оби-Вана от убийства очередной жертвы?
Впервые с момента, когда началось это мучение, Энакин сворачивается в клубок и позволяет себе плакать по всему, что он потерял.
***
В какой-то момент его ошарашивает довольно ужасающая мысль: а что, если Оби-Ван не вернется? Что, если его убьют, ранят или арестуют?
Мысль о том, что Кеноби наконец будет вынужден оставить его в покое, должна быть приятна. При других обстоятельствах, Энакин уверен, это стало бы облегчением. Но в нынешнем положении все иначе: он заперт в ванной, еды и воды хватит на день, и он знает, что при аресте Оби-Ван не выдаст его местонахождения. Он воспринимает Энакина как что-то, что принадлежит ему, и он не позволит кому-то его забрать.
Проблема с едой станет острой очень скоро, тогда как бутылки он может заново наполнять водой из-под крана. Конечно, понадобится время, чтобы он умер от голода, но стоит подумать о собаках. Энакин слышит, как они скулят в спальне. Что случится с ними, если Оби-Ване не вернется? Неизвестно, сколько времени понадобится Асоке, чтобы прийти снова или, если она решит подняться наверх, чтобы найти Энакина, а собаки могут умереть от голода и обезвоживания гораздо раньше. Неизвестно, как много еды и воды им оставил Кеноби.
