Энакин беззвучно рычит. Он хочет ударить Оби-Вана, чтобы тот не трогал его чертову собаку, но вообще-то Ардва не его пес. Они буквально украли его у тех придурков несколько часов назад, и Энакин провел большую часть этого времени, находясь без сознания из-за наркотиков. Кроме того, именно Кеноби вымыл Ардва; так что у него было ровно столько же прав на него, сколько и у Энакина.
Оби-Ван убирает руку от Ардва и тянется к приборной панели за стаканом навынос с нарисованной на нем эмблемой популярной сети фастфуда. Легкий запах кофе чувствуется в воздухе. Энакин готов поспорить, что этого не было в машине до того, как они уехали, и что кофе все еще теплый, если Оби-Ван решил его пить.
— Ты заехал в автокафе со связанным человеком на заднем сиденье? — спрашивает он ошарашенно.
— Окна затонированы, — отвечает Оби-Ван так, будто это очевидно. — И ты был без сознания. Мне нужен был кофе. К тому же это не впервые.
Зарываясь поглубже в одеяла, которыми Кеноби укрыл его, Энакин ворчит:
— Ненавижу тебя.
— Это только пока, — угрожающе отвечает Кеноби. — Только пока.
***
Над деревьями едва занимается рассвет, когда машина по гравийной дорожке подъезжает к домику, видимо, принадлежащему Кеноби. Он низко, гулко выдыхает от облегчения, явно держась на последней энергии, оставшейся после целой ночи за рулем и в непосредственной близости к стрессовым факторам, вызвавшим все это мероприятие. Энакин чувствует усталость, потому что он отказался снова поспать после разговора с Оби-Ваном. Они снова останавливались, чтобы заправиться и купить еще кофе, в деревушке, о которой, как Энакин предполагает, Оби-Ван и говорил. Он не суетился, когда Кеноби припарковался и вышел из машины, пообещав наказать его, если он попытается привлечь — или привлечет — чье-либо внимание. Не то чтобы это вообще было возможно в такой ранний час.
Собака, готовая размять лапы, скулит от радости, когда Оби-Ван останавливает машину.
— Мы на месте, — без особой надобности объявляет он.
— Да что ты, — отвечает Энакин.
Кеноби ничего не говорит, но хватка его рук на руле усиливается, прежде чем он выбирается из машины, и Энакин задумывается, насколько это умно — доставать его, когда он уже и так на взводе. Это определенно верный способ спровоцировать его на новое убийство, учитывая, насколько Кеноби устал, поэтому Энакин решает, что не будет прекращать. Это будет куда лучше, чем провести ближайшее будущее запертым с ним в этом чертовом доме, пытаясь найти способ сбежать. Оби-Ван никогда не был замечен в насилии над животными — если делать вывод из того, что он знает о нем на данный момент; и он определенно никогда не проявлял враждебности по отношению к Трипио в прошлом. Так что, когда он убьет Энакина, хотя бы о собаках он позаботится хорошо.
Оставив Ардва в машине, скорее всего, не желая, чтобы тот беспокоил сломанную лапу, Кеноби открывает дверь в ногах Энакина и выпускает Трипио на улицу. Оби-Ван не может добраться до оков Энакина без некоторых маневров, и в конце концов он почти сидит на Энакине, разрезая ткань галстука своим карманным ножом, все еще покрытым засохшей кровью тех мужчин из переулка. У него, видимо, не было времени вымыть нож до того, как они уехали. Энакин держится болезненно спокойно, выжидая, пока галстук не спадет достаточно для того, чтобы высвободить руки.
И в этот же момент он подтягивается, ударяя Кеноби коленями в живот и выбивая воздух из его легких. От толчка тот, задыхаясь, сползает с Энакина куда-то между сиденьями, давая ему возможность двигаться. Он рывком открывает дверь со стороны головы, выбираясь наружу из-под кучи одеял, в которые его завернул Оби-Ван, и падая прямо на землю. Ему едва удается встать на ноги, когда Кеноби стремительно нападает на него, притягивая к себе.
Теперь, когда на него не действуют седативные препараты, Энакин может немного побороться с ним — совсем не как в квартире; у него даже получается нанести неплохой удар, который, без сомнений, через пару часов расцветет прекрасным фингалом. Энакин этим гордится, даже при том, что Кеноби, определенно имея навыки подавления чужой воли, вдавливает его в закрытую пассажирскую дверь, удерживая между холодным стеклом и своим горячим телом, заломив руку за спину под неудобным углом. Он слышит, как скулит Трипио, напуганный происходящим, а из машины лает Ардва.
