Дыхание вырывается облачками пара перед лицом, когда он вынужден сбавить шаг, и каждый вздох отзывается болью от холодного ночного воздуха. Ну, хотя бы он, кажется, оставил Оби-Вана где-то позади, потому что звук шагов преследователя сменился тишиной. Теперь он слышит только свое дыхание и обычные ночные звуки — завывающий в голых ветвях ветер и крики лесных обитателей. Он чувствует сочащееся тепло из подошв, и ему не нужен свет, чтобы знать, что это его кровь.
Мурашки бегут по коже, пока он пробирается вперед, ночной холод наконец пробирает его до костей, когда замедляется стук сердца. Начиная побег, он рассчитывал на тепло машины, которое защитило бы его от холода. Его обычная домашняя одежда — пижамные штаны и футболка — даже близко не подходят для таких походов. Когда поднимается ветер, вгрызаясь в его обнаженную кожу, у Энакина не остается выбора, кроме как найти укрытие. Замерзнуть до смерти или умереть на руках у Кеноби — одинаково приятно, он бы предпочел избежать того и другого. К счастью, широкие скалистые образования выступают из земли не так уж далеко, и он может укрыться там, пока ветер не утихнет.
Энакин откровенно дрожит, когда добирается до своего убежища. Как и предполагалось, горы немного защищают от сурового зимнего ветра. Не стоять больше на ногах — огромное облегчение, и он сворачивается в тени камней, стараясь занять как можно меньше места. Если у него получится продержаться до утра, то он сможет идти снова, когда станет теплее. Где-то рядом должна быть цивилизация, и Энакин знает, что если он сможет найти хоть какой-нибудь ручеек, то шансов обнаружить людей будет в разы больше. Но труднее всего будет по ночам. Если бы у него было больше энергии, он бы вспомнил все, чему научился, работая в полиции, где проводились тренировки по выживанию в дикой природе, и построил бы себе импровизированное убежище. Но он устал, так что он лишь обнимает себя сильнее и прижимается к камню, мечтая, чтобы утро наступило поскорее.
***
— Энакин? Энакин, это ты?
Нужно подозрительно много времени, чтобы заставить себя открыть глаза, но наконец Энакину это удается. В голове неприятно туманно, но он слышит звук быстро приближающихся шагов и глядит на источник шума.
Достаточно унизительно испытывать от этого облегчение, но он видит бегущего Кеноби и плетущегося позади него Трипио. Утро еще не наступило, но уже начинают появляться первые лучики рассвета. Оби-Ван одет в плотную зимнюю куртку, значит, он возвращался в дом, чтобы переодеться во что-то более подходящее, до того, как снова отправиться на поиски Энакина. Судя по легкой заторможенности его движений, он провел в лесу всю ночь, идя по следу, оставленному Энакином. Он полагает, что так и было — Оби-Ван ведь обещал найти его, куда бы он ни сбежал. Конечно, это было угрозой, но обещание он выполнил.
Трипио добирается до него первым, несясь впереди Оби-Вана и забираясь на Энакина, скуля от беспокойства и облизывая каждый видимый кусочек кожи. Энакин заставляет замерзшие конечности двигаться, обнимая собаку и путаясь пальцами в теплой шерсти. Жар Трипио — божественный дар после ночи, проведенной в попытках не замерзнуть насмерть, и он принимает его с жадностью, пока Трипио не выскальзывает из его рук навстречу Оби-Вану.
Опустившись на колени, Оби-Ван тут же обнимает Энакина, прижимая к своей груди и целуя его лицо везде, куда может дотянуться, не слишком наклоняясь. При других обстоятельствах Энакин был бы сильно против таких прикосновений. Но он какое-то время не чувствовал свои конечности, и его бог теперь — тепло Кеноби.
— О звезды, Энакин, ты заставил меня поволноваться, — ворчит Оби-Ван, рукой в перчатке поглаживая Энакина по голове. — Не пойти меня неправильно, я очень зол на тебя, но одна только мысль, что ты мог здесь умереть потому, что я вовремя тебя не нашел…
Оби-Ван рвано выдыхает и, стянув куртку, помогает Энакину просунуть не слушающиеся руки в правильные рукава. Оставшееся тепло тела Кеноби помогает согреть его побледневшую кожу и медленно приводит в сознание. Затекшие суставы не поддаются, когда Оби-Ван ставит его на ноги, но он нашептывает какие-то обещания тепла, мягкой кровати и настоящего отдыха, и этого оказывается достаточно, чтобы заставить Энакина двигаться.
