– Ты многого не знаешь и не понимаешь. Да и что для тебя тысяча коку…

Уклоняясь от ответственности, отец подставлялся под новые нападки.

– Среди них я познала все вообразимые обличия боли и попутно причиняла её другим. Я не решилась покончить с собой и вверила судьбу случаю. А смерть так и не пришла. Вместо этого я убила двадцать человек. Среди них были мои близкие!..

Если бы я низвела их до одного, отец бы уловил тайный посыл.

– … Но все для чего? Занять не нужную мне нишу. Жизнь не имеет смысла!

От злости я стиснула зубы.

– Прошу тебя, Мидори, не отчаивайся. Я рад тому, что ты жива. Порадуйся и ты!

Серые и грязные, как осенний лёд, глаза отца были полны печали. Даймё попытался меня успокоить. Тщетно.

– Не трогай меня! – Ладонь вырвалась из его пальцев.

– Я не мог иначе. Ты узнаешь правду однажды и поймёшь меня.

Урагами Хидео не предполагал, что тайное станет явным уже сегодня. Я тоже.

Мне вспомнилась самая старая обида:

– И ведь мы никогда не виделись с матерью. Ты не говорил ни её имени, ни кем она была. Я будто появилась из ниоткуда!

– Лучше, если это останется тайной. Навсегда! – предупреждал даймё. – Это может ранить тебя…

Хозяин замка помрачнел в лице и голосе. Был еле слышен скрип его зубов.

– … Но я поведаю тебе о ней, хотя правила претят подобному. Просто попроси.

– О, сейчас самое время! Нет, правда! – съязвила я. – Нельзя так поступать со своими детьми!

– Ее звали Кин. Она была одной из ойра́н. – Урагами Хидео выдохнул.

Я была готова ко всему. Думала, что меня родила служанка, гейша или исполнительница кабуки. Кто-то, на кого обычно падает взгляд господ. Но ойран!..

Почувствовалось отвращение к собственной крови. Я пожалела, что спросила.

– Женщина из юка́ку?..

– Именно, – кивнул даймё, одарив меня тяжёлым взглядом. – Там мы и познакомились. Я был её частым посетителем. А потом – единственным.

– Она продавала себя, – Голова сама клонилась к груди. Было так… понуро.

– Её ремесло – доставлять удовольствие мужчинам, как твое – служить стране из тьмы. Но Кин не была обыкновенной ю́дзё.

Вспоминая возлюбленную, он посмотрел вдаль и нежно улыбнулся.

– Я… я не могу в это поверить! Какой позор! – осуждала я.

Щеки загорелись от неведомого стыда. Так по-детски, если честно.

Укор никак не отразился на отце. Он продолжил:

– Никогда не видел особы лучше. Которая одевалась бы также величественно. У неё определённо имелся вкус. В каждом движении читался какой-то посыл. Она плясала для меня, как если бы посмотреть пришли Боги. Ах, а как она играла на ко́то, как чувственно читала хо́кку… ты бы это слышала!

И вновь лица его коснулся свет воспоминаний.

– Ты влюбился в неё?

– Именно. Я любил Кин по-настоящему. Так, как немногие себе могут позволить. Её достоинства затмевали постыдный род занятий. Она не была Урагами, но всё равно дорога мне. Дороже жены уж точно. Ты понимаешь, к чему я?

– Может, и так, – темнила я нарочно, понемногу успокаиваясь.

Супружеская измена презренна. Это недостойно мужчины. Тем более – одного из влиятельнейших даймё. Но если дело касается любви, безоговорочно чистой, вопреки – тут грешна и я.

Не знаю, плакать мне или смеяться, но одинаковое преступление сближало нас. А так – мы были друг другу чужими. Разные лица. Взгляды на жизнь. Положение. Его синие волосы и мои зеленые. Серость его глаз и цвет мятного листа в моих.

Краски и черты родителей слились воедино. Получилась я. Обособленная от обоих.

– Наша жизнь длительна и оттого мучительна. Мы так редко находим любовь. Поэтому ищем утешение в смерти.

Своим умозаключением отец вверг нас в очередной немой перерыв. Я всё ещё горевала по Наоки. У меня недоставало смелости отпустить его.

– Жива ли мать сейчас? Где она?