— Хватит, Скайуокер, — рычит Оби-Ван и тянет Энакина за руку достаточно сильно, чтобы тому стало больно, пока он не прекращает возню. — Город находится в часе езды вниз по горе; ближайшие соседи — в двух милях прогулки пешком в неизвестном направлении по неизвестной местности и в зимний холод. Тебе здесь негде спрятаться, где бы я тебя ни обнаружил; здесь нет никого, кого я бы не убил, чтобы удержать тебя. Ты понимаешь?
Энакин вздыхает, его тело сковывает заново подступившая паника. Ему ведь действительно некуда идти. Даже если бы он сбежал от Кеноби сейчас, он не готов идти через горы на холодном ветру. Он чувствует, как кожу пощипывает утренний мороз, в свете восходящего солнца видит, как дыхание вырывается клубами пара.
— Если ты не хочешь, чтобы я сбежал, тебе придется меня убить, — шипит он.
— Ох, Энакин, — мурчит Оби-Ван, — этого ты хочешь? Я не собираюсь тебя убивать. Если бы все дело было в твоей смерти, я бы просто позволил тебе сбежать. Холод убил бы тебя раньше, чем ты смог бы хотя бы наполовину спуститься с горы.
Раннее детство Энакина прошло в Татуине; в Корусант они переехали за несколько лет до смерти матери. Он никогда не был приспособлен к холодам — особенно таким. Он пару раз упоминал об этом в разговорах с Оби-Ваном раньше. И удивился бы тому, что тот запомнил, если бы не недавно вскрывшаяся одержимость.
Оби-Ван отступает, но не выпускает здоровую руку Энакина из своей хватки. Другая теперь бесполезно болтается, пульсируя от боли, потому что действие лекарств уже закончилось, оставив его в невыгодном положении для еще одной попытки устроить потасовку не на словах. Не то чтобы в ней вообще есть смысл. Кеноби прав: если бы все дело было в его смерти, он бы не вмешался в его проблемы и позволил всему идти своим чередом. Даже при том, что он уже зол, Энакин не сможет взвинтить его настолько, чтобы просто закончить все здесь и сейчас.
Достаточно напуганный мрачной перспективой, Энакин позволяет Оби-Вану отодвинуть себя от пассажирской дверцы. Тот достает из машины извивающегося Ардва, прижимая его к себе рукой, и свистом подзывает Трипио, убежавшего по своим делам. Энакин жалеет, что у Оби-Вана было достаточно времени, чтобы заслужить благосклонность его питомца, который подбегает тут же, высунув язык и радостно виляя хвостом.
Ну хоть кто-то счастлив оттого, сколько свежего воздуха ожидает впереди.
Оби-Ван отпускает Энакина, чтобы открыть входную дверь, когда все в сборе, а потом Энакин обнаруживает себя втянутым в дом. Внутри тоже холодно. Очевидно, что никто не приезжает достаточно часто, чтобы стоило поддерживать тепло постоянно, если верить Оби-Вану, уверенному в том, что вряд ли кто-нибудь сможет их отследить.
— Наверху есть спальня — первая дверь налево, — шумно выдыхает Оби-Ван, снова отпуская Энакина. — Можешь устраиваться, пока я включаю отопление.
— Вау, спасибо. Такая щедрость, — ворчит Энакин и направляется к лестнице, которая виднеется прямо за входом. Оби-Ван наблюдает за ним, чтобы удостовериться, что он добрался до нее, прежде чем скрыться за ведущей в подвал дверью рядом с залом.
Наверху на самом деле четыре двери. Энакин не сразу входит в ту комнату, куда его отправили, он сначала исследует этаж, пока он в одиночестве. Две комнаты , скорее всего, спальни: в одной стоят двухъярусные кровати, в другой — одна двуспальная. Они сейчас не заправлены, просто голый каркас и пыль, но Энакин замечает места, где краска на стенах высветлена неравномерно: там когда висели плакаты и фотографии. Все окна плотно закрыты. За третьей дверью оказывается ванная — такая же неиспользуемая, как и спальни. Ванну от остальной комнаты не отделяет даже шторка.