Ему приходится опереться на Оби-Вана во время пути, но в конце концов они добираются до хижины. Утро уже окончательно наступило к моменту, когда они ступают за порог дома, оба готовые тут же рухнуть в постель и сбросить с себя напряжение вчерашнего вечера. Поднимаясь по лестнице, Энакин ждет, что его отведут обратно в его гнездышко в ванне, и вполне логично недоумевает, когда Оби-Ван вместо этого подводит его к широкой кровати. Трипио радостно запрыгивает на одеяло, присоединяясь к уже лежащему там Ардва.
— Н-нет… — скулит Энакин, пытаясь вырваться из хватки Кеноби, которая от его протестов становится только сильнее.
— Тише, Энакин, — говорит Оби-Ван, и даже несмотря на то, что его голос звучит спокойно, Энакин слышит предупреждение. — Ты, скорее всего, будешь страдать от гипотермии. Я не оставлю тебя одного сейчас, — он почти бесцеремонно бросает Энакина на матрац и быстро забирается следом, когда Энакин пытается сползти с другой стороны. — Брось, Энакин, — урчит он, притягивая Энакина к себе под одеялом и грязной одеждой, — ты ведь знаешь, что тебе будет лучше после хорошего сна.
Энакин рычит, ворочаясь в руках Кеноби, когда тот пытается притянуть его к своей груди.
— Я могу отдохнуть в ванне.
У него не так много пространства для маневра, и Кеноби наконец удается обнять Энакина.
— Хм, возможно, и так, но я гораздо теплее, чем твоя ванна.
Ощущая руку Оби-Вана на талии, их переплетенные ноги, отрывистые выдохи в затылок, Энакин с ужасом осознает, что он прямо там, где и начал. Столько усилий — и он позволил Кеноби буквально привести себя обратно в свою тюрьму. Он даже не боролся. Отчаянный всхлип застревает в горле; он действительно крепко здесь застрял, да?
— Тише, Дорогуша, — шепчет Оби-Ван, поглаживая Энакина по боку. — Что случилось?
— Почему машина не завелась? — выдыхает Энакин, потому что неожиданно должен это узнать.
— В баке нет горючего, — признается Кеноби. Полная канистра стоит в подвале — на случай, если мне понадобится заправить машину и уехать в город. Я не хотел рисковать тем, что ты можешь попытаться сделать то, что сделал прошлым вечером.
Подвал. Вот почему он закрывает чертову дверь в подвал. Господи, Энакин чувствует себя таким идиотом. Слезы не останавливаются, и Оби-Ван шепчет что-то нежное ему в спину, продолжая ласково поглаживать до тех пор, пока — каким-то чудом — Энакин не засыпает.
========== 10. ==========
Энакин просыпается медленно, отказываясь окончательно приходить в себя из-за теплоты одеял и тягучего вечернего света, падающего на его лицо. Он не может толком вспомнить, когда в последний раз ему было так хорошо. Он лежит, растянувшись на мягком матрасе. На боку ощущается приятная тяжесть, будто кто-то сидит на нем, придавливая к простыням. Зарываясь лицом в подушки, Энакин понимает, что не может жаловаться. Он смутно понимает, что что-то не так во всей этой ситуации, призрачный шепот слышится на задворках сознания, но беспокойство отходит на второй план, уступая место комфорту, от которого ему не хочется никуда уходить в ближайшее время.
Руки скользят под его футболкой, добираясь до плеч и следуя обратно. Внезапное ощущение холодного воздуха на коже вызывает у него дрожь, но вскоре теплые руки возвращаются, плавно спускаясь по цепочке позвонков с шеи. Пальцы касаются его боков, исследуют выступы ребер, проходятся по его шрамам, будто пытаясь запомнить расположение каждого. Тихий стон срывается с губ Энакина, когда большие пальцы касаются затекших мышц плеч, и в ответ он получает порывистый выдох от партнера в кровати.
Откровенно говоря, Энакин не может явно вспомнить, с кем он оказался в кровати прошлой ночью, но, видимо, все было просто чертовски прекрасно, судя по усталости тела. Кем бы он ни был, он хорошо управляется со своими руками, продолжая разминать его спину, убирая напряжение и заставляя Энакина витать где-то между наслаждением и болью.