– Кто знает. Жизнь ойран не менее терниста, чем у простой юдзё. Подобно бликам на поверхности лужи, они мерцают. И исчезают, достаточно за облаками скрыться солнцу. Возможно, она так и не покинула юкаку. А может, стала чьей-то полноправной женой. Либо умерла вовсе.

Стоять на одном месте стало невмоготу. Я прошлась взад-вперед, внимательно слушая и глядя себе под ноги.

– Многое может измениться со временем. Ты – явное тому подтверждение. Но с тех пор, как ты родилась, я не встречал Кин. Это негласные правила мироздания. Плата за то, что у меня есть ты, а она продолжила вести привычную, спокойную жизнь. Ей возбранялось быть при дворе.

– Во-о-от оно что, – задумчиво протянула я и взглянула на отца куда проще.

– Почему ты спрашиваешь, Мидори? – осторожно полюбопытствовал он. – Намереваешься отыскать её?

– Нет уж, спасибо. Могу, но не хочу. Мне достаточно услышанного.

Вот мой ответ – холодный и тёмный, как синий ветер.

Разговор был преисполнен шероховатостей, но дал плоды. Мне стало легче.

Одаривать любезностями Урагами Хидео я не спешила. Моё мнение о нём изменилось мало. Всё равно пришлось покинуть Фурано.

Тут мне было не место. Казалось бы…

– Да будет так, – Отец кивнул. – Только не терзай сердце обидами. Нужно понимать и помнить, что все мы – заложники обстоятельств.

– Твоя правда, – Я заговорщически спрятала ладони в рукавах юкаты и незлобиво ему улыбнулась. – Но ничего не обещаю…

День плавно подводил весь город к ужину. Нашу беседу нужно было прервать. Прекратилась она неожиданно:

– Прошу прощения, Хидео-сама… – заявил о себе крепостной стражник, поднявшийся к нам впопыхах и бросившийся кланяться.

– Стряслось чего? – сдержанно спросил даймё.

– У нас гость, – переведя дух, объявил тот. – Какой-то бродячий монах.

– Он просит ночлега? – предположил отец. Он взглянул на меня и рассмеялся. – Соскучился по роскоши небось. И не поленился же подняться…

– Это не всё, мой господин. В первую очередь он хотел бы поговорить с Вами наедине. Якобы важное сообщение.

– Ну, наедине уж точно не получится. А так… я его выслушаю, – Правитель Фурано напрягся. – Ты можешь идти. Скажи, пусть ждет в тяси́цу. Я сейчас спущусь.

– Благодарю, Хидео-сама, – Стражник одарил даймё поклоном и скрылся также внезапно, как и появился.

– Скоро накроют стол. Займи себя чем-нибудь в это время. Еще увидимся и возобновим беседу, если пожелаешь.

– Конечно. – Я поклонилась. Он ответил мне подобающе и удалился.

Известие пробудило во мне любопытство. Я должна была подслушать и по возможности подчерпнуть полезные сведения. Как-никак, воля сёгуна…

Я, Хидео

Я вошёл в чайный домик. Незваный гость сидел на полу. Выглядел он тревожно.

Бродячий монах собирался поклониться и познакомиться, как вдруг осёкся. Радужки его поблекли при виде моего телохранителя.

Сон Кю Ра́н с вызовом оглядел паломника, оценивая, опасен ли тот. По надменному вздоху я понял, что нет. Придерживая вакидзаси за спиной, телохранитель прошёл за священнослужителя. Он топнул ногой, чем обозначил последний шаг.

Монаха напрягло изрядно присутствие и поведение Сон Кю Рана. Он вздрогнул.

– Достопочтенный гость! – Я присел напротив него. – Прошу простить за неудобства. Тясицу – единственное место в замке, где мы можем поговорить с глазу на глаз. Не обращайте внимание на моего защитника. Участвовать в беседе он не станет.

– Х-хорошо – прохрипел странник.

Я поклонился преподобному.

– Разрешите представиться: Урагами Хидео, даймё Фурано.

Паломник последовал моему примеру. Однако называться не торопился. Покрасневшие глаза бесцельно носились по полу.

– Но́бу.

– Рад встрече. Для меня честь принять Вас.

Он нравился мне всё меньше. Создавалось впечатление, что монах… ненастоящий. В замке гостило немало таких, как он. Каждый из них вёл себя умиротворённо и уверенно. От них так и веяло духовностью, чем не мог похвастаться этот паломник.